(не)верная (СИ) - Дилин Рин

Я с трудом разлепила пересохшие губы и хрипло произнесла:

- Что ты хочешь от меня услышать?..

«Та-ак, Лариска, только не вздумай сейчас перед ним разреветься! Умей принимать удары судьбы с гордо поднятой головой!» - зашипел на меня чертёнок, но было уже поздно: слёзный комок уже подступил к горлу, и мокрая пелена заплескалась в глазах.

На мгновение сквозь неё мне показалось, что Юра дрогнул. Чуть подался телом вперёд, словно собираясь меня сгрести в охапку. Будто опять вернулся он прежний – тёплый и родной. И сейчас он скажет, что это всё было неудачной шуткой, его маленькая месть за кабэ-дон. Но секунда сменялась секундой, и ничего не происходило.

Шмыгнув носом, я попыталась внутри соскрести в кучку остатки гордости, вздёрнула подбородок и швырнула ему в лицо:

- Я вас поняла, Юрий Николаевич. Между нами ничего нет и больше не будет, - мне казалось, что голос удалось сделать достаточно твёрдым. Но треклятая влага прочертила-таки предательскую дорожку по щеке от глаза. Чтоб тебя, Лара… держись…

Он прерывисто шумно вздохнул, сделал было шаг ко мне, но тут же отступил и засунул руки в карманы. Посмотрел в сторону, зло бросил мне:

- Прости, - и двинулся прочь, к водительскому месту, обходя свою машину.

Просто сел в неё и уехал. А я стояла, смотрела ему вслед и чувствовала, как проклятая влага уже потоком льётся из глаз по щекам, и сдержать её уже не было сил.

- Я так и знала, дрянь, что Седов из-за тебя уволился! – прошипел у меня за спиной голос Ленки.

Вытерев рукавами блузки мокрые щёки, я повернулась. Злость и обида бушевали во мне, и я не стала их сдерживать, обрушила всё махом на неё:

- На хрен иди, сука бешеная! – рыкнула и показала ей средний палец руки. Пока она от неожиданности пялилась на меня, обогнула, нарочно задев плечом, и направилась к остановке.

О том, что эта злобная шавка не спустит мне подобного, я в тот момент не думала: мой мир шёл трещинами и рушился, разбиваясь вдребезги. Никогда бы не подумала, что можно от душевных мук испытывать физическую боль: меня словно бы выкручивало изнутри, рвало жилы и ломало кости.

Но это собака Павлова укусила и забыла. А Павлов вырос и не забыл: ответочка от Леночки прилетела мне через пару недель.

Седов Юрий Николаевич

Я рвал себя. Каждым словом, точно тупым лезвием, вспарывал и выдирал из себя кусками душу. Кусок за куском.

А я ведь признался ей… Не удержался, перевёл через онлайн-переводчик на японский и выдал Ларе в надежде, что она поймёт:

- Я очень сильно люблю тебя. Но чтобы защитить, мне придётся уйти… - и до вспотевших ладоней ждал её реакции. Она не поняла.

Наверное, и к лучшему: в какой-то момент мне захотелось дать слабину, взять и всё отменить. Сжать её в объятьях и не отпускать. Сделать вид, что не было слов Виктора, что никакая опасность на самом деле ей не грозит. Поверить, что в случае чего я сумею её защитить...

Как я буду жить без неё? Кем я стану? Опять превращусь в ходячий кусок покойника? Как же больно… И хочется дышать ею: такая тёплая, искрящаяся, моя…

Нет, не моя: я рассмотрел на её руке кольцо. Обручалка вновь поблёскивала на своём месте. Хотя я помню, как она кинула ею в этого. И я схватился за эту соломинку, не позволил себе отступить от решения: мне нет в её жизни места, у неё есть другой. У неё там семья… Она не останется без меня одна.

Пришёл и молча швырнул Бориске заявление на увольнение. Он что-то орал про отработку, но я показал ему неприличный жест рукой и ушёл, не оборачиваясь.

Не удержался и проследил за Ларой в обеденный перерыв. Она кого-то явно ждала в парке, и боль вновь скрутила нутро: она не моя, не моя…

Вернулся в офис, подложил записку и стал ждать её у машины. Хотел подготовиться, подобрать слова, но когда она пришла, это всё равно стало для меня неожиданностью.

Слова способны ранить. И я с размаху всаживал их в себя, пытаясь вырвать Лару из своего сердца. Полосовал себя, её и ненавидел судьбу за это: за что она со мной так? Неужели ей мало всего, что уже было?

Не помню, как добрался домой. Казалось, виски сможет унять эту боль, ломающую изнутри рёбра и хребет. Или хотя бы притупит. Но чем больше я в себя вливал, тем невыносимее казалась мне жизнь. Лишь короткие мгновения сна становились передышкой, а затем всё начиналось вновь.

В этот раз я очнулся на кухне за столом и поискал плывущим взглядом стакан. Мне под руку попадали пустые бутылки этого адова пойла. Они падали и с противным дребезжащим звуком скатывались на пол. Где, в свою очередь, рушили гору такой же пустой стеклотары.

Воняло просто невыносимо. Как будто кто-то сдох и уже разлагался вовсю. Или это от меня смердит падалью? Смешно… я – труп и пахну соответствующе. Плевать. Мне срочно нужно что-то выпить, пока эта боль внутри ещё отупевшая и не вонзает в меня свои когти, не вгрызается в нутро, не становится невыносимой…

- Седов… - прозвучал рядом голос Сони, и я поднял плывущий взгляд, пытаясь сфокусироваться.

Она сидела рядом и с молчаливым укором смотрела на меня. Невидимый ошейник вновь сдавил моё горло, душа и вынуждая встать перед Соней на колени. Боль очнулась, и вновь огнём обуяла всё моё нутро: Лара…

- Прости меня, Соня!.. Ну, прости ты меня! – прохрипел ей, вновь мысленно раздирая себе грудь и вырывая всё, что чувствовал к Ларе. – Мне никогда не искупить перед тобой своей вины, я знаю… Но прошу: прости, прости ты меня!..

С ошмётками сердца, лёгких я пытался избавиться от образа Лары в своей памяти. От её лица, тепла её губ и звука голоса… И солёная влага, точно кровь от этих ран, текла по моим щекам, и я не мог её остановить.

- Прости ты меня…

По лицу Сони на мгновение мелькнуло еле уловимое выражение. Почти злорадное… но нет, не оно. Гораздо глубже, злее.

Мелькнуло и спряталось, сверкнув напоследок в её глазах.

Я окаменел, силясь осознать увиденное. И в тот же момент невидимый ошейник на моей шее лопнул, возвращая возможность дышать, жить… любить.

Прерывисто вздохнув, я достал из кармана телефон и набрал по памяти номер:

- Виктор? Я согласен.

- Жди, скоро приеду, - ответили мне в трубке.

Теперь пришла очередь Сони застыть. Но мне было уже всё равно: у меня в запасе было всего несколько минут. И их я хотел провести с Ларой.

Объяснить. Попрощаться. Да хотя бы просто увидеть её.

* * *

Лариса

Дни потекли мимо сплошным серым потоком. Эмоции грызли и терзали меня, точно обезумевший зверь. Я пыталась отгородиться от них, вгоняя свою жизнь в унылое беличье колесо: дом-работа, работа-дом. Но боль не отступала ни на секунду, пролезала всё глубже, расходясь по душе трещинами.

Я уговаривала себя: это ведь просто гормоны! Несколько желёз в теле взбесились, вышли из-под контроля и накачивают организм химией. Всё рассосётся через месяц-другой и станет как прежде. Ничего сакрального здесь нет… Но, о Господи, как больно! Разве сложно было добавить к человеческой модели кнопочку «Выключить любовь»? Мужик ушёл, и всё «волшебство» пусть катится вместе с ним. Примите, пожалуйста, претензию к производителю!

Немного радовало то, что после ухода Седова и Леночку перевели. В другой отдел. Начальницей, конечно же. Черти в нашем омуте тут же успокоились. А я сконцентрировалась на самой себе. Непозволительно расслабилась и перестала «бдить».

По вечерам дома я старалась прибиться поближе к Стёпке с Дашей: не могла оставаться одна. Молодёжь меня не гнала, понимала, что лучше так, чем потоки слёз в салфетку по углам.

Как-то само собой появилась традиция совместного просмотра фильмов. Обычно я сидела в кресле, а дети устраивались на Стёпкиной кровати: обнимались и целовались украдкой, когда думали, что я ничего не вижу. Но я и фильмы-то не особо смотрела, всё крутила в голове, крутила: а что, если бы… И целый поток этих нескончаемых «если».

С одной стороны, мне бы проявить понимание, оставить юных Ромео и Джульетту наедине, но во мне проснулась какая-то мерзкая Баба Яга, которая была против всеобщего счастья и хэппи-энда: все умрут, без вариантов.