Барбара Вуд - За пеленой надежды
Ее существо наполнило странное ощущение, будто она подошла к концу длинного пути.
Наконец она пожелала всем спокойной ночи и пошла к своей палатке. Сидя среди коробок с лекарствами и перевязочным материалом, она при свете лампы расчесала волосы. Услышав приближающиеся шаги, Сондра подумала, что это преподобный Торн направляется к своей койке под деревом. Но раздался голос Дерри:
— Сондра, вы не спите?
Он уселся на один из ящиков и скрестил руки на груди.
— Я еще должным образом не поблагодарил вас за то, что вы сделали для Оуко.
— Не я, а все.
— Да, но вы подсказали, как спасти его жизнь. И другие жизни. Недоедание — самая большая проблема, с которой сталкивается миссия. Внутривенное питание дает нам больше возможностей спасти жизни пациентов. — Он глядел на нее некоторое время, затем тихо сказал: — Я недооценил вас, Сондра. Прошу прощения. Я не проявил особой доброты к вам, когда вы приехали.
Сондра уставилась на него, не в силах оторваться от завораживающих синих глаз, казавшихся темнее при свете лампы.
— Что вы собираетесь делать, когда отработаете здесь положенный год?
— Не знаю. Честно говоря, я не думала об этом.
— Собираетесь выйти замуж за Алека?
— Нет.
— Почему нет? Алек порядочный парень, ему есть что предложить вам. Он без ума от вас.
— Хотите услышать от меня, что это не ваше дело?
— Но это мое дело.
Сондра едва заметно улыбнулась:
— Почему? Потому что вы заведуете лечебницей?
— Нет. Потому что я люблю вас.
Сондра, потрясенная, смотрела на него.
— Наверно, все случилось в ту ночь, коша вы постучали в мою дверь и предложили невероятную идею спасения Оуко. Не знаю. Или же это произошло в самую первую ночь, когда вы не справились с сеткой для москитов и постучали в мою дверь, думая, что пришли в хижину Алека. — Его глаза вспыхнули и погасли. — Наверно, мне следует заключить вас в объятия или сделать нечто в этом роде, но я боюсь показаться совершенным идиотом. — Он умолк и сказал уже спокойнее: — Может, я уже свалял дурака?
— Дерри… — только и могла прошептать Сондра, а ее глаза сказали все, о чем он и не догадывался и не смел верить, что это возможно.
Он обнял ее и приник губами к ее губам, сначала нежно, затем страстно. Поцелуи становились настойчивыми, неистовыми. Сондра чувствовала, как сильные руки Дерри нежно прижимают ее к себе, и отдалась этой любви, найдя в ней то, что искала… Поиски закончились, существовало лишь настоящее и Дерри.
Они оба знали, что прошли долгий, извилистый путь, чтобы в его конце обрести друг друга.
Часть четвертая
1977–1978
25
Рут была взбешена.
Словно убивая муху, она хлопнула по газете:
— Только послушай, Арни! «Рожать дома — это издевательство над детьми». — Она опустила газету на захламленный стол и уставилась на мужа сверкающими глазами. — Издевательство над детьми! Какая чушь!
Арни не поднял головы, он был занят кормлением десятимесячной Сары. Если он остановится, малышка поднимет шум.
— Рути, из-за чего разгорелся весь сыр-бор? — спросил он, зачерпнул из миски теплую густую овсянку и поднес крохотную ложечку к ротику ребенка, похожему на бутон. — С чего все это началось?
— С того сумасшедшего процесса в Калифорнии. Помнишь, акушерку обвинили в убийстве после того, как родившийся дома ребенок умер. Умеют же газеты врать! — Рут снова хлопнула по газете так, что загремели лежавшие под ней тарелка и столовое серебро. — Ведь доказано, что ребенок умер бы, даже если бы родился в самых идеальных условиях! Но им этого мало, они вцепились в это дело, словно стая голодных собак в кость. И вся беда в том, что они убедят читателей в своей правоте.
— Мамочка!
Рут оторвалась от «Писем к редактору», и сердитое выражение тут же сошло с ее лица.
— Что случилось, детка?
Пятилетняя Рейчел — «Мне пять лет и два месяца», — говорила она всем — стояла в дверях кухни.
— Вот в этом я сегодня пойду в школу, — сказала она голосом, каким говорят взрослые.
Рут улыбнулась. Рейчел как раз начала ходить в подготовительный класс и относилась к себе очень серьезно.
— Но, дорогая, ты надела его наоборот.
Рейчел удалось втиснуть свое пухлое тельце в одно из новых школьных платьев, не расстегивая пуговиц. Мелкие сборки, которые Рут пришила на груди, теперь скрывала волна черных волос.
— Но мамочка, — сказала она, подбоченясь, как это делала мисс Солсбери, — как раз так я и хочу его носить. Понимаешь, если носить так, то, придя сегодня домой, я смогу… хм… сама раздеться, а вам с Бет не надо будет помогать мне… хм… потому что пуговицы можно достать рукой.
Рут не смогла удержаться от смеха.
— Пойди наверх и попроси Бет, чтобы она одела тебя как следует.
Рейчел вздохнула, показывая, как она страдает, и ответила:
— Что ж, очень хорошо, — вышла, напустив на себя важный вид.
Арни и Рут рассмеялись. Он взял Сару с высокого стула и опустил ее на тряпичный ковер, лежавший под столом. Арни посмотрел в окно над кухонной раковиной и сказал:
— Рути, похоже, будет дождь. Обязательно хорошо оденься.
Он начал убирать со стола тарелки, на которых засохли яйца. Рут наклонилась и положила руку на мягкие волосы Сары. У Рут не было любимчиков, она находила в каждой из четырех дочек какое-нибудь уникальное и внушающее любовь качество и дорожила каждым ребенком: Рейчел была смела и напориста, Наоми — сообразительна, ее сестра-близнец Мириам — любознательна, а маленькая Сара проявляла качества мыслителя. В отличие от остальных, любивших шумные детские игры, десятимесячная девочка имела обыкновение подолгу сидеть в задумчивости, ее бездонные глаза на детском лице казались гораздо старше.
«А каким будет этот ребенок? — спрашивала себя Рут, выпрямляясь и кладя руку на свой живот. — Кем ты будешь — художницей, политиком, модельером? А может быть, — подумала она, смотря в спину Арни, стоявшего у раковины и мывшего посуду, — на этот раз на свет появится мальчик».
Грохот над головой заставил ее взглянуть на ребристый потолок, но она не проявила признаков тревоги. Все в ее семье привыкли к шуму. За пять лет в этих стенах забыли, что такое тишина.
Рут любила свой дом. Еще в 1972 году, на пятом месяце стажировки, когда она носила Рейчел в своем большом, как арбуз, животе, Арни все время твердил, что они не могут себе позволить такой дом. Но Рут уже все решила и, как всегда, добилась своего. Нет, Арни не возражал. С одной стороны, он любил уступать Рут, с другой — ему не меньше жены нравился этот викторианский сельский особняк на южном берегу острова Бейнбридж.
