Брак по расчету - Кингсли Фелиция

– Пирс! Джемма Пирс.

Медсестра смотрит на меня все более недоверчиво:

– Честно говоря, вы выглядите слишком молодо, чтобы быть отцом госпожи Пирс!

– Нет, не Джеммы, а ее ребенка! Джемма там? Она уже родила? Я могу войти? – пытаюсь обойти ее, но медсестра собирается преградить мне дорогу.

– Так вы господин Пирс, так?

– Паркер, я Эшфорд Паркер!

Она, похоже, планирует докопаться до сути:

– Так вы ее муж?

– Да.

– Нет, – возражает моя мать.

– Так муж или нет? – снова спрашивает медсестра.

– Я ее муж, но потом мы развелись, и уже потом она узнала, что беременна, – кратко объясняю я.

– История длинная, но очень простая, – добавляет Сесиль.

– А вы кто такая? – раздраженно уточняет медсестра.

– Всезнайка и болтушка, – отрезаю я.

– Но я знаю, как заставить ее замолчать, – вмешивается Харринг.

– А он-то кто? – спрашивает медсестра про Харринга.

– Так, никто, мы с ней спим, и все, – пожимает плечами он.

Выражение лица медсестры становится все более озадаченным.

– Так вы – муж, с которым она развелась, а он – тот, кто спит с вашей женой. Но кто отец?

– Я! – рявкаю я.

– Он! – вторят мне Сесиль и Харринг.

– Это еще доказать надо, – влезает моя мать.

– Эта мадам с вами?

– Это бабушка, – хором подтверждаем мы.

– По порядку, господа! Я герцог Берлингем, честное слово! Она – моя мать, то есть бабушка, а я муж роженицы и отец ребенка, а эти двое спят вместе и к нам отношения не имеют. Теперь я могу увидеть Джемму?

– Я спрошу доктора. Подождите здесь.

Когда медсестра возвращается, я уже делаю шаг к ней, но она снова меня останавливает:

– Сожалею. Пациентка не хочет вас видеть.

– Это невозможно! – возражаю я.

– Так или иначе, я советую вам присесть и подождать, – не допускающим возражения тоном говорит она, так что, фыркнув, я сажусь на один из стульев в коридоре, сложив руки на груди, но внутри меня все горит.

Ни Харринг, ни Сесиль, ни моя мать не осмеливаются ничего мне сказать, потому что почувствовали это.

К моему стулу приближаются шаги, и кто-то садится рядом.

– Помнишь, как я тебе сказал, что, если моя дочь будет страдать из-за тебя, ты за это поплатишься?

Я поворачиваюсь и вижу слева от себя Ванса.

– Если я скажу, что уже расплачиваюсь за это, вы мне поверите?

По его лицу ничего невозможно разобрать.

– То, что ты сейчас здесь, говорит мне, что Джемма чего-то не знает. Эта женщина, Порция, ничего для тебя не значит, так?

– Для меня всегда существовала только Джемма. Но она не дала мне шанса все объяснить. – После краткой паузы я спрашиваю: – Почему никто мне не сказал, что Джемма беременна?

– Это был ее выбор, и мы с Карли уважаем его. Лично я с ней не согласен. Я считаю, что принять на себя ответственность за ребенка – твое право и твой долг. Невероятная радость, но и постоянная тревога. Посмотри на меня, моей дочери двадцать шесть лет, она вышла замуж, собирается рожать, но для меня она все еще маленькая девочка, которую нужно оберегать и жалеть. И это никогда не изменится.

– Я этого хочу больше всего на свете, – бормочу я, уставившись в пол.

Ванс хлопает меня по плечу, и я понимаю, что он понял.

Мы молчим и ждем, и так проходит несколько часов. Солнце уже зашло какое-то время назад, когда к нам подходит Карли и сообщает: они будут делать кесарево, скоро ее повезут в операционную.

Слово «кесарево» меня настораживает.

– В операционную? Что-то пошло не так?

Она качает головой:

– Плод находится в правильном положении, схватки частые, но растяжение недостаточное. У нее отошли воды, но, несмотря на капельницу, дальше пяти сантиметров плод не двигается. Врач решил прибегнуть к кесареву сечению, но мне он не показался обеспокоенным.

– Давно она здесь?

– Сегодня утром она попросила меня сходить с ней на маникюр, и у нее начались боли. Когда мы вернулись, вскоре после одиннадцати, схватки становились все сильнее и чаще, так что мы отвезли ее в больницу, а когда ее приняли, то поняли, что роды начинаются. Два часа назад я вошла с ней в родильную палату, но ничего не произошло. Сейчас мне пора обратно к Джемме, они уже готовы к операции, – говорит она, глядя на часы. – Эшфорд, я рада, что ты здесь.

89

Джемма

Я умру, я знаю. Никакое человеческое существо столько боли не выдержит.

Акушерка, похоже, со мной не согласна.

– Так, хорошо, теперь, когда почувствуете схватку, попробуете тужиться, хорошо?

Признаться, я уже не в состоянии различить, когда у меня схватки, а когда нет.

– Я не могу-у-у-у…

Не знаю, сколько я уже здесь лежу вот так, с ногами на подставках и без малейшего прогресса.

И уже без сил.

Еще только Эшфорда не хватает. Да, в какой-то момент медсестра подошла к моей маме и сказала, что прибыл некий Эшфорд Паркер, который утверждает, что он отец ребенка.

Я посмотрела на маму сквозь слезы и все, что смогла сделать, – это покачать головой и сказать «нет», прежде чем закричать от очередного приступа боли.

Затем врач объявил:

– Дальше пяти сантиметров не продвинулись, а схватки уже слишком частые. Готовьте операционную, сделаем кесарево сечение.

Мама идет сообщить папе, и, когда возвращается, ей достаточно посмотреть мне в глаза:

– Да, Эшфорд там, с папой.

– Его не должно быть здесь.

Она сжимает мою руку, пока акушерка везет каталку в операционную.

– Не волнуйся об этом. Думай о том, как сделать меня бабушкой.

Это потрясающе. Я завороженно смотрю на своего ребенка в прозрачной кроватке рядом с моей кроватью. Он идеален.

Я разбита, но чем больше я смотрю на него, тем чаще думаю: я бы сделала это снова.

Когда я рассказала об этом медсестре, она ответила:

– Поговорим об этом, когда пройдет действие анестезии.

– Привет, мамочка. – Это голос Сесиль, которая заглядывает в дверь. – Можно?

Я киваю. Меня мучает чувство вины перед ней.

Она была так добра ко мне, а я исчезла, не попрощавшись, без единого слова. Я была так расстроена и зла на Эшфорда, и мне было противно все и все, так что вместе со своим прошлым я похоронила и ее.

– Сесиль, я тысячу раз хотела позвонить тебе. Но не смогла.

Она останавливает меня, подняв руку:

– Я все знаю. И не хочу твоих извинений, ты мне ничего не должна. – Она с любопытством наклоняется над кроваткой: – К счастью, он похож на тебя.

– Про боль говорить не буду. Иногда мне казалось, что я умираю.

– Невозможно. Ты переживала вещи и похуже, – возражает она. – К примеру, Дельфину.

– Пожалуйста, не напоминай мне о ней.

– Она тоже там, снаружи. Стояла над душой каждого медработника, проверяла его профессионализм и дееспособность. Просто повезло, что охрана ее не выставила. – Сесиль протягивает палец и касается носика малыша: – Привет, я тетя Сесиль.

– Хочешь взять его на руки? – спрашиваю ее я.

Она в ужасе распахивает глаза:

– Нет-нет-нет. Я могу что-то ему сломать. У меня полностью отсутствует материнский инстинкт.

– А что будешь делать, когда у тебя появится свой ребенок?

– Не появится. Еще не хватало, чтобы медицинский консилиум смотрел, как я лежу голая с раздвинутыми ногами, и ждал, пока из меня вылезет что-то размером с дыню.

Сесиль всегда удавалось меня рассмешить.

– Я рада тебя видеть. Мне тебя не хватало.

– Только меня? – уточняет она.

– Что ты имеешь в виду?

– Эшфорда.

– Пожалуйста, не надо. Не делай этого, – умоляю ее я.

– Послушай меня, если уж я тут стараюсь и говорю с тобой про него – про Эшфорда, которого, как ты знаешь, я едва выношу, возможно, то, что я хочу сказать, стоит послушать.

– Только если ты хочешь его поругать.

– Эшфорд по уши в тебя влюблен, с тех пор, как ты ушла, он превратился в тень себя самого и ты неотступно в его мыслях.