Разрушенные - Кристи Бромберг
— Почему? — спрашивает она, растягивая слово. Мы так долго были друзьями, что я могу распознать эту уловку. Она выискивает зацепку, за которую можно ухватиться, повернуть в свою сторону и использовать то, что я собираюсь ей сказать в качестве способа манипуляции.
А я сыт по горло. Невинные сцены закончились давным-давно, когда дело дошло до ее проклятой лжи. По крайней мере, теперь я могу ее распознать. После того, что она сделала с Рай? А теперь пытается сделать и со мной?
Твой ход, дорогуша.
— Да, почему? — отрезаю я. — Потому что сквозь твои идеальные белые зубы выходит, твою мать, ложь. Ты воспользовалась моим несчастным случаем…
— Колтон, я не пыталась…
— Заткнись нахрен, Тони! Мне плевать на твои жалкие оправдания! — кричу я на нее, потому что я в ударе и будь я проклят, если не испытываю кайф, выпуская все это наружу. Весь свой гнев, страх и неуверенность, которые правили моей гребаной жизнью последние несколько недель. Оставив меня в чертовски дезориентированном беспорядке, словно я вслепую въехал в дым на месте аварии в надежде, что переберусь на другую сторону через угнетающую чертову дымку. — Ты не пыталась что?
Мой гнев съедает меня изнутри. Мне нужно двигаться. Нужно освободиться хоть от какой-то его части, поэтому я толкаю дверь Ровера и начинаю ходить взад и вперед, вцепившись свободной рукой в волосы, ногами выбивая пыль из гребаной земли.
— Ты не пыталась использовать несчастный случай — мою невменяемую голову — как средство получить то, что хотела? Сказать, что я трахнул тебя, когда ничего не было? Заманить в ловушку, чтобы я стал папочкой твоего внебрачного ребенка? Насколько это хреново? Что за кусок дерьма так поступает, Тон? А? Можешь ответить, почему женщина, которую я когда-то знал — была моим другом хренову тучу времени — могла опуститься так чертовски низко, чтобы использовать ребенка в попытке меня вернуть?
Сейчас на этой стоянке недостаточно места, чтобы помочь мне успокоить чертову ярость, бурлящую в моих венах, потому что чем больше я думаю об этом — о том, что она пыталась со мной сделать — тем сильнее растет мой гнев.
Чертовски хорошо, что она молчит, говорю я себе, когда она не отвечает ни на одно мое слово. Слышу на другом конце провода лишь хныканье.
— Подумать только, раньше ты была мне небезразлична. Чертовски невероятно, Ти. — Я качаю головой и вбираю в себя огромный глоток воздуха. — Так ты обращаешься с людьми, которых, как утверждаешь, ты любишь? Используешь ребенка в качестве манипуляций? Обманываешь, чтобы заполучить любовь?
— Ты получил результаты. — Это не вопрос, лишь тихое утверждение, произнесенное устрашающе спокойным голосом.
Она знает.
— Да, я получил их. — Спокойная сталь в моем голосе должна заставить ее бежать и искать гребаное укрытие.
— Однажды ты меня поимела, Тон. Я разрулил это как можно мягче, так как наши семьи дружат. — Прислоняюсь спиной к Роверу и продолжаю мотать головой, пульс грохочет, дыхание учащенное. — Но тебе на это, очевидно, было наплевать, потому что ты поимела меня снова. Пыталась погубить меня единственным способом, который, как ты знаешь, может сломить меня сильнее всего на свете. Поэтому предлагаю выслушать меня внимательно, потому что я скажу это только один раз. Я, твою мать, с тобой покончил. Не связывайся со мной. И даже не смей, твою мать, связываться с Рай. А семейные дела? — я смеюсь, и, черт возьми, не потому, что чувствую себя счастливым. — Полагаю, у тебя будет желудочный грипп или какая-то другая причина не присутствовать на мероприятиях. Поняла? Ты была моим другом, а теперь ты просто… ничто.
— Прошу, выслушай, — умоляет она, и ее голос — голос, который раньше что-то для меня значил — никак на меня не влияет. Совсем. — Не будь таким холодным…
— Холодным? — кричу я на нее, мое тело трясется от гнева. — Холодным? Холодным? Приготовься к гребаной полярной зиме, потому что между нами все кончено. Ты мертва для меня, Тони. Больше мне нечего сказать. — И я отключаюсь, несмотря на рыдания, доносящиеся с другого конца. Разворачиваюсь и опираюсь руками на машину, переваривая все. Пытаюсь понять, как друг детства могла так поступить со мной.
И понимаю, что это не имеет никакого значения. Все «почему», все «за что». Ничего из этого.
Потому что сейчас у меня есть Рай.
Чёрт возьми. Я так погрузился в себя и то, что только что сделал, что забыл, причину своего поступка.
Райли.
Сажусь в машину, возясь с телефоном, и мне требуется секунда, чтобы отыскать ее в списке последних звонков. Гудки идут, но у меня чертовски не хватает терпения.
— Ну же, Рай! — ударяю кулаком по рулю, гудки доносятся из динамиков автомобиля.
— Привет! — смеется она.
Этот звук. Боже правый, беззаботный звук ее голоса хватает мое гребаное сердце и сжимает его так сильно, что я чувствую, что не могу дышать. Это похоже на то, что внезапно, все дерьмо, связанное с Тони и аварией ушло, и хотя мне не хватает воздуха, но я чувствую, что впервые за долгое время могу дышать. Это то, что я должен чувствовать? Гребаную ясность и прочее дерьмо?
Начинаю говорить и не могу. Какого хрена? Будто мне хочется рассказать ей все сразу, но я не могу придумать, с чего начать. Начинаю смеяться, как сумасшедший, потому что только сейчас я понимаю, что нахожусь посреди какого-то дерьмового торгового центра.
— Ты в порядке? — спрашивает она таким сексуальным голосом.
— Да, — я задыхаюсь от смеха. — Я просто…
Из динамиков громко и ясно доносится хихиканье, и я перестаю говорить. Это Зандер, и это первый раз, когда я слышу его смех. Звук режет меня, черт возьми, словно нож по филе. Клянусь Богом, я не могу быть большей девчонкой со своими эмоциями, расточаемыми по всей гребаной парковке.
— Иди возьми свою перчатку с заднего двора, и мы начнем, хорошо? — слышу, как он соглашается. — Извини, ты собирался рассказать мне, что такого смешного произошло.
И собираюсь начать говорить, хочу рассказать ей о результатах теста, когда слышу звук, который столь ужасен, что проникает в грудь и разрывает мое ожесточенное сердце.
— Какого хрена там происходит? — я не могу произнести это достаточно быстро, потому что, несмотря на пронзительный крик, словно это кричит раненый зверь, борющийся за свою жизнь, по телефону я все еще слышу, как движется Райли.
Мой желудок сводит от этого гребаного звука и ее проклятого молчания.
— Рай? Скажи мне, что происходит. Рай?
— Нет, нет, нет, нет! —
