Разрушенные - Кристи Бромберг
По крайней мере, парень отступает, чтобы я мог открыть чертову дверцу. Благодарю Бога за дорогие машины, потому что в ту минуту, когда я захлопываю дверь, звук стихает, а тонированные стекла не позволяют камерам запечатлеть меня на грани срыва. Как бы мне ни хотелось посидеть здесь и успокоиться, мне это ни за что не удастся сделать, учитывая окружающий меня цирк.
Мотор ревет и я надеюсь, это станет для них охрененным намеком и они отвалят, если не хотят, чтобы я их всех передавил. Еще один оборот двигателя и медленный задний ход заставляют всех разбежаться по своим машинам, чтобы они смогли меня преследовать.
Боже правый.
Драма, прошу, следуй, твою мать, за мной. Если бы я прилепил дурацкие наклейки на бампер своей машины, вот что бы там было написано.
Мотор снова ревет и я проверяю детей, прежде чем быстро покинуть парковку. Избавляюсь от сумасшествия, когда сбрасываю с хвоста большинство автомобилей прессы, пролетая светофор при смене с желтого сигнала на красный. Наконец-то я вздыхаю с облегчением, могу насладиться минутой умиротворения, напевая «Best of You», звучащую по радио, а потом смотрю на свой телефон.
И воздух, которым я только что стал дышать свободно, вышибает из меня нахрен. Моя нога колеблется на педали газа, как у гребаного водителя-новичка из-за сообщения, виднеющегося на экране.
Запечатанный конверт лежит на моем столе. Результаты пришли. Позвони мне.
Все мое тело цепенеет: легкие, сердце, горло, всё. Смотрю перед собой, пальцы белеют, хватаясь за руль в попытке справиться с натиском эмоций, похоронивших меня заживо.
Заставляю себя дышать, моргать, думать. В тот момент, когда моя голова приказывает телу двигаться, сворачиваю с полосы движения, заставляя других водителей истошно жать на клаксоны. Съезжаю на ближайшую подъездную дорогу, которую вижу, ведущую к стоянке торгового центра, и давлю на тормоз.
Беру телефон, чтобы позвонить адвокату, но кладу его на место, закрываю глаза и пытаюсь справиться с нервной дрожью, внезапно пронзающей меня. Вот и всё. Ответ на другом конце линии будет либо моим самым большим провалом, либо величайшим облегчением.
Я больше не чувствую себя таким чертовски уверенным как раньше в том, что это не может оказаться правдой. Делаю вдох, бью кулаком по приборной панели, образно беру себя за яйца и хватаю телефон.
Каждый гудок уничтожает меня. Это все равно, что ждать, когда из-под твоих ног выбьют стул, на котором ты стоишь с петлей на шее.
— Донаван.
Мне требуется минута, чтобы ответить.
— Привет, Си Джей. — Мой голос звучит так чертовски чужеродно, словно я маленький ребенок, ожидающий своего наказания.
— Ты готов?
— Боже правый, скажи мне уже, ладно? — рявкаю я.
Он посмеивается, и я слышу звук рвущейся бумаги. Ему-то, черт возьми, хорошо смеяться, а мое сердце сейчас нахрен выпрыгнет, в голове бьют в набат, а нога подпрыгивает на коврике. А потом я слышу выдох Си Джея.
— Ты в порядке.
Никак не могу понять, правильно ли его расслышал.
— Что?
— Она солгала. Ребенок не твой.
Вскидываю кулак в воздух и кричу. Сжимаю голову обеими руками, когда адреналин ударяет по мне в полную силу, руки дрожат, а на глаза наворачиваются чертовы слезы. Я даже еще не могу переварить услышанное. Знаю, что говорит Си Джей, но не слышу его, потому что сердце колотится в ушах от адреналина, который бьет по мне, как перед началом гонки. Поднимаю руку, собираясь провести ею по волосам, но замираю на пол пути, чтобы стукнуть по рулю, прежде чем потереть лицо, потому что я так ошеломлен… так переполнен гребаным облегчением, что не могу удержать ни одной ясной мысли, кроме одной.
Он не мой.
Я не испортил жизнь бедной душе, запятнав ее своей кровью.
Родившейся от такой манипуляторши, как Тони.
— Ты в порядке, Вуд?
Мне требуется минута, чтобы сглотнуть и обрести голос.
— Да, — вздыхаю я. — Лучше, чем в порядке. Спасибо.
— Попрошу Чейз выпустить пресс-релиз для…
— Я всё улажу, — говорю я ему, не желая ничего больше, кроме как заставить стервятников взять все свои слова обратно и ненадолго убрать свои чертовы навязчивые камеры из нашей жизни. Позволить Райли адаптироваться к моей сумасшедшей жизни, пока мы обретаем наше равновесие.
Ну вот опять. Думаю о том, чтобы обрести гребаное равновесие и о нашем с ней будущем и прочей херне. Мой гребаный криптонит.
Черт возьми.
И тут меня озаряет.
Райли.
Нужно ей об этом рассказать.
— Еще раз спасибо, Си Джей, мне надо позвонить… мне пора.
Отключаюсь и тут же начинаю набирать Райли, но руки так сильно дрожат от адреналина, мчащегося вместе с кровью, что на секунду я останавливаюсь.
И тогда понимаю, что прежде чем говорить с Рай, хочу покончить с этим раз и навсегда. Мне хочется позвонить ей и начать разговор с чистого листа, сказать, что все позади. Ребенок, Тони, ложь — все завершилось, окончательно и, черт возьми, бесповоротно.
Делаю глубокий вдох, набирая номер, который раньше был таким привычным, но теперь заставляет мою кровь просто вскипать.
— Колтон? — мне нравится, что она удивлена, что я застал ее врасплох.
Время вводить мяч в игру.
— Тони. — Мой голос ровный, без эмоций. Больше я ничего не говорю. Мне хочется, чтобы она изнемогала. Хочется, чтобы гадала: знаю я или нет. Она достаточно смелая, чтобы врать мне в лицо, давайте посмотрим, будет ли она продолжать эту чертову шараду или выложит свои карты на стол.
Потому что, будь я проклят, если тест на отцовство — не мой туз в рукаве.
— Привет, — говорит она так тихо, что я не могу понять, она робеет или пытается казаться соблазнительной.
От обоих вариантов у меня сводит желудок.
Кусаю щеку, пытаясь понять, куда направить этот разговор, потому что, как бы я ни хотел заставить ее страдать, я просто хочу, чтобы она ушла. Sayonara, adios, все чертовы до свидания. Она прочищает горло, и я знаю, тишина убивает ее.
Хорошо.
— Колтон, — снова произносит она мое имя, и мне приходится прикусить язык, позволяя ей страдать. — Тебе что-то нужно? Я… я удивлена услышать тебя…
— Правда? Удивлена? — мой голос пропитан сарказмом, словно мотор маслом. — С чего бы это вдруг?
Она начинает заикаться, но ни одно из ее слов не идет дальше первого слога.
— Брось, Тон. Просто скажи мне одну вещь. Почему?
Когда, черт возьми, она стала такой? Когда превратилась из моей возлюбленной в колледже в коварную, манипулирующую
