Янтарные бусы - Алёна Берндт
Со временем поутихли все сплетни и пересуды, появились на селе новые поводы для обсуждений, да и просто за повседневными заботами позабылись эти события в чужой семье. Только через несколько лет, когда Люба сидела в кабинете и оформляла какие-то бумаги, вошла в ее кабинет странно одетая женщина. Высокая и бледная нездоровой бледностью, с крючковатым носом и всклокоченными волосами, торчащими из-под вязаного берета, она странно озиралась по сторонам, а потом присела на краешек стула:
– Здравствуйте! Меня к вам направили, чтобы я взяла у вас выписку из карты, а еще бланки документов – все, что необходимо! – сказала посетительница взволнованным голосом, и Люба с огромным трудом узнала в женщине Викторию Смирнову.
Вика то ли не узнавала Любу, то ли старательно делала вид, что видит ее впервые. Надо сказать, что у нее и вид-то был не совсем здоровый, поэтому Люба вполне допускала, что Вика себя так ведет теперь всегда.
– Вам документы на себя? – спросила Люба, решив не нервировать посетительницу.
– Нет, мне на мать! – Вика неприятно осклабилась. – Мы ее оформляем в дом престарелых.
– Галину Николаевну?! – Люба отложила ручку в сторону.
– А! Вы тоже уже про нее слышали! – Вика покосилась на Любу. – Неудивительно, про ее характер не только в Калиновке слышали! Она нам вообще жизни не дает, понимаете? Брата до петли замучила, теперь за меня взялась… Я не могу больше… понимаете?
– Я вас не осуждаю, – тихо ответила Люба. – Это дело семейное, и меня оно не касается. Посидите, пожалуйста, в коридоре, я все подготовлю и вас приглашу.
Вика вышла в коридор, оставив за собой шлейф давно не стиранной одежды. Люба же никак не могла прийти в себя, потом сняла трубку телефона и набрала номер заведующего Калиновской амбулаторией.
– Роман Павлович, это Любовь Чернова беспокоит. Скажите, пожалуйста… У меня тут Виктория Смирнова, по поводу матери своей пришла… И по поводу пансионата для нее…
– Да, это я направил, – голос Конева зазвучал немного сердито. – Там в доме такое творится… Наши девочки уже не соглашаются к ним на вызовы ходить, а вызывают Смирновы теперь часто, им же городской телефон поставили. Я сам договорился, чтобы Галину Смирнову приняли сначала в районе, а потом определили в учреждение, иначе нельзя. Дочь не обеспечивает уход ни за собой, ни за матерью. Я пробовал звонить старшей, так она меня… извините, просто послала. Нужно, чтобы Сергей Николаевич все подписал ей, прошу вас, посодействуйте.
– Понятно, – сказала Люба. – Я все подготовлю, не беспокойтесь.
Люба сделала все, что обещала. Только вот на Вику не понадеялась, выдала ей только несколько бумаг, а все остальное отправила на следующий день машиной в Калиновку, лично Коневу.
– В дом престарелых, говоришь? – покачал головой дед Иван, когда Люба рассказала об этом дома. – Ну что же, я не удивлен. И думаю, что Конев прав. При таком уходе, когда дочка сама не в себе, а старшая и глаз не кажет, лучше уж пусть государство позаботится. Не дай бог никому такого на старости лет, конечно. Но это уж кто что заслужил, как мне думается.
Через время Люба узнала, что Марина, старшая дочь Галины Николаевны, все же приехала в родную Калиновку. Но лишь затем, чтобы определить в больницу свою сестру, которая, мягко говоря, повредилась головой и стала кидаться на проходящих мимо двора детей. Больше Вику никто никогда в Калиновке не видел, как и саму Марину тоже. Она продала родительский дом, стараниями Вики превратившийся за это время «в помойку». Продала быстро и за бесценок, а после навсегда уехала из родных мест.
Люба тогда думала, что если бы ей кто-то сказал в то время, когда она выходила замуж за Олега, что в его семье все вот так произойдет… она ни за что бы не поверила! Как же все-таки непредсказуема судьба человеческая…
Эпилог
Вот такую историю жизни доверила мне когда-то замечательная женщина, дорогой мой Друг и Читатель. В этом рассказе героиня не захотела менять свое настоящее имя на псевдоним и пожелала остаться Любовью…
Что же, заканчивая рассказ, автору остается только поведать, как же сложилась дальнейшая жизнь наших героев.
Иван Савельевич прожил долгую жизнь, накануне своего девяностопятилетия вышел утром во двор, сел на свою любимую скамейку под окном и будто задремал… Он успел порадоваться и тому, как растут два его правнука, Егор и Ваня, и рождению маленькой правнучки Катюши. Во всех он души не чаял. Так и ушел, спокойно и умиротворенно улыбаясь…
К сожалению, таков закон жизни, что уходит старшее поколение, один за одним, так было и в этой семье, любящей и счастливой. Таисия Прохоровна, а за нею и мама Сергея, Любашина свекровь… Отгоревали, отплакали всей семьей, поддерживая и утешая друг друга. Как это всегда и бывает там, где любят и берегут своих близких.
Когда наступили в стране трудные времена, Сергею Чернову вновь пришлось принимать сложное решение и перевозить семью в город, где он снова начал трудиться в родном своем кардиологическом отделении. Люба тоже нашла себе место в городской больнице, хоть и скучала по родному Богородскому.
Теперь почти и нет уже Калиновки, нет совхоза, и поля заросли травой… Только несколько домов осталось, где доживают свой век местные жители. Богородскому повезло больше, там осталась жизнь, хоть и тоже от большого села стоит теперь всего половина. Поэтому родной Любашин дом не продали, ездили туда по выходным и на праздники, и в лихие годы эта земля не дала семье голодать, щедро вознаграждая за труд.
Сейчас Люба и Сергей уже нянчат внуков, которых у них трое. Разлетелись дети, разъехались, но все равно, как только выпадает такая возможность, приезжают к родителям.
Егор выбрал тот же путь, что и его отец, – он врач, кардиолог, и ему всегда есть что обсудить с отцом, потому и созваниваются часто, иногда спорят, убеждают друг друга. А Люба слушает их и улыбается, потому что в старшем своем сыне видит просто копию отца. А дочь Егора, Настя, тоже собирается поступать в медицинский и продолжить династию.
Ваня живет недалеко от родителей, он ветеринар, у него
