Высшая степень обиды (СИ) - Шатохина Тамара

– Артем… – сдавило мне горло, потому что в очередной раз за последнее время, я увидела себя и свои «добрые» дела, будто со стороны. Или их последствия…

– Тема, это просто безумно красиво…

– Но…? А что не так? – насторожился он.

– Не будет женщины счастливее Зоэ… но только подари не сейчас, а когда все у вас станет хорошо. Понимаешь… подарок, которым просто радуют, воспринимается совсем иначе, чем тот, которым замаливают грехи. Он всегда будет напоминать об этом грехе. Когда мы говорили с тобой… женщина поняла бы меня – я указала на масштаб твоей вины, соизмеримость ее с дороговизной украшений – условно, Тема… прости, – подступили к глазам слезы, – для тебя это был вопрос жизни и смерти, а я больше думала и вспоминала о своем и умничала… блин! Без злого умысла, но и без должного понимания…

– Зой, ну что ты снова… умничаешь? – потянул он из моей руки жемчуг, убрал его с глаз и погладил меня по плечу: – Главное – не будет ее счастливее, значит, потом подарю. Какая разница? Ты что – думаешь, это последние мои деньги? Обижаешь…

– Ох, Тема... – вытерла я слезы: – держался бы ты от меня подальше – подруга с меня так себе. Опыт уже показал. Все я делаю не так, и ожиданий, как правило, не оправдываю.

– А теперь давай по делу, – подсел он ближе, – цветы, пирожные и тортик это точно нормально? Или тоже одобрила так... чтобы отцепился?

– Не знаю, – честно кивнула я, – я бы такого сейчас не хотела. Виктор чувствует это, наверное – знает меня. А у вас уже прошло время и ты тоже знаешь ее, поэтому и выбрал такой торт и те самые цветы. И еще у вас есть Катя, а почти все девочки любят сладкое. А цветы это красиво, их жаль выбросить, даже если злишься. Но ты лучше звони ей каждый день… – улыбнулась я с облегчением, понимая, что есть у меня действительно хороший совет: – Попроси разрешения и звони... Снова приучай ее к себе и приручай – ненавязчиво, но так… по-мужски настойчиво. Чтобы это стало необходимостью, и она ждала твоих звонков, бежала домой в таком, понимаешь… радостном предвкушении – говорить с тобой, когда никого нет рядом. Это, как побыть вдвоем... когда ничто не отвлекает и не мешает слушать голос, ловить интонации и слышать подтверждение…

– Чего именно? – уточнил Артем, возвращая меня в реальность.

– Ну да, Тема, – обреченно признала я, – вам все нужно знать конкретно. И обязательно докопаться – откуда тарелки… это я так – о своем, – отмахнулась от вопроса. Объяснила:

– Подтверждение того, что ее любят, что она нужна, что по ней скучают. Это всегда есть в интонациях, в голосе, иногда даже в дыхании… Мы все умеем это слышать… и хотим. Нуждаемся.

Помолчала, успокаиваясь и стараясь понять сама себя – это же не откровения? Что личным, даже самым безобидным, делиться нельзя, я уже научена. А сейчас… это просто совет и желание помочь и загладить свою вину. А уж поймет он или нет, что я хочу сказать…? Артем тоже молчал. Наверное, ускоренно проходил все уровни усвоения информации.

– Дураки же мы, Зоя… и я, и твой моряк тоже, – задумчиво глядя перед собой, крутил он в руках пустую чашку…

– Он умнейший мужик, Тема – исключительно. Дураку не доверят две тысячи Херосим. Там такой отбор… Но, наверное, невозможно быть умным абсолютно во всем. Одна ошибка, неверный шаг и вот результат – да, сейчас все выглядит именно так и Херосимы у него тоже отобрали… Но мы с ним давно уже два сапога и стоим друг друга… с самого начала. Как я чудила, Тема! Письмо нужно было прочитать еще дома, телефон не отключать… услышала бы раньше, скорее бы поняла, и стало бы легче. Я думаю, что и Зоэ тоже… любой женщине. Или ты можешь ездить к ним, – вдруг пришло мне в голову, – Катя точно обрадуется. Только предупреди, чтобы застать.

– А твой приезжает?

– Виктор? Нет… я попросила не ездить.

– А что так? – чуть склонил он голову к плечу, и я будто увидела того, далекого Темку – худого, с длинной шеей. Он всегда вот так приглядывался и прислушивался, если чем-то заинтересуется.

С чистой совестью я соврала:

– Нужно, чтобы прошло время, наверное.

Не объяснять же ему, что я смертельно боюсь, что опять ничего не почувствую… Что вдруг окажется – окончательно ушло то, без чего наши отношения не будут иметь никакого смысла. Потому что постель – логичное их развитие и продолжение, высший пик самых ярких эмоций и самый откровенный способ… или возможность выразить те самые чувства.

А если дойдет до поцелуя, и меня вдруг переклинит и перекорежит в этот самый момент, потому что вдруг встанет перед глазами…?

Нет, пускай все идет, как сейчас. Форсировать события и спешить точно не нужно. Я ждала какого-то знака, намека, случая… чего-то, что окончательно подтолкнет меня в ту или другую сторону.

Хотелось бы – к нему. Потому что с каждым нашим разговором я все больше убеждалась, что никакого левого увлечения там не было. Усольцев не смог бы скрывать такое от меня – просто не умел. А случись… просто ушел бы к ней и стал чужим. А он цепляется за возможность говорить со мной, потому что нуждается во мне сейчас, как никогда. И каждый раз намеренно или нечаянно старается затянуть разговор на лишние минуты… судорожно выискивая для этого темы… А я очень хорошо понимаю эту его потребность – нам обоим ужасно не хватает того, что мы привыкли находить друг в друге все эти годы. И поэтому я говорю… говорю – о своих делах, о ветрах в Кольском заливе, оттенках северного сияния, набегах песцов на мусорку за восьмым домом…

Я отлично понимала сейчас, что ни к чему из того, что случилось в той палате, он не готовился и доводить меня до криза точно не собирался. Как там могло бы быть дальше…? А хрен его знает! Но отдать его, уступить кому-то в будущем только потому, что возможно… предположительно… и может быть…? Освободить от себя и уйти в сторону, когда он всеми силами пытается удержать меня и когда мне так плохо и пусто без него? Да пошло все к черту! Самое главное это мои интересы и нужды – то, чего я хочу, что мне удобно и приятно. Нужно успокоиться и просто жить, делать свою работу и ждать этого самого знака… или поступка… или случая…

– Что…? – очнулась я от своих мыслей, услышав слово, царапнувшее слух в разговоре мамы и Артема: – Кто умер?

– Я не успела тебе рассказать, – объяснила мама, – у Светы на днях умерла мама – сразу, быстро. Ребята помогли с похоронами – Артем вот тоже… Там трудно сейчас… Если пойдете сейчас, то скажи ей – я могу сидеть с Гришей бесплатно, только нужно будет приводить его ко мне – Тасю я не брошу.

– А твоя работа?

– Я же не каждый день подменяю? Вместе будем ходить. Не сравнивай – или ацетоном ребенок будет дышать или в спортзале бегать. Садик им не дадут – один раз уже отказались, а группы сейчас заполнены под завязку – насокращали… Мальчишку я видела – спокойный, ласковый… доброе сердечко…

Прихватив наскоро собранные гостинцы и молоко в том числе, мы с Артемом пошли к Свете. Возле дома немного притормозили… было что-то неловкое в том, что полностью разделить ее горе мы не сможем. Когда, наверное, нужен такой человек, на плече у которого можно выплакаться. С нами Света будет держать себя в руках. Она всегда старалась никого не утруждать и не напрягать своими проблемами.

Сейчас тоже – открыла нам и заулыбалась, хотя по глазам было видно, что недавно плакала. Пригласила в дом, приняла гостинцы… мы поговорили о том, что случилось – спокойно и коротко. Пока они с Артемом по-деловому обсуждали вопрос – ставить на могилке памятник или простой крест, я, испросив разрешения, прошла в комнату к Грише и увидела, что он уснул на полу – на ковре среди игрушек. Наверное, только что – когда мы уже были здесь, иначе Света уложила бы его в кроватку. Я прислушалась к разговору на кухне, огляделась и осторожно подняла мальчика.

Первый раз с тех пор, как мои были такими, я держала на руках малыша. Он был легоньким и теплым. Светлые волосы вкусно пахли ребеночком – я немного постояла, улыбаясь и принюхиваясь… Почему я не решилась на еще одного? Появлялись же мысли… даже собиралась поговорить об этом с Усольцевым. Страшновато показалось – почти все время одна, а потом переезды, академия… Да и двое детей – как бы норма. А нужно было – отчаянно жалела я, прижимая к себе теплое детское тельце. Уложила в кроватку, замерла, когда шевельнулся… затих. Укрыла и вышла из комнаты.