Свет твоих глаз (СИ) - Соня Мишина
― Я как раз хотела попросить тебя о том же, ― теперь в голосе любимой звучала улыбка. ― Мне кажется, из них получится красивая пара.
― Надеюсь, не красивее нас с тобой, ― усмехнулся я.
Подробности и тонкости мы обсуждали еще долго ― далеко за полночь. Зато, когда настало время действовать, наш с Никой план работал, как часики. Двенадцатого января мы подали заявление. Роспись нам назначили на двадцать восьмое. Узнав дату и время, мы смогли заказать столик в вип-зоне все той же «Диканьки» ― Вероника сказала, что ей там очень понравилось.
Чтобы никто из родственников не садился в этот день за руль, Вероника договорилась насчет большого белого лимузина с водителем: места в салоне этого гиганта должно было хватить всем.
Цветы на капот, букет невесты и оформление вип-ложи взяла на себя мама Вика. Она вообще была счастлива и вдохновлена сверх меры. В какой-то момент я даже почувствовал себя залежалым товаром, который усталый торговец рад, наконец, сбыть с рук. Постарался откинуть прочь эти гадкие мысли, но осадок на дне души все равно остался.
Казалось бы, ну что такого в том, чтобы устроить праздник на шесть человек? Но хлопот оказалось неожиданно много. Правда, большинство из них взяла на себя моя невеста. Ника то ездила по салонам, то наведывалась в кондитерские. Время неслось стремительно, как селевый поток. Но, прежде чем мы расписались, произошло еще одно очень значимое событие. Если бы я знал, как оно скажется на нашей жизни ― сделал бы все, чтобы его избежать!
38. Вероника. Горько
Оставаясь в спальне Скворцова в новогоднюю ночь, я и в самом деле не думала ни о какой благодарности и ни о какой жалости по отношению к Эду. Хотя признательна, конечно, была. Но, главное, пока мы всей компанией ездили в травмпункт, вдруг осознала, что, отказываясь от отношений с другим мужчиной, я тем самым все еще остаюсь пленницей Жабича. И в ту же минуту решила порвать с прошлым окончательно, научиться жить и быть счастливой ― назло бывшему мужу!
Чего я не ожидала, так это признания в любви и предложения руки и сердца. Настолько не ожидала, что не сразу поверила в серьезность Скворцова. Искала подвох, задавала вопросы, сомневалась, тянула время ― и чуть не довела любимого мужчину до сердечного приступа. Только когда Эд, услышав, наконец, мое «да», обмяк и упал лицом в мое плечо ― осознала: все это время он почти не дышал и боялся лишний раз пошевелиться!
Потом, отдышавшись, вдруг заторопился. Первым начал планировать, что и когда нужно сделать, чтобы как можно скорее надеть обручальное кольцо мне на палец.
― Куда ты так торопишься? К чему такая спешка? ― спросила я вечером того дня, когда мы подали заявление и поехали в ресторан отметить это событие.
― Знаешь, до того, как у меня начались проблемы со зрением, я постоянно жил с чувством, что куда-то опаздываю, ― неожиданно признался Скворцов. ― Так, будто у меня очень мало времени, чтобы успеть все, на что другим дана целая жизнь.
― И ты успел, ― произнесла я, подразумевая успехи Эда в бизнесе. ― К тридцати двум стать самым богатым человеком Яснодара ― это дорогого стоит!
― Да, успел. А потом время почти остановилось… я будто врезался с разбега в стену из желе. Увяз. Жизнь превратилась в сплошной день сурка.
― Но… ― попыталась возразить я, и не смогла продолжить фразу. Эх! Была бы рядом Томка! Она, как психолог, поняла бы Скворцова, нашла правильные слова! А я только видела, что моему любимому мужчине плохо, но не знала, чем помочь. ― Но ведь все изменилось!
― Да ― благодаря тебе, ― Эдуард нащупал мою руку, сжал ее. ― Стена не исчезла, но стала не такой плотной. Теперь я могу двигаться вперед, только, похоже, снова не успеваю…
― Мы все успеем, Эд! Вот увидишь: все будет хорошо!
На губах Скворцова проступила неуверенная улыбка:
― Ты ― моя фея, Ника. Волшебница, исполняющая мечты.
В тот вечер, после ресторана, мы еле дождались, когда такси домчит нас до дома, так резко и остро захотелось нам тесной и жаркой близости! И, сходя с ума от страсти, Эд снова и снова повторял мне, что я ― его фея, его счастье и любовь. А я таяла и плавилась в его горячих руках, и клялась себе, что сделаю все, лишь бы мой мужчина был счастлив.
Стоит ли удивляться, что через пять дней, семнадцатого января, я везла будущую суррогатную маму, Оксану, в центр репродуктивной медицине на процедуру подсадки эмбрионов, и ни капельки не ревновала своего жениха к этой милой женщине!
Скворцов тоже ехал с нами. По его побледневшему лицу и пересохшим губам я видела, что он едва сдерживает панику.
Мы с Оксаной тоже волновались, пусть и не так сильно. А главное ― напрасно. Процедура не заняла много времени. Оксану оставили в клинике, в отдельной палате, на несколько дней, чтобы обеспечить ей постельный режим и минимум волнений. Ее сын, которому еще в декабре поставили имплантируемый слуховой аппарат, на эти дни перебрался к бабушке. Он каждый день разговаривал с мамой по телефону и спокойно ждал встречи с ней, которую медики разрешили устроить на третий день после процедуры.
Мне казалось, что жизнь налаживается. Не смущало даже то, что Жабич и его подельник оставались в СИЗО, и мне предстояло встретиться с ним или на допросе, или в зале суда. Я была занята подготовкой к свадьбе, хлопотами вокруг Оксаны, разговорами с Тамарой: теперь, когда общение с ней уже ничем мне не угрожало, мы переписывались с ней с утра до вечера.
Чего я никак не ожидала, так это встречи с бывшей свекровью ― буквально за пару дней до свадьбы. Госпожа Жабич подловила меня прямо на парковке у дома Эдуарда. Он как раз отправился на завод в сопровождении личного водителя, а я намеревалась съездить на примерку в свадебный салон, куда доставили заказанное мной платье ― не классическое для невест, а, скорее, вечернее.
Я вышла из подъезда, нажала кнопку на брелоке, издалека разблокируя дверь джипа, и чуть не вприпрыжку зашагала к автомобилю.
― А ты, смотрю, неплохо устроилась! ― проскрипел у меня за плечом знакомый голос. Такой ядовитый, что, пролетай мимо
