Свет твоих глаз (СИ) - Соня Мишина
― Кто знает? Наверное, настолько болезненные воспоминания остались, что не хотела их ворошить, ― заступилась за маму Томка.
Я покивала, соглашаясь. Мне тоже свою семейную жизнь непросто вспоминать было. Я ни маме, ни Тамаре и половины всего не рассказывала, что со мной происходило тогда. Да и сейчас предпочитала молчать.
― Бедная мамочка… ― снова вздохнула протяжно.
― А ты что решила? Заберешь заявление? ― напомнила подруга о главном.
― Не знаю. Надо с адвокатом поговорить. Свекровь мне не жалко, ради нее и пальцем не пошевелила бы. И самого Жабича тоже ни капельки не жаль, но ты же сама знаешь: тюрьма еще никого не исправила. Она только хуже людей делает. Страшнее. Выйдет бывший через пару лет: много ему не дадут. Приедет снова, обозленный, потерявший всякие берега, и мало ли на что решится? Я даже не за себя боюсь… у нас с Эдом дети будут, вдруг он им что-то сделать захочет?
― Да уж. И никаких гарантий тебе никто не даст, ― Томка сочувственно кивнула. ― Даже не знаю, что тут сказать.
― А не говори ничего. Давай сегодня о другом думать!
Мы поболтали еще немного и отправились спать: роспись была назначена на полдень, стилисты должны были приехать к восьми, а это означало, что вставать нам предстояло вообще в шесть.
Мы и встали ― все трое. Пока Эдуард выгуливал Найджела, я приготовила завтрак. После легкого перекуса был душ, стилисты, одевание. К одиннадцати подтянулись родители Скворцова и его брат ― нарядные, с торжественными взволнованными лицами. Они привезли с собой букет невесты и фотографа.
Еще через двадцать минут прибыл лимузин, украшенный лентами и цветочными гирляндами. Он отвез нашу честную компанию в ЗАГС.
Шагая рука об руку со Скворцовым по коридорам этого заведения, я ловила на себе восхищенные и любопытные взгляды, а сама думала о маме. Наверное, для нее этот день был бы еще более счастливым, чем для меня, ведь она так хотела, чтобы я встретила настоящую любовь! Как жаль, что она не дожила… не дождалась…
Торжественный зал, белый с позолоченной лепниной, был пронизан солнечным светом. Женщина-регистратор поставила меня и Эдуарда перед собой, Тимофей с Тамарой встали по бокам от нас, а родители Скворцова устроились на стульях у стены. Похоже, у них от переживаний подкашивались ноги.
Речь регистратора мне почти не запомнилась. Впрочем, ничего нового я и не ожидала услышать. Сказала в положенном месте «да». Услышала твердое, звучное ответное «да» от Скворцова. Самым сложным оказался момент, когда нам предложили расписаться и обменяться кольцами. Мне пришлось показать Эду место, где следовало оставить роспись, а потом подать ему кольцо, которое он надел мне на палец. Сам он разглядеть его не мог. Регистратор все эти моменты заметила, но тактично промолчала.
А потом был поцелуй и первый танец. Эдуард мягко прикоснулся к моим губам. Подхватил за талию и повел по кругу в такт красивой плавной мелодии.
― У тебя цветы в волосах? ― спросил неожиданно.
― Не живые. Флердоранж, ― улыбнулась я. ― Живые быстро теряют вид, а нам еще вечер в ресторане предстоит.
― А платье у тебя потрясающее. Особенно вырез на левом бедре, ― похвалил муж. Теперь уже муж. ― Мечтаю остаться с тобой наедине и снять с тебя всю эту соблазнительную упаковку…
Платье на мне было вечернее и потрясающе красивое: сливочно-белое, с серебристым отблеском, глубоким фигурным декольте, оно мягко подчеркивало талию, облегало бедра и струилось вниз до самых пяток.
― Придется подождать, ― засмеялась я тихо. ― Всегда говорила: свадьба ― это праздник не для молодоженов, а для их родственников.
― А знаешь, я рад, что мы с тобой подарили праздник моим родителям, ― уже серьезно отозвался Эдуард. ― Не так много поводов для радости я им давал…
― Уверена, что много! ― возразила я. ― Или ты думаешь, они не радовались твоим успехам?
― Мне казалось, что они ждут от меня чего-то другого, ― пожал плечами Эд.
― И чего же?
― Женитьбы, внуков…
― А я думаю, они просто хотели, чтобы ты был счастлив.
― Значит, сегодня я их желание выполнил! ― снова заулыбался Скворцов и, забыв о музыке, остановился и снова поцеловал меня ― сдержанно, но жадно.
Позже, в ресторане, мы целовались еще не раз. И просто так, и под крики горько. А когда Тамара с Тимофеем отправились танцевать, а Эд вместе со своим отцом ушли в мужскую комнату, чтобы освежиться, ко мне подсела поближе мама Вика. Моя новая свекровь. По ее взгляду я догадалась, что она собирается мне что-то сказать ― и невольно напряглась. Прошлый опыт подсказывал, что от матери мужа добрых слов ждать не стоит.
― Вижу, ты искренне любишь Эдуарда, ― начала Виктория издалека.
― Да, ― согласилась я.
― Знаешь, я уже и не надеялась когда-нибудь увидеть своего сына таким счастливым. Уверена, он тоже любит тебя ― так, как никогда и никого не любил.
Я растерялась и смутилась, опустила глаза, не зная, что ответить.
― Думаешь, я тебе сейчас наставления давать буду? Не буду, ― порадовала мама Вика. ― Взрослые люди, сами разберетесь, как жить.
Ах! Пусть бы она еще и сдержала это обещание! Мне стало стыдно за себя. За то, что я не способна вот так просто поверить в правильные и прочувствованные слова. Однако я видела, что это не все, что собиралась сказать моя новая свекровь. Подняла глаза на ее моложавое, утонченно-красивое лицо. Улыбнулась неловко.
― Я тебе другое хотела сказать, ― с некоторой заминкой произнесла Виктория.
― Что же?
― Ты стала спасением для нашего сына, Ника! ― мама Вика положила ладонь поверх моих пальцев, на пару мгновений сжала их ― и отпустила. ― Просто помни об этом, дочка.
― Это он меня спас… ― сквозь подступившие слезы выдавила я.
Виктория неожиданно потянулась, обняла меня.
― Значит, это судьба, ―
