И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
– Да? Если честно, понятия не имею. Взял первый попавшийся в сувенирном автомате внизу. В меру девчачий, для такой особы, как ты, – пожал плечами Ланг, а у неё внутри неожиданно что-то сжалось. Словно она ждала иного, но обидно ошиблась. Право слово, глупости какие!
– Ясно. – Непонятная горечь всё же прорезалась в голосе, отчего Ланг поднял на неё удивлённый взгляд. И Рене поспешила добавить: – Спасибо.
– К тому же так будет проще с отчётами, – проговорил он, а сам задумчивым взглядом уставился куда-то ей за спину. В конце коридора хлопнула дверь, и Ланг оглянулся. – Мне надо идти.
– Слушание? – похолодев, спросила Рене.
– Да, – пришёл короткий ответ.
А она стиснула руки, когда вновь ощутила непонятное желание прикоснуться, или чтобы коснулись её. Рене не понимала, что происходит, но сделала шаг вслед отвернувшемуся Лангу, словно не хотела с ним расставаться. И когда он неожиданно повернулся, то в последний момент успел подхватить врезавшееся в него тело. Ланг смотрел очень внимательно, словно тщательно думал стоило ли говорить, прежде чем всё же решился.
– Задай тебе комиссия вопрос: кто виноват, что десять человек погибли, не дождавшись помощи? Как бы ты ответила? – Рене почувствовала большие ладони, которые тревожно стиснули предплечья.
– Я… я не знаю, – растерялась она, но Ланг покачал головой.
– Мне нужно кое-что понять. Рене, я изучил твои отчёты, проанализировал каждую строчку. Но сама ты видела гораздо больше, чем можно было бы описать. – Он вновь поджал губы и вдруг отпустил, а Рене невольно потёрла руки.
– Тогда… я сказала бы, что доктор Дюссо действовал согласно установленным протоколам, – после секунды раздумий твёрдо произнесла она, а потом с грустной усмешкой добавила. – Ему просто не повезло. Даже вызови он помощь, оперировать всё равно было бы негде. В ту ночь больница работала на износ, и службе спасения следовало это учесть. Доктор Дюссо не виноват. Здесь вообще нет чьей-либо вины. Таково оказалось стечение обстоятельств.
Рене замолчала и вдруг почувствовала, как отпускает скопившееся где-то в голове напряжение. Не её. Чужое. Однако ощущение было настолько ярким, что она поражённо выдохнула.
– Значит, это не было попыткой меня подставить, – медленно произнёс Ланг и покачал головой, когда заметил уставившийся на него испуганный взгляд. Зло оскалившись, он тихо процедил: – В этом гадюшнике ты единственная, кому я мог доверить вскрытия без риска получить в спину десяток ножей.
С этими словами он развернулся и стремительно направился в сторону открывшейся двери, откуда на пол падала тонкая полоса электрического света. Рене же нащупала рукой спасительно устойчивую стену, а потом вовсе уткнулась лбом в покрытые стандартной краской твёрдые камни.
Гадюшник.
Значит, в тот день с дурацким тортом ей не показалось. Все те люди из ординаторской действительно пошли бы на любое безумие, любую подлость ради удовлетворения собственной мстительности. И Ланг отвечал им взаимностью. Господи, он не доверял даже Дюссо! Странно, что со всей своей эмпатией, Рене не заметила этого раньше. Ведь всё так очевидно. И тот случай в «отстойнике» наверняка не был первым, когда на помощь приходил Алан Фюрст, а не пятьдесят человек хирургического отделения или номинальный лучший друг.
Но тогда возникал другой вопрос. Что, чёрт возьми, доктор Ланг сделал с собой, раз быть нелюдимым одиночкой показалось ему справедливым и верным? Рене покачала головой. Она не понимала его. Старательно складывала мозаику поступков, действий и слов, но картина не собиралась. Словно детали не подходили друг к другу и образовывали некрасивые мелкие дыры. Так бывает, если смешать элементы от двух разных пазлов. Она фыркнула. Какой бред! Разве что у доктора Ланга диссоциативное расстройство, а это совсем уже за гранью научной фантастики.
Она покачала головой, оттолкнулась от стены и побрела обратно на восемнадцатый этаж.
***
Хотя отданный ключ символизировал высшую степень доверия, Рене старалась ей не злоупотреблять. Она не знала, закончились ли сексуальные приключения доктора Ланга в рабочее время, так что забегала в заведомо пустой кабинет лишь утром и вечером. Там Рене оставляла на подпись отчёт и забирала задания на день, а ещё иногда нужные справочники. Чем закончились слушания, стало известно лишь через несколько дней, от доктора Фюрста. Сам Ланг молчал. Зато Роузи, прознав про неожиданную рабочую близость подруги с ужасом отделения, нудно просила впустить её в кабинет и дать хоть глазком посмотреть на пристанище «чёрной жужелицы». Но Рене бережно хранила в душе случайно брошенную фразу о доверии. Вряд ли Ланг говорил это всерьёз двадцатилетней девчонке, но иногда можно и помечтать. Верно?
В общем, следующие несколько дней после случая с раздевалкой, о котором ни Франс, ни Роузи, ни даже Ланг предпочли не напоминать, прошли в обычных заботах. Разве что Дюссо всё чаще появлялся где-то поблизости, но прошедшее слушание явно поумерило его пыл. Или же дело было в главе отделения, который также неизменно оказывался рядом. У Рене даже возникло идиотское чувство, будто за ней устроена слежка. Но она быстро выкинула подобные мысли из головы, потому что иначе можно было додуматься до паранойи.
Однако Рене то и дело замечала непонятную собранность доктора Ланга. Будто тот готовился в любой момент… К чему? Она не знала. Вновь поймать на призраках прошлого? Отправить на освидетельствование к психиатру? Ох! Да ладно! У главы огромного отделения наверняка есть миллион других важных дел помимо какой-то девчонки. Но, когда через неделю Рене зашла в раздевалку вместе с возмущённо тараторившей Роузи, она почему-то насторожилась. Что-то было не так.
Если честно, всё это время Рене старательно избегала этого места, но ей нужен был шкафчик. Она сомневалась, что доктор Ланг будет рад найти в своём кабинете россыпь резинок для волос, помаду или опасного зверя по кличке «расчёска», который давно рассорился с вечно растрёпанной шевелюрой хирурга. Так что выхода не было. Вздохнув, Рене стянула халат.
– Ты так и не стёрла это дерьмо, – тихо заметила Роузи и кивнула в сторону надписей.
Рене равнодушно пожала плечами. Она сама давно привыкла к украшению в виде своеобразных граффити, которые уже не замечала. Это было даже забавно. Кто-то украшал шкафчик наклейками, а у неё – настенная живопись. Надо бы попросить автограф у Хелен, тем более, та как раз вошла в раздевалку. Рене потёрла ещё не зажившие на лице ранки и снова пожала плечами.
– Серьёзно, это уголовно наказуемый моббинг. Если поймать того, кто сделал…
– Здесь нет камер, – напомнила она, а маленькая медсестра
