К востоку от Евы - Ида Мартин
«Проснешься – прими таблетки, это утреннее. Дневные на кухне. И поменяй постель. Белье на Митиной кровати. Померишь температуру – позвони. И поешь обязательно! Митя уехал по твоему заданию. Напишет тебе».
Чувствовал я себя гораздо лучше, по ощущениям температуры не было, только горло сильно зудело. Зато появился голод и желание срочно помыться.
Послушно выпив оставленные мамой лекарства, я отправился на кухню, включил чайник, сунул хлеб в тостер и быстро принял душ. Похоже, кризис миновал, и я уже немного раскаивался, что отправил брата на столь рискованное предприятие. Но раз на часах было десять, а он до сих пор не вернулся, значит, у него все получилось.
Устроившись за кухонным столом с чашкой горячего чая и поджаристым тостом, я с опаской открыл Митины сообщения.
Первое из них брат написал еще ночью. К нему был прикреплен аудиофайл.
«Я почистил запись. Послушай сам». Сообщение сопровождалось испуганным смайлом с капелькой пота на лбу.
Второе было уже утреннее.
«Приехал на место. Но заходить стремно».
Третье:
«Кажется, прокатило. Инна сказала, что мы очень похожи».
Четвертое:
«Блин! Просыпайся. Меня распределили на сервировку. Как выглядит десертная вилка?»
Пятое:
«Уже не надо. Здесь хорошие ребята».
Выдохнув с облегчением, я вернулся к его первому сообщению и включил аудиофайл, начавшийся сразу с разговора Евы.
«Кажется, выключила. Тут все такое древнее, того и гляди развалится. А еще тараканы и ужасное кресло. Ужасное. И ковер нужно в химчистку отнести. – Она пошла на кухню, но теперь, хоть и едва слышно, можно было разобрать ее слова: – Представляешь, я встретила Яна из лагеря. Того самого. Показал мне, как дойти до квартиры. Он здесь рядом живет. Я позвала его прийти завтра. Пусть с ковром поможет. И перестановку сделаем. Почему? Да ладно, он добрый. Рвался помогать. Ты ревнуешь? Серьезно? Он просто старался быть хорошим. Не говори глупости! Ничего такого нет и не было. Мы просто купались. Я уже сто раз тебе говорила. За что? Я это прекрасно знаю. Да нет же, он скромно себя ведет. Какой же ты бываешь ужасный! Прекрати психовать! С ума сошел? Я уже заплатила за месяц. Скажу ему, чтобы не приходил. Ты – параноик! Если не перестанешь об этом говорить, я тоже начну представлять. Ну началось. Ты таблетки принимал сегодня?
Разговор так резко оборвался, что стало понятно: кто-то из них отключился.
Но через несколько секунд Ева заговорила снова. Только уже громче и раздраженнее:
– Алик, хватит! Тебе сегодня нужна двойная доза. Давай не сейчас.
Меня снова бросило в жар.
– Я не буду этого делать! Мне не за что ему мстить. Да, он мне нравится, но то, в чем ты меня обвиняешь, неправда. И вообще, я больше так не могу. Я устала. Еще немного, и мне придется согласиться с родителями. Да, я тебя люблю, но у всего есть предел. Вся моя жизнь перевернута из-за того, что я стараюсь помочь тебе, а ты этого не ценишь. Не смей мне угрожать! В этот раз я нашла надежное место и подсказок тебе не дам. У кого узнаешь? Она тебе не скажет. Если ты не перестанешь так со мной разговаривать, я заблокирую тебя и исчезну насовсем. В другой город перееду. Или даже в другую страну. Поменяю фамилию и…
Ева вернулась в комнату.
– …начну новую жизнь. Счастливую, настоящую, для себя. Конечно боюсь. Но тогда мне придется пойти на крайние меры. Ты же понимаешь, о чем я? – Голос приблизился к микрофону. – Вот черт, не на ту кнопку нажала».
Однажды Митя подарил мне на шестнадцатилетие огромную коробку. Она была завернута в подарочную бумагу, и о содержимом приходилось только догадываться. Водрузив ее на письменный стол, я принялся нетерпеливо сдирать упаковку. Успев за это время предположить, что внутри роликовая доска, гитара или набор хоккейной защиты, но когда раскрыл, то обнаружил еще одну коробку, тоже обернутую подарочной бумагой, а в ней еще одну и еще. Коробки, как матрешки, были вложены одна в другую, и догадки о том, что же внутри, стремительно менялись. В итоге, когда я добрался до самого подарка, комната оказалась завалена коробками, Митя счастливо хихикал, а я недоуменно держал в руках обычный ластик. Большего разочарования я не испытывал ни до, ни после этого дня.
Но вот теперь нахлынувшая горечь была схожа именно с тем ощущением, только в разы сильнее.
Потрясения, переворачивающего сознание, я не испытал, вероятно, глубоко в душе догадываясь о чем-то подобном, но обида, жгучая, беспомощная, детская, сдавила из без того больное горло. Перекрыла кислород, и дыхание сбилось.
Кто бы мог подумать, что у такого бесчувственного человека, как я, может случиться истерика? Потому что для того, чтобы снова начать дышать, мне пришлось расхохотаться; и смеялся я до слез, до икоты, до предательского озноба, неизменного предвестника поднимающейся температуры.
Глава 36
«Чем сильнее ты боишься чего-то, тем с большей вероятностью это и произойдет» – сказано в законах Мерфи. Но я придумал дополнение:
«Чем сильнее ты чего-то избегаешь, тем вероятнее окажешься в это втянут».
Теперь все складывалось.
Алик был тем самым братом Евы, которого она называла Востоком и от которого убегала. И конечно же, то, что они оба оказались в «Дофамине», не могло быть случайностью. Ева надеялась спрятаться от него в лесу, но он нашел ее. И, скорей всего, именно тогда, когда мы с ней отправились на озеро. Он видел наше купание, и это его взбесило.
Возможно, как и Салем, он рассчитывал застать Еву с Геной, но нашел со мной. Алик-то и ударил ее, а услышав приближение кураторши, исчез.
Почему Ева предложила мне самоволку с купанием, оставалось загадкой, но если она не знала об участии Алика в игре и бежала в «Дофамин» именно от него, то в этом могло и не быть какого-то тайного смысла. Если только она не собиралась похитить мою душу, как говорила Наташа.
Все смешалось. Нелепое, надуманное и игровое шло бок о бок с жестоким, жизненным и пугающим своей абсурдной мотивацией.
Тем не менее Алик взъелся на меня, главным образом из‑за Евы. Потому и рвался победить в игре, чтобы доказать ей свое превосходство. А с учетом его психического заболевания все это превратилось в некую навязчивую идею, целью которой было унизить меня, наказать, заставить раскаиваться – все что угодно, потому что удовлетворение от мести высвобождает дофамин и вызывает ощущение вознаграждения.
Я встретился с Евой в автобусе, и Алик
