Новый год по новому стилю (СИ) - Горышина Ольга

       — Да что ты так дёргаешься?! Чего боишься?

       Я не оттолкнула его, но вывернулась и свесила ноги с кушетки, чтобы стиснуть коленки, которыми еще мгновение назад крепко прижимала Гришу к себе.

       — Лиза, Лиза… Мы же с тобой достаточно взрослые, чтобы не бояться последствий.

       Я отвернулась, все ещё не в силах ворочать языком. Гриша устроился у меня за спиной, зажав рукой мой бедный живот. Подбородок его тем временем рыл окоп в моем плече, а волосы щекотали горящее далёкой зарницей ухо.

       — Мы знакомы неделю… Ровно неделя сегодня. Забыл?

       — Лиза, твоя дочь называет меня папой… Это намного серьезнее любого штампа, ты так не думаешь разве? — он откинул с плеча непослушную прядь и впился в кожу чуть ли не зубами. — Мы уже вышли из возраста максималистов, тебе не кажется? — теперь он пробовал на зубок мочку уха. — Мы умеем идти на уступки. Мои вместе уже двадцать пять лет. Думаешь, они никогда не ругались?

       Я сжалась ещё сильнее, и руки Гриши скользнули мне на плечи, чтобы расправить их, и теперь моя голова нашла покой на его плече. Ноздри против воли раскрылись, точно розовые бутоны, вдыхая последствия спортивных игр с малышней. Запах взрослого брата… Он завораживал, взывал к женскому естеству, глушил все страхи силой динамита…

       — Я слишком много теперь про тебя знаю, — кричал в голос мой внутренний голос. — Слишком… Даже то, что ты бы никогда мне не рассказал…

       Гриша не напрягся. Его руки еще нежнее стали гладить налившуюся желанием грудь.

       — В моей жизни не случалось ничего, чего бы мне следовало стыдиться… Не думаю, чтобы Ленка что-то там приврала, выдавая страшные Гришкины секреты… Так и знал, что вас, баб, нельзя оставлять одних. Ведь звал же гонять на квадроциклах, звал… И ты бы продолжала свято верить, что я святой…

       Он вжался губами мне в ухо: он по-прежнему тяжело дышал.

       — Ты не святой, ты демон — простонала я, когда Гриша соединил на вершине моей груди свои большой и указательный палец. — Я даже знаю про твои зубы… — стиснула я свои, чтобы подавить рвавшийся наружу новый стон.

       Гриша не замер, сразу рассмеялся.

       — Ещё скажи, что поэтому у меня поцелуи ненастоящие… Ну, скажи…

       Он развернул меня к себе, но не для ответа, а чтобы дать мне свой губами — мягкими, сочными, безжалостными — умело убеждающими меня в том, что до него я не знала настоящих поцелуев: тех, что вытягивают из тела душу.

       — Лиза, я все ещё хочу тебя… — и этот голос может опускаться до баса не только в песне. — Почти бесконтрольно.

       Я тоже давно утратила над собой контроль.

       — Думаешь, я могу просто так сидеть рядом с тобой голой? — задавал Гриша глупый вопрос.

       Я прижала ладонь к его вставным передним зубам. Мокрую от неконтролируемого больше желания.

       — Я не хочу проверять твою выдержку, — воспроизводил мой язык какую-то древнюю запись. Со скрипом. Как старую пластинку… — И заодно мое тело. Оно меня уже один раз подвело…

       Гриша тронул мою ладонь горячим языком, но я нашла в себе мужество не отдернуть руки, и он пробубнил в неё:

       — Оно очень хорошо тебя подвело… Я не против повторения…

       Я отдернула руку и чуть не съездила ей по наглой улыбающейся физиономии — ещё одним зубом меньше, ему не привыкать… У Ленки есть проверенный врач.

       — Я уже выходила замуж по залету, — хрипело мое сознание, безжалостно задавленное желанием скорейшей близости. — Ничего хорошего из этого не вышло…

       — Кроме Любы, я же сказал…

       Он сжал в ладонях мои щёки, а я крепко-накрепко сжала губы. Из последних сил.

       — Можем расписаться прямо завтра, и тогда мы ни о чем не будем знать наверняка…

       Я вырвала лицо и все тело. Против желания, но инстинктом самосохранения. Но Гриша схватил меня за руку и прижался к ней губами. Теперь я стояла у кушетки голая, как Маргарита на балу у Сатаны. Только и демон был голым и открыто демонстрировал свое безвыходное положение. У меня задрожали коленки, и я решила их согнуть. Но Гриша снова поймал мое лицо в ладони, не дав коснуться себя.

       — Лиза, это не ответ на мой вопрос… И это не то, что я сейчас хочу. Это я могу и сам, а мне хочется с тобой… Ну… Детей надо растить скопом, а Люба при любом раскладе будет старше на шесть лет.

       — Гриша…

       Попытавшись встать с колен, я оказалась у него на коленях. Лицом к лицу, и все равно не могла прочитать, что говорили его глаза, как и он — не мог услышать доводы моего несчастного разума.

       — Всего неделя…

       — Лиза, — Гриша даже тряхнул меня, и во мне загудели оборванные нервы. — Мы с тобой уже повязаны… Любой. Она не может назвать ещё кого-то папой, понимаешь? Ты заключаешь со мной контракт. Минимум на восемнадцать лет, и тянешь со мной эту лямку, как бы тяжело порой не было. Я не сахар, как ты, наверное, поняла, но я не ухожу от тех, кто меня любит…

       — Ты от них сбегаешь! — почти выкрикнула я. Меня спасло лишь то, что голос пропал, оставив мне лишь хрип.

       — Чтобы вернуться. Лиза, я вырос. Я знаю цену ответственности. И я хочу, чтобы у меня ее было как можно больше. И я хочу, чтобы мы сделали все возможное, чтобы приходить в этот дом только с подарками и никогда — с протянутой рукой. И мы это сможем вдвоём. Мы вытянем эту гребаную фирму и мы вытянем нашу семью, слышишь? Я хочу с тобой только один общий документ и только один штамп в паспорте. И я безумно хочу общего ребёнка, пока я могу скакать вокруг теннисного стола. Посмотри на моего отца… В его возрасте я хочу лишь внуков на воскресенье. А сейчас — тебя…

       И он снова повалил меня в мягкие подушки, которыми была завалена кушетка. Две упали на пол.

       — Ты обещаешь быть осторожным? — сжала я малость уже шероховатые щеки.

       — Буду стараться. Такой ответ тебя устроит?

       Меня устраивал любой. Ответ. Но не любой мужчина, а только этот. Теперь я знала, почему ГАВ иногда кусается. Он просто не знает, что делают в этот момент его ненастоящие зубы…

       А после жара сауны мне хотелось спать уже по-настоящему, без ласк и поцелуев, и я готова была свалиться прямо на кушетку, позабыв, что мы тут вытворяли час назад, но Гриша заботливо запахнул на мне халат, который я безжалостно распахнула, не посмотрев на его все ещё голодный взгляд, ища холодного воздуха, которого не было даже над стаканом с ледяной водой. Я не стала мешать с квасом вино, а Гриша — дорогущий виски. Бросив одежду в стиральную машину, которая находилась за стеной, он вернулся к кушетке и протянул мне руку: