Император ярости - Джаггер Коул
— Скажу тебе вот что, милая, — Долорес качает головой и широко улыбается, обнимая меня. — В реанимацию попадают двое типов люди: те, кто сдаются, и те, кто борются. Первые… ну, у них просто больше не осталось сил. Бак пуст. А вот бойцы? — она подмигивает. — Они не сдаются, никогда. А это именно то, что тебе нужно, когда тебя привозят сюда. Твой красивый братец? Он из бойцов. Он справится, увидишь.
Он должен.
— Я тебе тут кое-что принесла.
Что? Ну, я продолжаю завоёвывать любовь Долорес. Но, в моё оправдание, у неё отличный вкус на винил. Я достаю из рюкзака редчайший французский пресс Rumors от Fleetwood Mac — тот, где в буклете есть опечатка, а Кристин Макви по ошибке указана как барабанщица в Gold Dust Woman. Наткнулась на него в одном магазинчике в Бруклине неделю назад. И имя Долорес сразу всплыло в голове.
Её глаза расширяются, когда я достаю пластинку и протягиваю ей.
— Где, чёрт возьми, ты это нашла?! — выдыхает она.
— Фокусник не раскрывает свои секреты, — ухмыляюсь я.
Долорес обнимает меня крепко-крепко, а потом, сияя от радости, отступает.
— Ты просто чудо, Фрей. Иззи с ума сойдёт, когда увидит.
Иззи — это внучка Долорес, и, судя по всему, их связывает любовь к Fleetwood Mac. Долорес также обожает говорить мне, что я её напоминаю. Мол, у нас с Иззи «одинаковый вайб».
Иззи пятнадцать.
Не уверена, что именно это говорит о моих модных предпочтениях, но мне нравится думать, что Иззи просто невероятно крутая не по годам.
Я должна бы переодеваться как мрачный подросток.
— Мне нужно его проведать, — говорю я, бросая взгляд в конец коридора, на палату Дэмиана.
Долорес кивает:
— Загляни ко мне на обратном пути. И попробуй поспать, милая. Тебе явно не помешает.
Я натягиваю улыбку, снова кивая.
— Попробую.
Мы обе знаем, что нет.
Я оставляю Долорес и иду к палате Дэмиана. С каждым шагом напряжение внутри только растёт. Дверь тихонько скрипит, когда я толкаю её… и вот он, всё в той же больничной койке, где провёл уже несколько недель.
Неподвижный.
Безмолвный.
Единственный звук в комнате — ритмичное пиканье аппаратов. Единственный признак жизни — размеренный подъём и опускание его груди. Я придвигаю стул ближе к кровати, металл едва скребёт по полу. Когда я сажусь, мои пальцы касаются его прохладной, бледной кожи. Обычно он тёплый, наполненный жизнью. Сейчас он холодный. Слишком холодный.
Я ненавижу это.
Когда-то нас было двое — только я и Анника. Вернее, до того был ещё один период — кошмарное время, когда я осталась одна на улицах, после того как сбежала от семьи, с которой покончила, и от монстра, которого называла отцом.
А потом я встретила Аннику. Она была старше, опытнее, хладнокровнее и уже несколько лет жила на улицах. Она любит говорить, что мы взяли друг друга под крыло, но на деле всё было куда однобоким.
Вместе мы стали командой: у неё был талант красть то, что мне было не под силу, а у меня — то, что не удавалось ей. Мы начали зарабатывать себе имя в преступном мире как воровки наёмного плана. Нам только-только начинало везти — а может, мы просто слегка заигрались.
И вот тогда мы встретили Дэмиана. А если точнее, украли у него Ролекс на шикарном званом ужине, куда пробрались под видом обслуживающего персонала. Мы обчистили это место вчистую. И когда уже праздновали удачное дело в баре неподалёку, Дэмиан нашёл нас.
Он хотел вернуть часы. Но ещё больше — хотел работать с нами.
Дэмиан, наследник и правая рука Кира Николаева, имел связи в криминальном мире, о которых мы с Анникой и мечтать не могли. Высокий, поджарый, по-настоящему пугающий, с дьявольской ухмылкой и жаждой адреналина. Он, как и мы, презирал правила, любил рисковать, а ещё — испытывал слабость к вещам, которые ему не принадлежали. Только разница между нами была в одном: мы с Анникой крали, потому что были в этом хороши, нам нравился азарт охоты — и потому что это долгое время было единственным способом выжить.
Дэмиан же любил воровать, потому что ему нравилось причинять боль тем, кто, по его мнению, этого заслуживал.
Я наклоняюсь вперёд, упираясь локтями в колени, и смотрю на его лицо. Белые волосы растрёпаны, но зачесаны назад. Этот оттенок — редкий результат пигментного заболевания. Обычно его резкие черты выглядят драматично, но сейчас, во сне, смягчены, словно он не человек, а статуя.
Он всегда казался неземным, с этими призрачными волосами и аметистовыми глазами. Сейчас он словно вовсе не жив.
— Прости, — шепчу я в тишине.
Я не знаю, за что извиняюсь. Может, за то, что ничего не сделала — ничего — чтобы его остановить. А может, потому что в глубине души знаю: если бы всё сложилось иначе, если бы мы с Анникой в тот день не пересеклись с ним, меня бы здесь не было.
Закрываю глаза. Но едва я это делаю, передо мной снова вспыхивает образ человека в маске. Я старалась вытолкнуть его из памяти, но он преследует меня.
Он преследует меня.
Я снова открываю глаза, глядя на неподвижного Дэмиана.
— Я видела кого-то, — бормочу, слова срываются с губ, прежде чем успеваю их остановить. — Я выполняла задание для Кира, и увидела его. Мужчину. Он… Он убил четверых прямо у меня на глазах. Я думала, он убьёт и меня.
Грудь сжимается от боли. Именно этот разговор я бы сейчас вела с Дэмианом, будь он в сознании. Не преувеличивала, когда говорила Долорес: Дэмиан действительно был мне как брат.
— Но он не убил. Он просто меня отпустил.
Качаю головой, пытаясь осмыслить это.
— Я не знаю, почему. Даже не знаю, кто он. Он был в маске — жуткой виниловой штуке с крестами вместо глаз и прорезью для рта. Полный профессионал. Будто делал это сотни раз. Он увидел меня, схватил…
Замолкаю, исповедь застревает в горле. Я не говорю Дэмиану, что в тот момент, когда думала, что умру, часть меня не чувствовала страха. Чувствовала что-то другое.
Даже если он и так в грёбаной коме.
Закрываю лицо ладонями, борясь с волной смятения, грозящей накрыть меня с головой.
— Я разваливаюсь, — шепчу я, наклоняясь вперёд, пока лбом не касаюсь края кровати. — Знаю, что бы ты сказал. Чтобы держалась подальше. Что я сумасшедшая, если чувствую хоть что-то,
