Брось мне вызов - Лорен Лэндиш
Я и не думал, что так сильно соскучился по нему. Часть меня хочет заключить пожилого мужчину в объятия. Однако я знаю Альфреда, знаю, как его воспитывали, и вместо этого протягиваю руку и тепло пожимаю его ладонь.
– Я тоже рад вас видеть. – Формальная фраза, но в ней чувствуется искренность. Думаю, он тоже по мне скучал. – А ваша гостья?
– Ах, да. Это Эль Страйкер, коллега и… друг. – Я запнулся, подбирая точный титул для Эль, но, кажется, стоило обсудить это с ней, прежде чем назвать что-то большее.
Эль протягивает руку, и Альфред тоже пожимает ее.
– Альфред Дункан, мэм.
Она улыбается, переводя взгляд с меня на Альфреда.
– У тебя реально есть дворецкий по имени Альфред? Вы уверены, что ваша фамилия не Пенниуорт[14]?
Альфред посмеивается.
– Совершенно точно, мэм. И технически я не дворецкий, а помощник по дому.
– О, мои извинения. – Эль прикрывает ладонью рот. – Я не хотела вас обидеть.
Альфред низко опускает подбородок, ничуть не обижаясь.
– Господин Колтон, могу я проводить вас в дом?
– Колти! Здоро́ва!
Крик эхом отдается от парадного крыльца дома, когда сумасшедший вихрь из шорт для регби, кроссовок, футболки и блондинистых волос вылетает из входной двери и спускается по ступенькам. Лиззи скользит по траве и бросается мне на руки.
– Лиззи! – кричу я, кружа ее в своих объятиях. Новая волна эмоций нахлынула на меня, и я чувствую, как волосы сестры щекочут мой подбородок, а ее крепкие и гибкие руки обхватывают шею.
Как давно это было. Слишком, слишком давно.
– Я бы сказал «сюрприз», но уверен, что все знали о моем прибытии еще до того, как самолет коснулся земли.
Лиззи закатывает глаза, тяжело пыхтя.
– А то! Как будто тут повсюду служба разведки.
Она подталкивает локтем Альфреда, который отвечает лишь вежливой «конечно, мисс» улыбкой, а затем уходит к Оливеру.
Не сомневаюсь, что Альфред обеспечит Оливера парковочным местом и превосходным перекусом в кратчайшие сроки.
Наконец Лиззи замечает Эль, которая смотрит на нее с интересом.
– Здравствуйте… – Задумчивое приветствие Лиззи говорит о том, что она пытается что-то найти в своей памяти и, подняв бровь, находит. – Ассистентка.
Лиззи подходит ближе, вставая между Эль и мной, и фактически поворачивается к Эль спиной.
– Колти, что это за чикуля?
Я двигаюсь так, что мы возвращаемся в круг, и кладу руку на поясницу Эль.
– Лиззи, это Эль Страйкер. Эль, это моя сестра Лиззи.
Острые глазки Лиззи не упускают интимного прикосновения.
– Ага, все-таки пошел по стопам отца, Колти? Сошелся с ближайшей девкой?
Яд в ее словах удивляет меня.
– Лиззи, не будь грубой. Эль – мой помощник и друг.
Лиззи и бровью не ведет. Мать слишком хорошо ее обучила не выражать эмоции, но я чувствую обиду.
– Извини, Эль. Просто я соскучилась по брату. И было бы неплохо побыть только с ним.
Эль отвечает доброй улыбкой.
– Конечно. Надеюсь, у него будет возможность провести время с тобой, пока мы здесь.
Лиззи чует кровь, словно акула, и нападает.
– Почему ты здесь, Колти? А Ба знает?
Я собираюсь уклониться от этих вопросов, как вдруг слышу крики Ба из сада.
– Убирайся, старый хрыч! Прочь из моего сада!
Я бегу туда, желая убедиться, что с Ба все в порядке. Эль и Лиззи бегут за мной.
Ба – леди до кончиков пальцев, совершенная и аристократичная в любых обстоятельствах. По крайней мере на людях. В частном порядке я видел ее немного измотанной, поющей старую заунывную песню мимо нот, когда она устраивала прием в пустом бальном зале. Но мы никогда не говорим об этом. Достаточно сказать, что кричать не в ее стиле.
Но ее голос вновь гремит:
– Нет. Я уже сказала тебе, убирайся.
Мы находим ее в своем саду в восточной части дома. Если бы я не был так обеспокоен, то, наверное, прослезился бы, увидев ее. Но у меня нет времени на то, чтобы рассмотреть ее темные свежеокрашенные волосы, удивительные голубые глаза и руки, которые укачивали меня, когда я был мальчиком – еще одна вещь, которую мы не обсуждаем в приличном обществе.
Все это не имеет значения, когда она держит грязную лопату, угрожая ею куда более пожилому человеку, будто готова обезглавить его в любую секунду.
Когда мы приближаемся, я вижу, что это Джеффри Блэквайр, старый мерзкий тип, работавший на нашу семью. Насколько я понял, он ушел в отставку, но бывшим пожилым работникам нередко дают место в поместье. Внук тоже живет с ним. Кажется, его зовут Уилл. Они с Лиззи ровесники, плюс-минус один-два года.
Но прямо сейчас Джеффри глумится над Ба так, словно не знает, с кем, черт возьми, разговаривает, как сказали бы американцы. Другая мысль мелькает в моей голове. Я прикончу ублюдка.
– Что здесь происходит? – взрываюсь я. Побочный эффект от пребывания в США, где все громко и агрессивно. В Америке нет той утонченности и деликатности, как в Великобритании, но, поскольку у Джеффри душа в пятки ушла, такой инструмент в моем арсенале кажется довольно полезным. Возможно, не настолько, как лопата Ба, но этого достаточно, чтобы обратить на себя внимание.
– Ты. – Лицо Джеффри скукоживается, как будто он съел лимон. – Что ты делаешь дома?
Я, конечно, не отвечаю ему, но когда Ба бросает лопату и бежит ко мне с распростертыми объятиями, я обнимаю и отвечаю ей на тот же самый вопрос.
– Приехал по делам и, конечно же, хотел увидеть тебя.
Ба светится. Джеффри фыркает носом, как будто здесь пахнет сыростью. Лиззи улыбается. И Эль… смотрит на все происходящее, как на телевизионное шоу.
Джеффри вновь пытается допросить меня, но с Ба уже хватит.
– Джеффри Блэквайр, ты прекрасно меня слышал… Убирайся из моего сада и не трогай мои розы, иначе я отправлю твою задницу в дом ленточной застройки, – указывает она, и, не сдерживая ворчания, на этот раз Джеффри подчиняется. Ба цыкает.
– Этот человек разрушит все мои старания.
Для ясности, розарий Ба – ее самое любимое место на земле. Она читает книги о розах, прогуливается по рядам цветущих бутонов и иногда доходит и до того, что подрезает их. В перчатках, конечно. Она никогда не соизволит прикоснуться к почве, чтобы посадить их, но она наблюдает за садовниками и поддерживает тесные отношения с каждым из них.
– Он снова возится с розами? – спрашивает Лиззи, давая понять, что такое случается не в первый раз.
Ба вздыхает, гнев сменяется грустью.
– Бедный дурак, он стал таким забывчивым.
