Высшая степень обиды (СИ) - Шатохина Тамара

– А почему – всегда Усольцев, а, Зоя? Почему не Витя, Виктор, Витенька? – после непередаваемого взгляда на меня буквально вызверился Пашка, – почему не солнце и не радость или зайка... милый, дорогой?

– Потому что он взрослый серьезный мужик, Паша! – поняла я его правильно и взвилась по привычке: – И растила я двух мужиков. Отец-зайка, которого они и так почти не видят…? Свое «милый» и даже «любимый» он получал в постели. Оказалось мало?! Какого хера, Паша?! Это он тебе жаловался?

– Это я. На взводе… – повинился он, понуро садясь на диван: – Накидай чего в тарелку… сейчас уже поеду. Что отвалить пацанам в благодарность, не подскажешь?

– Ничего, – успокаивалась я, – они ничего не ждут, нечего и баловать. Почему ты на взводе, не скажешь? Что-то с Виктором или сам?

– Сам, Зоя. Приеду сегодня вечером, выпьем… и расскажу, ладно? Не сейчас…

– Только если тебе это нужно. Я не настаиваю. И пить не обязательно.

К вечеру мы с папой ждали Пашу. Я по-быстрому нажарила на гарнир капусты. Он любил такую – острую и с консервированными томатами. А папа стушил мясо крупными кусками – почти до состояния истаивания на языке…

Заодно обдумывала информацию, которую «обнаружила» сегодня дополнительно – насчет Пашкиной претензии. Обращаясь к мужу дома, наедине, я называла его Витей. Это ощущалось нормально. Что несла и городила в постели, не особо и помнила – там разрешалось абсолютно все, в это время любые границы сметались и прекращали свое существование.

То, что имел в виду Паша… да – уменьшительное Витя на людях и при гостях я почти не употребляла. Не то, чтобы это казалось слишком интимным – нет. Но мелковато как-то для него… Но звучало и Виктор, хотя фамилия Усольцев всегда казалась мне солиднее. И произносила я ее чуть со смешком, будто подразумевая другой уровень общения наедине. Так же иногда обращалась к папе на людях мама, и я не помню, чтобы это производило тяжелое впечатление. На меня, во всяком случае – точно нет. И почему вдруг взбеленился Пашка, который сто раз слышал это – Усольцев, и никогда до этого не возникал? Выспрошу…

Глава 37

Мальчик выглядел моложе Сережи и Романа, был невысоким и золотоволосым – тот самый цвет волос, который напоминает золото.

– Интересный мальчишка, и волосы… какие красивые! Это на самом деле или какой-то эффект, связанный с фотографированием – фильтры, или что там у тебя еще? – сомневалась я, – цвет лица как-будто естественный...

– Такие были у его бабки, у матери чуть темнее, – листал для меня фотографии Паша. Мальчик в повседневном камуфляже совсем не был на него похож.

– Его никто не настраивал против меня, не скрывал, что муж матери ему отчим. Но мужик, видно, неплохой – парня все устраивало. Потом… когда-нибудь, была у него мысль найти меня. Только я думаю – не сильно ему это и нужно, – улыбался Паша.

– А чего ты радуешься? – не поняла я.

– Да оно видно… нормально жил ребенок, понимаешь? Не было потребности искать лучше. А ко мне – так… любопытство, интерес. Анька хорошая мать.

– А почему его прятали от тебя?

– Я сегодня говорил с ней, – снова улыбнулся Паша, – да не пряталась она! Уехала и почти сразу встретила там того мужика, и он увез ее. А меня просто оставила позади. Алименты на книжку ей капали, знала, что я жив – все хорошо. Мы с Алешей договорились встретиться еще... Чужим мальчишка вырос, я ему не сильно и нужен. Правду говорят – не тот отец, кто родил, а тот, кто вырастил. Повезло, что ему достался хороший.

– А почему он поступил в академию, то есть… по сути – пошел по твоим стопам?

– Да так… почему бы и нет? – пожал плечами Пашка, – я его совсем не знаю, все вспоминаю маленьким – таким, как ты своих тогда привезла. А мой был беленьким, на голове пахучий такой пушок... Я всегда сильно спешил домой... Анну, наверное, так не любил. Вот она и чувствовала. Правильно все…

– Правда, хорошо поговорили? – не совсем верила я ему, – как это ты можешь быть не нужен? Если даже в специальности ты для него – зубр и авторитет? Есть интерес – я даже не сомневаюсь. Пригласи его на каникулы на север, покажи госпиталь, свое отделение. Усольцев сводит всех троих на лодку, покормят их на камбузе, на тренажеры пустят, в сауне попарят, в бассейне искупают… Мальчишки любят такое, Паш, ты чего?! Что ж ты не предложил? Увидел бы, как у него глаза горят. Так и привык бы к тебе... Хотя все верно – вначале нужно спросить Аню. Вот если мама будет не против …? Да и отец тоже.

– А идея… спасибо, – расцвел Паша, – ну… у него все хорошо и это главное. Я и мчался сюда, чтобы это выяснить. А я, наверное, дурак, Зой… нужно было соглашаться на отказника. Сейчас понимаю, что можно бы малого… хочется. Год назад Саня хотела взять прямо из роддома. У нее родня в Мурманске, договорились как-то – подобрали ей здоровенького. А меня слово покоробило… не по-людски как-то – как щенка… коротнуло, завозмущался... А какого черта, что в этом такого? Нормально же? Или нет? – смотрел он на меня с ожиданием. То ли спрашивал, то ли ждал подтверждения своей правоты…

– Я не знаю, Паша. Никогда не думала об этом. Про здорового ты лучше должен знать – все-таки врач.

– Потому, наверное, и коротнуло. Если пацан проблемный, значит – никому не нужен? Отбирают, как годный и негодный товар… дикость, – упрямо сжал он челюсти.

– Да если он маме своей не нужен, Паш! Саню за что упрекать? Она, может и здорового-то побаивалась, – удивилась я.

– Ты прости меня за Саню, – нервно тер он щеку, – а хорошо, что мы не стали пить… молодец ты. Отец не обидится, что мы надолго засели?

Я прислушалась – в комнате работал телевизор. Мы же с гостем сидели на кухне и вроде как пили полезный ромашковый чай. На часах было всего шесть вечера, а за окном уже стемнело. То ли от разницы температур... но стекло будто подернулось тонкой туманной дымкой, а сквозь нее ярко проступали размытые пятна уличных фонарей. Папа одолжил Паше свою чистую домашнюю одежду, он вымылся в душе и поел. Сидел теперь чистый и пах папиным парфюмом – еще и побрился.

– Папа понимает, что у нас могут быть свои темы для обсуждения. А почему я должна извинить тебя за Саню? – уточнила я.

– Привел ее в ваш дом… Я никогда с медсестрами не крутил, Зоя – личное убеждение… не знаю. Для меня это всегда только работники. Гонял нещадно – у меня самый вымуштрованный персонал, самые грамотные девчата, каждая просто на вес золота! А ее сразу заметил – никакая такая… тихая, ходит-скользит… руками двигает так… плавно – ты знаешь. Я и завис – начал засматриваться. Будто околдовала – она перебирает инструменты, а я глаз от ее рук не отведу – как под гипнозом. Любил, наверное, – и согласился сам с собой, – да…

– Наверное? – поддернула я его.

– Женился же! – дернул он плечом, – с ней хорошо. Зачем еще мы женимся?

– Н-нда… ну! Наверное… – не представляла я – а можно ли тут возразить? Потому что действительно – женятся, когда с кем-то хорошо. А если плохо – то точно не женятся. Ты ж моя прелесть… Павел Антонович Силин, начальник госпитальной терапии, подполковник медицинской службы, солидный сорокалетний мужчина – яркий образчик примитивного мужского мышления? Все так просто... и что интересно – вполне логично. Нет, я точно сейчас в этом самом…

Заулыбалась, и тут опять вспомнилось:

– А все-таки – за что ты извинялся?

– Зоя, – решительно уставился он на меня... А я увидела выражение его лица, и веселиться вдруг сразу расхотелось.

– Ты знаешь мою политику в отделении. И все ее поддерживают и уважают. Знают, что хоть я и требую... но персонал работает спокойно – в обиду своих не даю. И за работу у меня держатся крепко. Сысоева тоже все это знала…

Я обреченно вздохнула и уселась на диване удобнее, обхватив колени в домашних штанах и положив на них подбородок. Господи, как оно уже...

– Это Санька ее нацелила, Зоя. У той и в мыслях вначале не было. Я Виктора, конечно, не оправдываю…