Две секунды после - Ксения Ладунка
Он уходит наверх, а я остаюсь с огромным чувством вины, будто все произошедшее случилось из-за меня.
Какого черта?
Глава 25
После завершения скандала в моих ушах еще долго стоят крики Марты и Тома. Я остаюсь в гостиной, не могу уснуть, включаю телевизор и смотрю документальный фильм про животных, надеясь, что тихий монотонный звук поможет мне расслабиться.
Я испытываю ужасную тревогу от произошедшего. Первый раз я увидела, как Том и Марта разговаривают наедине. Поняла, какие они, когда не строят напоказ идеальные отношения. То, как на самом деле друг к другу относятся. Я увидела их настоящее общение, и оно повергло меня в шок.
Я, правда, думала, что они хорошо ладят, верила в ту картинку, которую они рисовали. Предполагала наличие между ними лишь небольших разногласий, но на самом деле… они буквально не выносят друг друга.
Марта предложила ему написать завещание. Это жестоко, и я могу понять, почему Том не хочет об этом думать. Он воспринял это так, будто Марта знает, что он умрет. А если кто-то настолько разочарован в тебе, что уверен в твоей смерти, — это больно. Я знаю это не понаслышке. Но Марта тоже в чем-то права: она просто боится, ситуация выйдет из-под контроля, ведь Том не выполняет свои обязательства.
Как он мог не ходить к врачу так долго? Почти все то время, пока я лечилась, пока «Нитл Граспер» писали альбом, сейчас, когда мы вернулись домой. Он говорил мне, что все в порядке, но он не был у врача больше полугода. Как он мог?
Под тревожные мысли я медленно засыпаю беспокойным сном. Меня преследуют кошмары, от которых я то и дело просыпаюсь. Мне снится мама — как она бьет меня, как я рыдаю от того, что люблю ее, но оказываюсь отвергнута. Я вижу пустоту, в которой холодно и страшно, но я не могу выбраться, ведь это моя жизнь. Плачу от безысходности, бьюсь в агонии, не знаю, куда себя деть. Сердце громко колотится в тишине, и в какой-то момент остаются только его удары и ничего больше.
Потом в моих руках появляются наркотики. Горка порошка в ладонях, я высыпаю его, и все вокруг становится красочным. Ничего не делаю, но чувствую, будто сгиб локтя жалит игла. А потом… потом внутри взрывается салют. По венам бежит счастье, и мурашки покрывают мою кожу. Я улыбаюсь, и слезы скатываются из глаз от того, как мне хорошо.
Почему так не может быть всегда? Это прекрасное состояние, но что-то портит его, поднимается со дна сознания и говорит: так не должно быть. Я не могу это чувствовать, это неправильно. Я этого не хотела! Пелена эйфории рассеивается, и на ее место приходит паника. Случилось то, чего никогда не должно было случиться. Как это произошло? Я бы никогда этого не сделала, никогда…
Чувство неотвратимости накрывает меня и поглощает. Я начинаю задыхаться и захлебываюсь слезами. Я допустила фатальную ошибку, которая будет стоить мне всего.
Я подскакиваю на диване от собственного крика. Несколько секунд нужно, чтобы понять — это был сон. Но легче не становится. Я чувствую себя так, будто на самом деле испытала приход.
Истерика нарастает. Нет, нет, нет… черт, нет! Почему?! Я все делала для того, чтобы навсегда про это забыть, никогда больше не думать, оставить далеко в прошлом…
Но мой мозг предал меня. Я не хотела вспоминать, какого это, а он напомнил и стер все мои старания. Господи, как это было хорошо и ужасно одновременно.
Рыдая, я встаю и начинаю ходить по комнате, при этом вся трясусь. Наркотики… Как же я хочу наркотики. Что же мне теперь делать с этим…
Стоп.
Стоп, Белинда, остановись. Что с тобой происходит? Ты хочешь сорваться? Да, ты этого хочешь?
Всхлипнув, я бегу к холодильнику. Мне нужно отвлечь себя, как учил Адио. Все советы будто забылись, и я действую наугад.
Дернув дверцу морозильника, я вытаскиваю одно из отделений и запускаю туда руки, зарывая их в замороженные продукты. Я все еще реву, уже потому, что становится больно, но не останавливаюсь — это отвлекает.
Сзади я слышу голос, и не могу понять, реальный он, или я его себе придумала. Потом меня обнимают сильные руки, пытаются успокоить, но я в истерике: мне приснился приход, и я сейчас сорвусь.
Боль от холода достигает своего пика, а потом резко исчезает, и меня отпускает. Слезы прекращаются, и я испуганно смотрю на свои руки, засунутые в замороженные пакеты с едой.
— Белинда, — говорит Том сбоку, и я вздрагиваю, поняв, что он обнимает меня. — Что случилось, Бельчонок?
Я вытаскиваю окаменевшие ладони на воздух и смотрю, как их колотит. Они красные и мокрые. Том берет их руками и согревает, дует теплым воздухом.
Я до сих пор не могу отойти от шока и что-то сказать.
— Что случилось? — повторяет Том. — Тебе что-то приснилось? Я слышал, как ты кричала.
Коротко кивнув, я осматриваю кухню, на полу которой сижу. Я в реальности. Все хорошо. Я справилась с наваждением. Вглядевшись в мое лицо, Том решает не ждать ответа: закрывает холодильник и поднимает меня на ноги, усаживая на диван.
Я трясусь, и он прижимает меня к себе.
— Все хорошо, милая, — успокаивает он, — все хорошо, ты в безопасности.
Кивнув и уткнувшись ему в шею, я пытаюсь выровнять дыхание. Это было ужасно. Худшее, что могло со мной случиться.
— Мне приснилось, — шепчу я дрожащим голосом, — приснилось, что я употребляю. Мне приснился приход, я чувствовала его, как наяву.
Глаза снова наполняются слезами. Том крепко обнимает, медленно покачивая из стороны в сторону, и заглядывает в глаза:
— Это был всего лишь сон, малышка, всего лишь сон.
— Да, — соглашаюсь я, но все равно хочу плакать.
За что мой собственный разум так жесток со мной? Разве я не делала все, чтобы справиться с зависимостью? Почему он решил толкнуть меня к срыву, несмотря на усилия?
Взглянув на Тома, я вспоминаю, как он кричал на Марту. Возможно, их ссора стала для меня спусковым крючком, вернув куда-то глубоко в прошлое. Выпутавшись из его объятий, я забираюсь с ногами на диван и обнимаю себя за колени.
— Кажется, меня слишком задела ваша ссора, — говорю сквозь боль.
Том прижимает пальцы к вискам.
— Прости… Ты не должна была этого видеть.
— Нет. — Я мотаю головой. — Вы не должны были так относиться друг к другу. Вы ведь делаете больно Джоуи.
