Трогать запрещено (СИ) - Коваль Алекс

– Здравствуйте…

– Доброе утро…

– Будьте добры…

Секунды складываются в минуты, минуты в часы. Я черкаю номер за номером, адрес за адресом, разрезая стержнем бумагу. За окном только-только начинает светать, когда с очередным звонком я на мгновение вижу проблеск «света» в сутках мрака.

– Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, к вам вчера не поступал мужчина тридцати девяти лет? Высокий. Рост примерно метр восемьдесят пять. Спортивного телосложения. Темно-русые волосы, карие глаза.

– Подождите секундочку, – зашуршали листами в трубке. Снова. Как и несколько десятков раз до этого.

– Жду.

– Темно-русые волосы, говорите? Да, был.

Сердечко подпрыгнуло.

– И борода! – выпалила я. – Приличная такая стильная борода, да?!

– Оу, нет, девушка. Наш не бородатый.

Все снова померкло.

Даже не знаю: радоваться или расстраиваться.

– Спасибо. Извините.

В списке оставалось всего два номера. Две клинические больницы. Набирая предпоследний, я ощутила, что у меня дрожат руки. Пальцы не попадают по цифрам. Если этот список закончится, дальше даже думать страшно, номера каких “учреждений” мне придется обзванивать.

– Доброе утро, девушка. Подскажите, вчера утром или вечером к вам не поступал мужчина? Темно-русые волосы, карие глаза. Борода. Спортивный и ростом метр восемьдесят пять. Зовут Б…

– Был, – перебила меня женщина. – Вчера утром поступил мужчина без документов. Полностью подходит под ваше описание. Сейчас его состояние врачи оценивают как стабильное. Вечером перевели из реанимации в общую палату. В себя он пока не приходил.

Шаги по больничному коридору почти не слышны. Их перебивает стук моего сердца в груди. В ушах будто барабаны выбивают марш. Я мысленно молюсь о том, что он нашелся. Даже фото, показанное медсестре, кивнувшей в ответ на вопрос “он ли это”, все равно не дает стопроцентной гарантии. Я хочу его увидеть своими глазами.

– Только вам дали неточную информацию, – встрепенувшись, уточняет медсестра. – Произошла некоторая путаница. Мужчина все еще в реанимации, так как не приходил в сознание.

У меня внутри все холодеет.

– Но по фото точно ваш, – будто успокаивает.

Нервно тереблю рукава вязаной кофты, до крови кусая губы. Нам в приемном сунули халаты и бахилы. Сопровождает нас та же медсестра, которая опознала Богдана. Идем к заведующему отделением реанимации, он нам и расскажет, что случилось с моим Даном.

Медсестра по имени Дарья стучит в дверь с табличкой «Заведующий отделением ОРИТ Сурков А.В.».

– Александр Васильевич, к вам по поводу поступившего без документов.

– Нашлись-таки? – слышится уставший вздох. – Пусть заходят.

Нас с папой дважды просить не нужно.

– Здравствуйте, Александр Васильевич, – тянет руку па, приветственно пожимая ладонь заведующему. – Мы по поводу поступившего вчера к вам мужчины. Он без документов, и нам сказали, что и без сознания.

Врач в голубом костюме оглядывает нас, как мне кажется с подозрением. Чуть дольше задерживает свой взгляд на мне. Хмурится. Да, видок у меня скверный. Растрепанная, бледная с темными кругами под глазами от недосыпа.

– Вот фото, – папа протягивает телефон, на экране которого фотография Богдана.

– Да, – вздохнув, кивнул врач. – Это он. Из органов тоже звонили не так давно, интересовались поступившими накануне. Должны подъехать.

– Слава богу!

– Нашелся!

Выдыхаем с папой одновременно.

– Мы его почти сутки ищем. С прошлого утра на связь не выходил, – говорит па. У меня же руки трясутся от нервного напряжения и практически бессонной ночи. Сердечко так и вовсе сходит с ума.

– Что с ним? – спрашиваю сразу, как только получается хоть слово вытолкнуть из сжатого спазмом горла.

– Кем вы ему приходитесь? И документы привезли? – убирает руки в карманы брюк Сурков.

– Он мой жених, – отвечаю быстрее, чем отец.

– Копии документов, – папа протягивает папку. – Оригиналы должны были быть у него.

– Да, он должен был ехать в аэропорт, – уточняю я.

– Титов Богдан Андреевич. Угу, – знакомится с копиями врач. – Мужчина поступил к нам без каких-либо документов. Без сознания, с черепно-мозговой травмой. Сломаны пара ребер. Многочисленные ссадины и гематомы. А также закрытый перелом лучевой кости левой руки, – ровным и будничным тоном говорит врач.

У меня же волосы дыбом.

– Его можно увидеть? – с надеждой спрашиваю.

– В реанимацию никого не пускаем, – холодно выдает мужчина.

– Ну, хоть одним глазком, пожалуйста, – взмолилась я и схватила папу за руку. Слезы вот-вот хлынут, глаза щиплет адски. Но я держусь. – На пару секундочек, чтобы убедиться, что это он!

– Хорошо, – смягчается врач. – Пройдемте, – предлагает выйти из кабинета. – Только у вас пара минут, не больше.

Мужчины идут впереди, я за ними. Молчаливой тенью. Нас пускают в коридор, вдоль которого сплошь тянутся двери и огромные окна. Палаты реанимации. Там койки с пациентами. Из некоторых доносится писк аппаратуры. Зрелище не для слабонервных.

К горлу подкатывает тошнотворный ком, в нос ударяет резкий запах медикаментов. Я обнимаю себя за плечи, выдыхая сквозь приоткрытые губы сдавленный визг, когда за очередным окном, вижу фигуру на больничной койке.

Как сквозь вату доносятся слова Суркова:

– Вот ваш потерявшийся. Смотрите, я пока к нему подойду, – говорит и заходит в двери. Подходит к кровати, которая стоит напротив окна. Я вижу уже до боли любимую бороду. Перевязанную голову и руку в гипсе.

Всхлипываю. Перед глазами все плывет. Отец тут же обхватывает меня за плечи.

– Держись, Юлек, главное, что жив.

– Угу, – киваю и шмыгаю носом. Как заведенная повторяю по круг: нашелся – остальное мелочи. Но это не унимает моей дрожи. Кто, что, зачем, как это случилось? До сих пор ни одного внятного ответа.

Врач, кивнув нам, проверяет какие-то данные на аппарате. Удовлетворившись показателями, выходит к нам. Мы с па молча идем за ним в коридор, покидая отделение реанимации. Наши “пара минут” закончились.

– Полученные травмы следствием чего могут быть? – словно прочитав мои мысли, спрашивает отец. Вид у него такой же ошарашенный, как и мой. Мы попросту не ожидали такого. Сильный, габаритный, спортивный Титов в совершенно беспомощном состоянии. Как?!

– Очень похоже на избиение. Сомневаюсь, что такой комплекции мужчина не мог дать отпор обидчику. У него запястья в ссадинах с отеком, но кисти целы. Я склоняюсь к тому, что драка была не с одним лицом. Похоже на группу, – меня шокирует ответ.

Мы с папой переглядываемся. Внутри все холодеет.

Но кто? Кто мог это сделать?

– Почему он без сознания? – первым берет себя в руки Степан Аркадьевич.

– Травма головы.

– Это опасно? Как долго он будет без сознания? – перехватываю врача за руку. – Пожалуйста, только говорите, как есть. Не скрывайте от нас ничего, пожа-а-алуйста, – тяну жалобно.

– Ваш мужчина достаточно крепкий, и здоровье у него соответствующее. Немногие молодые могут похвастаться таким, – хмыкает. – Ждем, когда придет в сознание. Тут все индивидуально и много медицинских терминов, которыми я не стал бы вас грузить, – переводит свой взгляд с меня на отца. Папа кивает. – Поэтому ждем. Критичного по результатам осмотра нет. Необходимая терапия проводится.

– Что-то нужно? Может, медикаменты какие? Или специалисты? – спрашивает отец.

– Все есть. Езжайте домой, здесь есть кому за ним присмотреть.

– А еще, – снова спрашиваю. Вижу уставший взгляд Александра Васильевича. – Какие последствия возможны?

– Не будем забегать вперед. Придет в себя, будем обследовать дополнительно.

– Спасибо, – благодарю, и заведующий, кивнув, оставляет нас одних.

Сумасшедшие сутки.

– Поехали домой, Юль, ты на ногах еле стоишь, – приобнимает папа и тянет меня за собой.

– Я бы здесь осталась. Хочу, чтобы, когда он придет в сознание, увидел меня, понимаешь? – снова шмыгаю носом. Знаю, что смотрюсь сейчас жалко, но, когда увидела Дана, что-то внутри сломалось.