Трогать запрещено (СИ) - Коваль Алекс

– Главное, что живой. Выходим, поставим на ноги. Но для этого нужны будут силы, слышишь? А увидев тебя вот такой, он еще больше будет переживать. Ты нужна ему с улыбкой на личике, малышка, – успокаивает па.

Сам же устал не меньше меня. Также не спал и занимался поисками. На выходе из отделения папа подходит к медсестре на посту. Просит позвонить, как только Дан придет в себя, и оставляет оба наших номера. А затем мы покидаем больницу.

Папа прав, нужно выспаться, чтобы набраться сил. Они нам понадобятся.

Глава 39

Юля

Еле осилив обед, который мы заказали домой, я наконец возвращаюсь в свою комнату, поцеловав отца в щеку.

– Давай, отдыхать и верить, что все обойдется, – чмокает меня в лоб па.

– И ты, – обнимаю его, нежась в тепле родных рук.

Кивает в ответ.

Оказавшись в комнате, первым делом направляюсь в душ. Раздеваюсь, забираюсь под горячую воду, ощущая всю тяжесть прошедшей ночи. Все волнение об учебе отошло на… да черт его знает, на какой план! Плевать на все. Главное, чтобы Дан был живой и здоровый. Вместе мы справимся с любыми трудностями.

После душа накидываю махровый халат и забираюсь под одеяло, кутаясь в нем. За окном светло, на часах час дня. Но глаза слипаются после горячей воды. Мышцы ноют от усталости. Голова болит, душа не на месте, не помогло даже то, что я его увидела.

Укладываюсь поудобнее на бок и закрываю глаза. Представляю, что, если бы Дан был сейчас рядом? Он бы обнял меня, уткнувшись носом в волосы. Притянул к себе, прижимая крепко. Прошептал бы что-нибудь милое, обязательно сказав: котенок. И я уснула бы под мерный стук его сердца и окутывающее от макушки до пят тепло...

– Юлька, – резко выныриваю из сна. Папа сидит рядом на кровати. На лице улыбка. По глазам вижу, что так и не ложился спать в отличие от меня.

– Что-то с Даном?! – тут же сажусь на постели.

– Ага. Отзвонились. Пришел в себя!

Я взвизгиваю, подпрыгиваю на кровати и кидаюсь в объятия родителя.

– Ура, божечки! – всхлипываю. – Тогда чего сидим? Поехали к нему! – спрыгиваю и тороплюсь к шкафу. Начинаю в суматохе перебирать шмотки, откидывая ненужное.

Папа осаждает меня своим:

– Юль, подожди. Не форси.

Оборачиваюсь.

– Что?

– К нему все равно сейчас не пустят, – укладывает ладони на мои плечи. – Начнутся обследования, помнишь слова доктора? Сказали уточнить завтра утром, как Титов будет себя чувствовать. Скорее всего, его к этому времени переведут в обычную палату. И вот тогда можно будет лететь сломя голову. Сейчас – бесполезно.

– Черт!

Па как всегда прав. Видимо, заметив, как опустились мои руки, сжимающие кофту, отец притянул меня к себе и обнял. Я уткнулась носом в его грудь и выдохнула с трудом. Нет, и все-таки я не представляю, что бы я делала без него. Распалась бы на атомы от страха, потерянности и безысходности.

– Терпения, Юлек, – гладит по растрепанным волосам. – Все будет.

Будет-то будет, но в моменте ожидание и тянущееся время – убивают!

День проходит, как в тумане. Я что-то делаю, с кем-то разговариваю, кажется, звоню Веронике и даже пытаюсь смотреть фильм. Но мысли все крутятся вокруг больницы и Титова. В итоге я не знаю, как пережила эту ночь! Это было адски невыносимо знать, что Дан в сознании. Но меня рядом нет. Как ему передать свои чувства? Не написать, не позвонить… Выть хочется!

Уже в девять утра следующего дня я спускаюсь в гостиную, будучи в полной боевой готовности. Папа звонит в больницу, ему сообщают радостную новость: Титова перевели из реанимации. А это значит, что мы можем его увидеть! Да!

– Па, погнали, – в нетерпении пляшу вокруг него, хватаясь за пуховик.

– Завтракать, Юль! – командует Данилов-старший непримиримым тоном.

Сквасив лицо, я вздыхаю. Но покорно иду за Степаном Аркадьевичем на кухню. Попробуй откажи! С трудом запихиваю в себя бутерброд. Делаю пару глотков чая, тут же бросая кружку в раковину:

– Все!

– Юль, блин, – качает головой родитель, но спорить не решается.

Примерно через час, пробравшись сквозь пробки, мы попадаем в больницу. Папа все время на телефоне. Я так понимаю, что он разговаривает с адвокатом Богдана и начальником безопасности фирмы. На мой вопрос, что там удалось узнать, папа ответил коротко:

– Работаем.

В отделении надеваем халаты и бахилы. Я не тороплюсь, а буквально лечу на встречу с Даном. Безумно скучаю и волнуюсь за него. Кажется, еще секунда промедления – и меня взорвет от переизбытка чувств.

Отцу снова кто-то звонит.

– Юль, иди, я поговорю и догоню тебя, – кивает и спускается обратно.

Я же иду в уже знакомое отделение. Топаю по длинному коридору и нахожу ту самую медсестру Дашу. Она мне любезно улыбается и провожает до кабинета врача, пожелав удачи. Что? Зачем и почему? Непонятно.

– Здравствуйте, – постучав, ныряю носом за дверь с табличкой “Сурикова А.В”.

– Здравствуйте. Юлия, верно? – здоровается Александр Васильевич в ответ.

Я киваю.

– Присядьте, – приглашает войти.

– Мне бы к Богдану, – виновато улыбаюсь, но, поджав губы, все же прохожу и сажусь напротив него. – Можно его увидеть?

– Тут такое дело… – начинает мужчина. – Юля, я не могу вам разрешить навестить Титова, – выдает мне мужчина.

Кажется, мои глаза от удивления расширяются.

– В смысле? – не поняла я.

– В том самом, – откладывает ручку, которой что-то писал, складывает перед собой руки. – Приехала его мать. Запретила пускать к нему кого-либо. Она кровный родственник – я не могу пойти против ее решения. Вы же…

– Как это? Вообще никого?!

– Никого. Устроила нам тут скандал. Переругалась со всем отделением и медсестрами. Ирина Григорьевна считает, что ее сыну сейчас не нужны лишние переживания. В общем… – он замолкает и тут же спрашивает, – а вы с ней знакомы?

– Не успели, – виновато пожимаю плечами. – Все закрутилось слишком… быстро.

Поправляю выбившуюся прядку волос, пряча ее за ухо. Кажется, что за последние двое-трое суток я уже исчерпала весь лимит паники. А, нет. Она снова поднимается, выползая откуда-то из глубин души. Что значит, я не могу увидеть Титова? Как это я не попаду к Богдану? Он должен знать, что я здесь! Для него это не переживания! Для него это… это…

Зажмуриваюсь, вздыхая. Открываю глаза и вижу, как врач понимающе кивает.

– Я могу с ней поговорить? С его мамой?

– Она сейчас у него в палате. Можете только подождать ее в фойе.

– Хорошо, я поняла. Как его состояние? – решаюсь уточнить.

– К сожалению, и тут не могу вам ничего сказать.

Киваю. И выхожу из кабинета. Снова разбита.

Прохожу к сестринскому посту, усаживаюсь на скамейку. Ждать? Ну хорошо, я еще подожду. Но моего терпения не хватает надолго. Я еложу на скамье, будто у меня шило в одном месте. Может, она там просидит весь день безвылазно?

– Девушки, не подскажете, в какую палату перевели Титова? – спрашиваю, подойдя к стойке сестринского поста.

– Так в триста двадцать пятую.

– Спасибо, – благодарю и, когда в отделение поступил пациент, ныряю в коридор.

Искать долго не приходится. Останавливаюсь у нужной палаты. Прислушиваюсь. Ничего не слышно. Стучу пару раз и, готовая уже открыть дверь, берусь за ручку, как она тут же распахивается. Я вздрагиваю.

На пороге стоит женщина, лет… не знаю. Мама Богдана явно очень хорошо выглядит для своих лет. Миниатюрного телосложения, тем не менее выглядит пугающе грозно. Нависает надо мной. Хотя я клянусь, мы одного роста! Умудряется давить авторитетом? Маленькая девочка Юля внутри меня пугливо сжимается в комочек.

– Здравствуйте, я…

Ирина Григорьевна выходит из палаты, тем самым даже не дав мне возможности туда заглянуть. Заставляет отступить на шаг назад и захлопывает дверь. Взмахнув полами накинутого на плечи белого халата, интересуется отнюдь не вежливо:

– Девушка, вы кто?