Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Я гасну с мыслью о том, что засыпать вот так кожа к коже — лучшее, что я когда-либо ощущала…
***
Как только слышу щелчок замка, со всех ног несусь в прихожую, чтобы уже там застыть в нерешительности как вкопанная.
Стою и наблюдаю, как Барс снимает обувь, резво выпрямляется и тоже замирает при виде меня.
Смотрим. Изучаем. Молчим.
Лупим друг по другу зеркально оробелыми взглядами.
Расстояние между нами постепенно густеет от разгорающегося напряжения.
Такая вот интермедия.
Не рискую приближаться. Попросту не знаю, как себя вести. Хочется кинуться ему на шею и честно сказать, что я скучала. И при этом понятия не имею, могу ли я так поступать? Вчера мы сошлись на голой вседозволенности, но может ли эта договоренность уже сегодня ничего для него не значить? Может ли она быть улетучившимся спустя сутки побочным эффектом момента, когда нас накрыло и мы ничего не соображали?
А утро? Утром мы тоже ничего не соображали, да? В особенности — я, проснувшаяся от вибрирующего томления, нарастающего в теле.
Мы так и остались лежать на боку, как заснули вчера вечером. Он всю ночь обнимал меня со спины. Было очень раннее утро, едва ли солнце успело показаться во всю красу, но Таривердиев в той же позе уже ненавязчиво будил меня дразнящими прикосновениями рук и щекочущими поцелуями. Скользил по мне ладонями, иногда останавливаясь на самых сочных участках — бедра, ягодицы, чтобы порывисто смять их и снова двинуться в затейливый путь. Его губы оставляли горячие следы на моих плечах, а потом неспешной дугой перетекали вниз по шейным позвонкам и дальше, прерываясь где-то в районе лопаток.
Я открыла глаза, лишь когда пальцы Барса коснулись полушарий груди, жадно сжали их и задели ноющие соски. Опустила затуманенный взгляд вниз и усилием воли не застонала вслух от этого будоражащего зрелища. Никогда не задумывалась о том, как красиво смотрятся мужские руки на женской груди. Эротично. Сексуально.
Его руки. На моей груди.
Мурашило адски.
Мне нравилось всё, что он делал в те секунды. Только и оставалось ловить свои реакции, погружаться в них и время от времени затаивать дыхание. И в голову не пришло возразить, когда Таривердиев закинул мою ногу себе на бедро и прижался вплотную, пристраиваясь.
Щадящее мягкое вторжение — и губы всё же пропустили дрожащий вздох. Глаза сами собой закрылись, макушка будто под силой притяжения упала назад, найдя точку опоры на подбородке Барса.
Я медленно, но неумолимо тлела, пока мы соединялись и сцеплялись между собой. Его движения были плавными и до сумасшествия чувственными. Ласки, которыми синхронно одаривал мои изгибы и впадины, — нежными и бережными.
— Не надо, — остановила я крепкую руку, искусной змейкой тянувшуюся по животу к промежности, чтобы помочь мне достигнуть пика, как вчера. — Я… хочу чувствовать тебя. Просто чувствовать. Без дополнительных… стимуляций…
Сложно сформулировать мысль в таком состоянии, когда тебя уносит нега, да и ты далека от нужной терминологии. Мне было достаточно его мужской мощи внутри себя, нашего телесного контакта — это уже порождало эмоции навылет, было моим экстазом. Не хотелось, чтобы Таривердиев зацикленно гнался за оргазмами, будто мы ведем какой-то счет.
Он, к счастью, понял меня. Вошел в расслабленность и до самого конца держал этот вайб. Кончил на внутреннюю сторону моего бедра, что лежало на постели. А я вздрагивала вместе с ним, пока Барс сдавленным рыком выдыхал мне в ухо свое удовольствие.
А потом снова поцеловал в плечо, потянулся через меня к тумбочке, стащил бумажные салфетки и вытер мою кожу.
За ребрами будто сад расцвел — так хорошо мне было.
Прерванный сон укрыл, словно одеялом, и я отключилась с улыбкой на губах под удивленно-насмешливое таривердиевское:
— Досыпай… а я на работу.
И вот целый день прошел. Я ждала, отдаваясь перебоям сердца в минуты воспоминаний. А сейчас оно предательски затихло.
Я вглядываюсь в Барса и не могу поверить, что всего сутки назад мы будто были с ним другими людьми. Кончики пальцев вибрируют в нетерпении — как же хочется провести ими по мужскому лицу и проверить, проступила ли уже совсем свежая щетина?
Эмоциям тесно внутри.
А я всё стою в робкой нерешительности, такой непохожей на меня.
Но ведь и правила установлены новые. Я еще не разобралась, как делать ход.
И вдруг… рот Таривердиева однобоко дергается в дерзкой ухмылке. Ей вторит провокационно изогнутая бровь…
Барс приглашающе раскидывает руки в стороны, зазывно улыбается — и я тут же несусь к нему, стартуя без раздумий.
Подхватывает меня, надежно удерживая на весу. Я свисаю на нем, оплетая шею ладонями, жмусь плотнее, подрагиваю непроизвольно и… трусь щекой об его щеку.
Так и есть — уже колючий, щекотно и… одуряюще приятно.
Хихикаю радостно.
Приветственный поцелуй сначала осторожный, невесомый, почти как целомудренный чмок. Но очень быстро выходит из-под контроля, и вот мы уже шатаемся, как пьяные…
— В душ пойду, — шепчет Таривердиев, отрываясь.
Цокаю насмешливо, кто это у нас тут сахарная чистюля?.. Не изменяет себе.
— Ты… поешь потом? — интересуюсь, когда опускает меня на ноги. — Ужин еще теплый.
Одаривает сложным выражением своих жгучих глаз. И кивает.
Исчезает в ванной, а я давлю припадочную улыбку, шагая в кухню. Сервирую стол, внутри взрываются торжествующие фейерверки. Ничего не знаю о пищевых паттернах Барса, мы с ним всего пару раз ели вместе во время приезда его бабушки. Этот негласный принцип не есть дома бесил меня жутко. Таривердиев даже на таком уровне не хотел иметь со мной точек соприкосновения, что было обидно.
Теперь немного волнуюсь. Понравится ли?
Через десять минут пахнущий свежестью он входит и сразу садится за стол. Никак не комментирует блюда, но принимается за еду с огромным аппетитом. Я и не рассчитывала на сюсюкающие благодарности и восхваления, не тот типаж мужчин.
Устраиваюсь напротив и приказываю себе не выдавать слишком явного счастья от происходящего. Поэтому… нейтральным тоном сообщаю:
— Наши домой зовут.
— Наши? — абсолютно ровно.
— Угу. Твои и мои. Звонили поздравить. Настаивают, что обоим надо отдохнуть хотя бы пару недель. Я сказала, что с дипломом ты котируешься еще выше, и тебя с руками и ногами отрывают на работе… Надеюсь, что руками и ногами ограничиваются, — строю невинные глазки в ответ на блеснувший в глубине его глаз предостерегающий огонек. — У меня практика ближе к концу июля, закончится в двадцатых числах августа… и, если тебе тоже будет удобно, можем хотя бы на неделю вырваться туда. Они скучают, Барс. Нуждаются в нас…
— Мне там нечего делать, — кидает небрежно, прожевав.
— Барс…
— Ты, если хочешь, езжай. Я же не против.
Ар-р-р!..
Высекаем искры визуальной дуэлью.
— Ладно, — отступаю примирительно, не развивая опасную тему. — Вернемся к этому позже. В любом случае… знай, что без тебя я никуда не поеду. Я так и заявила, что не брошу своего мужа на произвол судьбы.
Ну вот что за человек, а? Меня задевает, что он настолько легко на этой стадии отсылает подальше, будто так и надо. Я ведь хочу обратного — быть рядом, быть нужной и полезной. Вижу, какой у него загруженный период, опять возвращается не раньше девяти, хотя ушел часов в восемь утра.
— Как прошел твой день? — смеюсь, когда корчит вопросительную рожицу, мол, ты ли это, мать?.. — Да что?! Я стараюсь быть хорошей женой.
— Тебе не идет, — ворчит наигранно, продолжая уплетать мою стряпню и стрелять в меня издевательским взглядом.
— Ну и пожалуйста, — пожимаю плечами и встаю.
Якобы обиженно отворачиваюсь от него и вожусь с утварью на плите, распределяя по нужным емкостям, чтобы убрать в холодильник.
Не дура, понимаю, что такие сложные темы мы не будем щелкать, как семечки. Самое больное — семья. Отношения с близкими.
Барс гордый. Правильный в своем представлении. У него сложный характер. И у меня, черт, ничем не лучше этот характер. Кто-то должен хотя бы иногда уступать. Смиренно принимаю — сейчас компромиссы на мне.
