Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
В самый разгар моей бурной деятельности наглые загребущие руки ложатся на талию и тянут меня назад, впечатывая спиной в каменный торс. Млею оттого, как обнимает, немного раскачивая нас.
Сволочь, ни разу за день не написал. У меня живот сводило от переживаний, растерянно мерила углы по квартире, грызла себя, не зная, что делать с вещами в коробках. Никто не говорил, что будет просто, но и я не готова во всем переступать через себя. Тоже не посчитала верным писать ему первой.
Злилась, блин, думая, что брюнетка всё время рядом с ним…
Тяжело. Не могу же я его прямо просить хотя бы иногда писать и звонить. И… быть подальше от бывшей?
— Ты теперь… — шепчу, растворяясь в наступившем умиротворении и прикрывая веки, пока амплитуда раскачки становится чуть шире, а макушку обдает теплом приставленного к ней подбородка. — Ты будешь есть дома? Можно мне тебе готовить… завтраки, обеды, ужины?..
— Ты этого хочешь? Правда? — после небольшой паузы.
И ведь хрен признает, что ему приятно. Потому как горделивый и привыкший сам о себе печься.
В груди щемит от нашей какой-то очень домашней позы, лицо пестрит довольной улыбкой.
— Я этого хочу. Хотя бы немного заботиться о тебе. Как ты обо мне всегда.
— Хорошо.
— А можно… собирать тебе еду на работу? — поджимаю губы в волнении, благо, Барс не видит этого.
— Можно, Шипучка.
— Тогда поедем завтра за набором нужных контейнеров? Я присмотрела один… — посмеивается, не давая договорить.
— Лады…
Разворачиваюсь, не размыкая объятий.
Срываюсь на эмоции и порывисто оставляю теплый след на губах Таривердиева.
Снова и снова обжигаясь об его взгляд…
Часть III. «Пассаты»
47. Лус
Месяц спустя, конец июля…
Сначала казалось, что в вузе будет скучно проходить практику, со стороны нам пророчили перебирание бумажек вместо ленивых сотрудников, которые обязательно спихнут на нас всю неугодную им работу, как это везде обычно и происходит. Но предсказание не сбылось. Мы нырнули в настоящую научную деятельность и даже, черт возьми, попали наблюдателями на один скрытый эксперимент! Да у меня внутри всё лопалось от восторга!
Омрачался он только присутствием Немирова, с которым приходилось контактировать время от времени. Я уже запуталась в поведении преподавателя, мне иногда казалось, что все эти завуалированные поползновения — плод моего воспаленного воображения. А иногда, стоило ему только начать вновь активно цепляться ко мне, думала, что профессор всё же самый настоящий маньяк под стать Лектеру[1], и меня мастерски маринуют, а я об этом и не догадываюсь. В такие моменты пробирало до ужаса. Я об этом даже поговорить ни с кем не могла, в группе бы посчитали сумасшедшей, а Барс… не хотелось создавать проблем на ровном месте. Он бы точно отреагировал слишком горячо. Да еще и с таким анамнезом — своей историей с отчислением по вине препода.
Оставалось просто быть начеку и не поддаваться панике, ведь прямой угрозы я еще не получала…
Мы с двумя одногруппницами стоим в атриуме института и бурно обсуждаем сегодняшние события. Туда-сюда снуют немного потерянные абитуриенты, часть из них с родителями. В воздухе витает взбудораженность, толика страха и бешеная суматоха. Но я отчетливо слышу своё имя в этом хаосе и резко оборачиваюсь:
— Люси!
В исполнении Милы это звучит так слащаво, что хочется скривиться. Я сдерживаю себя, приподнимая уголки губ в пластмассовой недоулыбке. Сестра Марата, напротив, улыбается так широко, что слепит меня, приближаясь. Звонко чмокает в щеку и принимается за ничего не значащий трёп. Об институте, о факультете, о том, куда лучше податься.
Я дико растеряна. Блин, я не помню, чтобы Адамов говорил, что его младшенькая собирается поступать на психолога. Когда речь шла о мединституте, я представляла себе какие-то другие специальности. А после поездки к ним домой на пару часов и личного знакомства с этой избалованной девочкой и вовсе была уверена, что ей дорога в косметологи — модно, дорого, престижно.
Вообще, Милана неплохая и не вызывает у меня отторжения, но между нами будто непреодолимая пропасть. Разница в возрасте всего три года, а отношение к жизни — противоположные полюса Земли. Она малость высокомерная, но это и не особо удивительно, учитывая, как её боготворят в семье. И плюс… какая у неё родительница… кстати, именно в эту секунду подходящая к нам.
— Здравствуйте, — приветствую сухо и максимально отстраненно.
— Привет, дорогая. Как твои дела?
У меня, мать твою, по ощущениям… ком размером с булыжник застревает в горле от дружелюбия в её голосе.
— Я сейчас, — Милу зовет кто-то из своих, и она упархивает.
Мои девчонки тоже ушли пару минут назад, поэтому вынужденно остаюсь наедине с Адамовой-старшей.
— Спасибо, всё хорошо… — мне бы ради приличия дать обратную связь и спросить то же самое, но не могу… не могу…
— Марик рассказывал, что ты бросила всё там и приехала поступать сюда, вырвалась из захолустья. Это очень похвально. Да еще и сама и на бюджет без всякой помощи… Ну просто чудо. Ты умница.
— У меня было много времени, чтобы подготовиться. И прекрасные репетиторы, — отбиваю бесцветно, чувствуя раздражение.
Так всё перевернула, будто я несчастная деревенская лохушка без гроша, у которой не было никаких шансов на нормальную жизнь, но я выгрызла себе путь зубами. Почти Ломоносов, дошедший пешком до своей мечты.
Да и столько снисходительности, будто сама не из того же захолустья перебралась в столицу.
Я пытаюсь быть объективной и не примешивать сюда Барса. Не получается. Боль за него — душит меня невидимой удавкой на шее.
Медленно закипаю рядом с этой невероятной красоты женщиной. Её даже зовут соответствующе — Назели, что в переводе — красивая, грациозная, хрупкая. И при этом мне неприятно находиться в её обществе. Смотрю на неё и вижу лицо Таривердиева. Они безбожно похожи.
К слову, именно эта схожесть и заставила нутро бить тревогу, когда я приехала на праздник Милы. Марат мимолетно познакомил меня с семьей, а потом я в течение нескольких часов ловила на себе заинтересованные взгляды его матери из разных углов вечеринки среди огромной толпы. И не могла понять, почему кожу сковывает льдом. Адамов представил нас друзьями, не делал намеков на что-то большее, то есть, мамуля не должна была ревновать сыночка ко мне. А, с другой стороны, я ведь в общей компании не тусовалась, держась особняком, и было нетрудно догадаться, что никакого отношения к кругу «Марика» я не имею… По глазам женщины ясно, что она далеко не дура. Змеи… вообще… славятся своей мудростью.
И лишь позже я узнала, почему хозяйка дома кажется мне до жути знакомой…
— Ты нас всех впечатлила, не скромничай. Миля тоже в восторге, — продолжает настойчиво хвалить.
Боже, да меня даже её манера речи вымораживает. Делано-светски-интеллигентная. А с «Милей» мы пересеклись от силы минуты на три в день её рождения. Откуда взяться восторгу? Что вот происходит, а? Что этой Назели Прекрасной от меня надо?
— Я не скромничаю, озвучиваю факт — у моей семьи была возможность нанять мне лучших репетиторов. Я готовилась тщательно. И достигла цели. Если бы не прошла на бюджет, поступила бы на платное.
— Знаю, что у тебя хорошие родные. Достойные люди, Марат говорил.
Я, блин, не пойму, с какого хрена «Марик» обсуждал меня с ней?
Злость впрыскивается в кровь мгновенно, хоть внешне я себя и контролирую.
Природная сучность заставляет меня улыбнуться во все тридцать два и выдать:
— Ну, не совсем. Отец у меня наркоман, например.
Молодец она. Ни один мускул на лице не дергается. Только взгляд становится цепче и внимательнее. Наверное, комбинирует варианты, как отвадить такую шваль от сыночка. Да только этого и не требуется, а бедняжка и не в курсе, что зря извилины напрягает.
