Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Обнимаю его за шею, льну, дрожу от нашей телесной стыковки. Я чувствую Таривердиева так остро, так невероятно плотно — каждым сантиметром кожи, что теряюсь в ощущении близости.
— Дай посмотреть на тебя, — шепчет горячечно мне в ухо, прерывая поцелуй.
Тут же делаю шаг назад. Сдергиваю и второе полотенце с волос, бросая его на пол. Выпрямляю спину. Стреляю в него смелым алчным взглядом. Дескать, смотри, но и я отставать не собираюсь.
Впитываю в себя стать, мощь, мужскую красоту.
И балдею, когда вижу ответные эмоции в жгучих глазах.
Внезапно хмурит брови и возвращает меня к себе:
— Блядь, — выдает мучительно, гладя мои плечи. — Пиздец как хочу тебя…
Напрягаюсь, предугадывая, что за этим последует какое-то «но».
— У меня презервативы в машине…
Я потрясенно хлопаю ресницами.
— Барс, — уязвимо жмусь к нему сильнее, — только не уходи сейчас, пожалуйста, — черт, я пугаюсь, даже не могу представить, чтобы мы прерывались в такой значимый момент. — Не уходи…
Перевожу дух и сбивчиво признаюсь:
— Я ни с кем, кроме тебя, не была, если ты переживаешь об этом…
— Тише, — перебивает, сцеловывая мою дрожь с губ. — Я знаю.
Выдыхаю облегченно. Он ведь до ужаса брезгливый, для него важны нюансы, на которые другой парень в аналогичной ситуации не обратил бы внимания.
— Я знаю, — повторяет нежно, и я таю, благодарная ему за то, что не ставит под сомнение мою «репутацию», за то, что сам это считал, уверен во мне. — Я тоже чист. Но последствия…
— Я тебе доверяю! Ты проконтролируешь… — толкаю бойко и убежденно.
Таривердиев смеется, и я немного расслабляюсь, напоминая:
— Голая вседозволенность, Барс. Отпусти себя. Я тоже этого хочу.
Сумасшедшая я! Рискую ведь больше него. А в голосе столько отчаяния, словно действительно умру, если выйдет из комнаты.
И меня топит счастьем, когда Барс, коротко и нервно кивнув, ведет нас к кровати. С улыбкой падаю на постель и подставляюсь под поцелуи. Боже, ну почему это настолько приятно? По венам растекается томление, воздух пропитывается эротизмом. Я вздрагиваю от первого прикосновения к груди. Захлебываюсь стоном, когда пальцы Барса касаются сосков. Безумно трепетный, возбужденный, он высекает искры на моей разгоряченной коже. Трогает всю, клеймит губами.
Только и успеваю вести сражение за крошечные глотки кислорода. Мне не хватает выдержки и опыта, чтобы влиять на свои реакции. Я беспомощна и честна в них. Выгибаюсь, выкручиваюсь, срываюсь на тихие стоны.
Таривердиев снова и снова возвращается к моей груди, гладит, сжимает. Особое внимание уделяет соскам, то вбирая в себя, то играясь языком. Я запрокидываю голову, хватаю его за волосы, глаза под веками закатываются от наслаждения.
Внутри взвивает столько новых вихрастых ощущений — окутывающих, затягивающих, подчиняющих, что тону в них раз за разом.
Он накрывает мою промежность ладонью, и следом меня прошибает от оголенного контакта. Боже, это невыносимо… невыносимо прекрасно, Барс ласкает сокровенную точку, кружит по ней, доводя меня до чувственного шока. Я словно дышать разучилась, ртом ловлю воздух, ладонями комкаю покрывало, которое от моих потуг сбивается к низу.
Мечусь беспокойно и бестолково.
А потом… резко замираю.
Когда Таривердиев начинает медленно входить.
Раскрываю глаза от неожиданности. Смыкаемся взглядами. Серьезными, напряженными, горящими. Я немного обескуражена тем, что мое удовольствие прервалось… но при этом меня бомбит чем-то намного важнее. Сакральной значимостью происходящего.
Дробит жестко. Грудь тяжело вздымается. Сжимаю губы, ощущая, как Барс растягивает меня собой. Тяну руки к нему. Одной ухватываюсь за шею, вторую — прикладываю к его натужно вибрирующему сердцу.
Он держит вес на ладонях, приближает лицо ко мне, приникает к губам, успокаивает нежностью.
Рассыпаюсь.
Сильно нуждаюсь в нем, поэтому не отпускаю после завершения поцелуя. Обнимаю отчаянно. Делю с ним свои эмоции. Дышу через раз.
Барс уже глубоко внутри, я пытаюсь осознать это. Черт, колошматит.
Прижимается ртом к моему виску и делает плавный толчок. Еще не понимаю, что чувствую. Дискомфортно. Наслаждение ушло.
С прошлого раза я помню только боль. Помню, как хотелось соскочить с него. Завыть в голос. Но тогда всё было неправильно.
Сейчас меня подготовили. Я приняла мужчину, пусть и с трудом. Силюсь привыкнуть, подстроиться.
Таривердиев постепенно наращивает темп. Я — жмусь к нему крепче. Перемещаю ладони на мощную спину, глажу бугристую поверхность, отвлекаю себя. Увы, былых приятных ощущений нет. Но и боли, к счастью, тоже.
Целую Барса в плечо, утешает мысль, что ему хорошо. Он дышит мне в ухо всё свирепее и свирепее.
И вдруг отстраняется. Поднимает корпус, осторожно сползает с кровати, придерживая меня за бедра и вставая на ноги. Двигается, так и не разъединившись со мной. С изумлением наблюдаю за его действиями. Подставляет ладонь под мою поясницу, тянет меня вверх, чтобы поместить туда подушку. Сам вновь забирается на постель, пристраивается. Упирается коленями в матрас.
Толчок. Вдыхаю судорожно. Ощущается немного иначе. Будто острее. Глубже. А вот когда Таривердиев касается еще и горошинки клитора, я затаиваю дыхание, чувствуя, как угольки потухшего, было, удовольствия, вспыхивают с новой силой.
Смотрю ему в глаза. Он далеко. Не могу обнять, поза не позволяет. Я знаю, что старается для меня. Но мне мало тактильности.
Барс считывает эту неконтролируемую панику и свободной рукой находит мою ладонь, сплетая наши пальцы. Я так поражена и покорена его чуткостью, так благодарна… что в уголках глаз собираются слезы, которые остервенело смаргиваю. Припекает в груди.
Низ живота охватывает прежним жаром. Между нами растет сокровенное напряжение.
Я закрываю глаза и откидываю голову назад. Отдаюсь нарастающей эйфории. Не могу смотреть на Таривердиева — стягивает дрожью от его жадного темного взгляда. Мое дыхание частит. Тело плавится под мужским напором. До хруста сжимаю его ладонь в своей. Под веками — красочные фосфены.
С губ срывается вытянутый стон за секунду до пика. А после — меня отсекает начисто. Парализует, лишает дара речи. Даже сердце перестает биться на какой-то миг. Долго проживаю свой оргазм.
Когда прихожу в себя, Барс уже лежит рядом. Всё еще стискиваю его руку. Эмоции разрывают в клочья. Без раздумий обнимаю Таривердиева, притаиваюсь на широкой грудной клетке. Восстанавливаю способность жить в этой действительности после чего-то запредельно восхитительного. Вдыхаю терпкий запах, кутаюсь в безопасность.
Кажется, теперь я знаю, что такое настоящая наркотическая зависимость.
46. Лус
На его груди слишком хорошо, чтобы добровольно покинуть её. Делаю обратное — перебираюсь на Барса полностью, в прямом смысле теперь лежу на нем без зазрения совести. Дышу ароматом мужской кожи. После физической нагрузки она пахнет ярче, даже остаточные нотки парфюма раскрываются шире, играют новыми гранями.
Никогда не замечала за собой приступов токсикомании. А сейчас… Боже, да я понимаю всех девушек, постоянно обнюхивающих своих парней. Всех девушек, которых раньше считала идиотками. На деле, получается, я хуже них.
Я пропащая.
Бедово-медовая? Так он меня назвал?
Тепло в животе от воспоминаний. Будто внутренности в восторге скручиваются в затейливые узлы и отказываются раскручиваться, держа меня в радостном напряжении.
Это так странно. Но и… прекрасно?
Несколько минут борюсь с собой, притихшая и слушающая мерное дыхание Таривердиева, который гладит меня по спине то ли лениво, то ли задумчиво — лица-то я не вижу. Возможно, тоже размышляет о случившемся. А потом я поддаюсь клокочущему во мне желанию… и прохожусь кончиком языка по доступному в моем лежачем положении участку его кожи. Губы тянет в улыбке, когда грудные мышцы Барса резко сокращаются, а мужская рука, замершая на пояснице, спускается ниже и демонстративно сминает ягодицу.
