Время любви (СИ) - Деметра Фрост
— Есть ли в этом такая уж необходимость? — вдруг спрашивает Олег.
— За имущество беспокоишься? Понимаю! — Света раздраженно фыркает, — Жаль, что я говорю это так, наверняка после этого все по пизде пойдет, но Таньку могло переклинить. Она сегодня твою полюбовницу видела. А это значит — она там поймала что-то и теперь сидит и рыдает! Выламывай, кому говорят!
Медлительность Олега быстро накручивает Свету, и та уже готовится оттолкнуть его, чтобы самой точным и поставленным ударом ноги рискнуть выбить сердечник замка. Пару раз ей этот фокус удавался. Межкомнатное полотно — это не входная железка. Так, условности.
Но Должанский поступает мудрее — выбирает на связке один из ключей и пользуется им как отверткой. Скручивает и снимает металлическую пластину с ручкой, проворачивает что-то внутри и без проблем распахивает дверь. Но первой внутрь все равно влетает Александрова.
Глава 23.3. Олег
Появление высоченной и широкоплечей девицы перед его квартирой ненадолго ставит Олега в тупик. Хотя без проблем ее узнает — больно внешность у однокурсницы Тани примечательная.
Та, кстати, ведет себя уверенно и почти вызывающе. Видно, что девушка привыкла командовать и управлять — сама Таня говорила, что та уже ведет бизнес, пусть и доставшийся ей в качестве подарка. Да, его девочка выдала ему даже эту информацию.
О другой ее подруге — Динаре Алиевой — он тоже наслышал. И даже лично знаком с отцом той, Рахматом Алиевым. Может, не очень близко, но кое-какие общие дела пару раз сталкивали их вместе. Ничего особенного — сплошная рутина. И да, все тот же бизнес.
Но командирский тон малолетки все равно раздражает, хоть та и выглядит старше своих лет. И куда как более уверенной, чем Татьяна Карпова.
Таня.
Танечка.
Его девочка.
Что там говорит это пловчиха?
“Она сегодня твою полюбовницу видела. А это значит — она там поймала что-то и теперь сидит и рыдает!”
О чем это она? Какую полюбовницу?
Злосчастный “Переклин” его как раз не беспокоит. Он и так знает, что у девочки не все в порядке с головой. Понял это и принял, хотя подобное должно быть последним, чего хочется на старости лет.
Поэтому и не идет на поводу взорвавшейся и не в меру взволнованной девушки. Действует спокойно и взвешенно и не собирается мешать, когда та, влетев в спальню Тани, без какого-либо сомнения сдергивает с постели одеяло и кидается на подругу с какими-то грубыми и сумборными воплями, тискает ее и гладит по спутанным волосам.
А сама Таня…
Сама Таня выглядит… удручающе.
Опухшие лицо и нос. Красные белки глаз. Рот распахнут, губы дрожат. Причем, при взгляде на него, начинают дрожать еще сильнее. А еще Таня вся зажимается, пытается уползти, спрятаться за фигурой подруги. И начинает тихонько и истерично всхлипывать.
Это плохо. Очень плохо.
Олег даже несколько теряется.
Ему меньше всего хочется видеть ужас и отвращение на лице Тани. Особенно — обращенные в его сторону.
Да и было бы за что? Что он ей сделал-то?
Ничего.
Сама что-то накрутила. Сама что-то надумала.
А сейчас рыдает, с головой окунувшись в свою истерию. Цепляется за подругу. А его видеть не хочет.
Это… больно?
Как ни странно — да. Больно.
И это обескураживает, конечно.
Заставляет его, зрелого и опытного мужика, сомневаться в собственной состоятельности. И даже взрослости.
Потому что сейчас, видя совершенно дезориентированную девушку, которая с утра была еще улыбчива и нежна, которая доверчиво прижималась к нему и тянулась, чтобы оставить на губах мягкий и чувственный поцелуй, он не мог уловить и отголоски тех чувств и эмоций, к которым привык и на которые подсел, как наркоман на дозу.
Проблему выбора снова решает Света. Глянув на Олега — без злости и обвинения, надо сказать, — она коротко бросает:
— Выйди, Должанский. Я побуду здесь. Все нормально будет.
И он послушался. Он! Взрослый мужик, и послушался соплячку, которая в дочери ему годится.
— И чаю приготовь! — уже вдогонку кричит ему девушка.
Вот же реально командирша!
Но он готов выполнить и это. Лишь бы та действительно смогла успокоить Таню.
А потом он разберется.
Со всем разберется.
И окутает свою девочку таким толстым слоем заботы и ласки, что она напрочь выкинет из своей больной головушки всяческую дурь. Позабудет о неких “полюбовницах”, перестанет мучить и терзать себя почем зря, доверять начнет и, может быть, успокоит наконец-то свою истерзанную душу.
Устроит ей небольшие каникулы — отвезет в дом, будет кормить до отвала и баловать всякими безделицами и нежностями. Из постели выпускать не будет, чтобы любить — долго и с чувством.
А потом можно будет на Мальдивы рвануть. Или в Тайланд. Пусть отогреется и накупается вволю. Он для этого и планы свои переиначит сможет — почему бы, собственно, и нет? Сколько этой жизни? Может, у него второе дыхание открылось благодаря ей. И можно творить всякое.
Лишь бы устаканилось.
Лишь бы доверилась.
Снова.
Глава 24.1. Татьяна
Головой понимаю — фигню творю. Звонки подруг игнорирую. Продолжаю хныкать, как маленькая, истерю, как умалишенная. И вообще веду себя неадекватно.
Но поделать ничего не могу.
Да и знаю я это состояние. Тут бы таблетки помогли, но у меня их нет…
Можно, конечно, воспользоваться простыми и безрецепными, но для этого надо выбраться из своего спасительного кокона и пойти на кухню. А я этого ужас как не хочу делать.
И потому продолжаю душить себя в персональном аду. Перемалывать раз за разом собственное сердце и дух, накручивать и перелопачивать то, что нельзя трогать вообще.
Что ж за жизнь у меня такая, а? Сплошные разочарования, раз за разом… Вот только доверишься человеку, мужчине, а он тебе — нож в спину.
Это я не про Олега. Так, в общем и целом.
А женщины — злые и коварные. Опять же — никакого доверия. Лезут, куда не просят, жизни учат, как будто это нужно кому.
Да и я хороша, ничего не скажешь. Кому верю? Кого слушаю? Какую-то чучунду левую на кэблах длинных?
Но расшалившуюся фантазию уже не остановить и не затормозить. Воспаленный мозг в красках рисует, как Олег, поощрив меня нежным поцелуем за чувственный и мягкий секс, гораздо позже удовлетворяет свое действительно сильное либидо с другой, уже не сдерживаясь и не контролируя ни себя, ни свой напор. Как жадно
