Время любви (СИ) - Деметра Фрост
“В жопу!” — сказала бы Александрова.
“Уймите свои фантазии и закажите мальчика!” — возможно, брезгливо отреагировала бы Динара.
Я же трусливо прошу:
— Замолчите! Меня тошнит!
Странно, но это фраза действует на Ренату как-то странно. Она мгновенно замолкает, бледнеет и неожиданно отпускает меня. Я слегка пошатываюсь на пятках и с трудом выравниваюсь.
И ведь не вру. К горлу действительно подступил горький комок, и я судорожно вбираю через рот воздуха. В глазах вспыхивают разноцветные искры, и я инстинктивно прижимаю к животу ладонь. Этот жест не остается без внимания Ренаты, и она зло прищурившись, выдает:
— Так вот оно что…
Я не понимаю, но мне все равно. Я пользуюсь своим освобождением и поспешно отхожу. А вдогонку слышу:
— А ты, оказывается, продуманная стерва! Но если думаешь, что это удержит Должанского подле твоей юбки, то приготовься к разочарованию! С пузом ты только оттолкнешь его! Сможешь рассчитывать только на алименты, но не на верность! Ему она просто не свойственна!
Не вникая в смысл сказанного, продолжаю бежать прочь. По сердцу бьет совсем иное — мысль о том, что Олег может спать со мной и одновременно с этой женщиной. Как она сказала — в отеле и на рабочем столе? Вполне возможно… Я даже это могу понять…
Но не принять, конечно.
Не после измены Андрея.
Пытаюсь убедить себя в том, что Рената просто соврала. Не очень красиво и совершенно не по статусу взрослой деловой женщины. Но, как показывает опыт, люди вообще на деле оказываются не такими, какими кажутся. А я эту женщину даже не знаю… И поэтому верить ей у меня нет причин.
Как, впрочем, и не верить.
Это… больно.
Особенно учитывая, что чисто внешне и по положению она подходит Олегу гораздо больше, чем я.
Богатая наследница, да? Так ведь сказала Данира?
Но в деньгах ли смысл?
Опять же — хочется сказать, что нет, не в них. Олег Должанский и без того достаточно богат.
Но ведь и Орловы — тоже. И все же, согласно расследованию, взяли меня в свою семью с одной лишь целью. И расценивали меня только как источник стабильного дохода и возможность обогатиться еще больше.
А ведь я им доверяла! Верила! Любила!
Слушалась Петра Ивановича, выполняла все распоряжения Марины Эдуардовны. На Андрея надышаться не могла, боготворила, восторгалась…
И вон как все перевернулось…
А если…
Если на деле я опять наступаю на те же грабли?
Если все это — самообман и тщетные надежды на все то же киношное и сказочное “долго и счастливо”?
Да, я наивная дурочка — это и так мне известно.
Но оттого легче не становится.
Наоборот, только тяжелее.
Когда же я наконец повзрослею и перестану идеализировать мир и людей вокруг себя?!
Оказавшись в доме, где все пропитано запахом и аурой Олега, я чувствую, что моя паника только увеличивается. Я трусливо убегаю в душ и наконец-то даю волю истерике и слезам. Сначала долго стою под ледяными струями воды, потом — долго отогреваются под горячими. Три раза намыливаюсь гелем, остервенело тру кожу губкой. Дважды мою голову. И запираюсь в своей комнате, с головой укрывшись одеялом на кровати.
И плачу… плачу… Некрасиво, навзрыд… Утопая в темноте и отчаянии. До боли в глазах и висках, до спазмов в животе и груди. До истеричного кашляя.
До полного и беспросветного помутнения рассудка.
И даже не стараюсь найти путь наружу.
А смысл? Все равно там — в злом и несправедливом внешнем мире — сплошные разочарования и предательства.
Глава 23.1. Динара
Динару Рахматовну Алиеву никто бы не назвал человеком суеверным или, упаси господи, одаренным каким-то особенным талантом типа предвидения. Это ее бабушка, Ба-Гурун, порой предчувствовала и предвидела такое и так, что мороз по коже пробегал.
Но сегодня на нее будто что-то напало. Схватило в фантомные когти нежное девичье сердце и сжало. И как бы Алиева не игнорировала странное чувство, в какой-то момент она перестала отвлекаться от него с помощью заучивания новой порции терминов и подготовки документов по студсовету. Раздраженно ругнулась (разумеется, очень тихо, сквозь зубы) и решительным жестом отодвинула от себя блокнот с ручкой. Отвернулась от ноутбука и поджала красивые полные губы.
Что-то скребет на душе. Что-то настырное и неприятное. Не обращать на это внимание уже нет никаких сил.
На вид миниатюрная и нежная, молодая девушка обладала характером решительным и немножко — дерзким. И независимым. Хотя принадлежность к семье Алиевых обязывало ее быть послушной и воспитанной. Обязывало — но это не значит, что она реализовала это на все сто процентов.
А еще в последнее время странным образом прикипела к Танечке Карповой. Почему-то почувствовала к ней… нет, не жалость. А какую-то ответственность за девушку с большими оленьими глазами и чересчур мягким нравом и впечатлительной натурой.
Вокруг нее и закрутились мысли, когда Динара решила разобраться со своими предчувствиями. Вспомнила, как та с невозможной нежностью рассказывала о неком Олеге Должанском. С тоской — о странностях судьбы, связавших судьбы этих двоих. И с отчаянием — о своих страхах перед будущим.
И хотя Карпова была такой же светской личностью, как и Динара, в ней не было полагающейся толстокожести и способности абстрагироваться. Вследствие этого появление некой брюнетки по имени Рената не могло не повлиять на нее.
Поэтому Алиева берет в руки телефон и отправляет Тане вызов.
Потом еще. И еще.
Но каждый раз получает в ответ однообразные гудки и мягкий вкрадчивый голос, сообщающий, что “Абонент не может пока ответить. Оставьте голосовое сообщение…”
Беспокойство Динары усугубляется еще тем, что она получает от Александровой сообщение: “Не могу до Таньки дозвониться. Что случилось? Рестик отменяется, да?”
Динара знала, что Таня и Света друг с другом общаются гораздо дольше и, как положено, между ними уже давно сформировались определенные связи и взаимопонимание. Поэтому, если уж Света беспокоится, значит, есть отчего.
“В универ приехала любовница Должанского” — пишет Динара в ответ.
“Сука! И что?”
“Ничего такого. Перебросились парой фраз. И мы ушли с Карповой в кафе”.
“А потом она домой поехала?”
“Вроде как бы да”.
“Созванивались?”
“Нет”.
“Хреново… Короче, я к ней еду. Если что — наберу”.
“Отзвонись, пожалуйста. Что-то мне неспокойно”.
“Вау! Окей! До связи!”
Немного раздраженно дернув подбородком, Динара порывисто сжимает руки и глубоко выдыхает. Излишняя эмоциональность — ее бич. Сколько ей все время приходится выслушивать на этот счет от мамы, от папы и даже от
