Excommunicado (СИ) - Темида Ди

Как выяснилось чуть позже, именно талантливыми руками этой «прогнавшей» меня испанки были сотворены блюда, от которых теперь ломится стол, — их вереница, кажется, не собирается заканчиваться. И, несмотря на помощницу, которая прислуживает нам с Альваро за столом, Клаудия — так зовут повариху — сама несёт каждый свой шедевр, при этом по-свойски перебрасываясь с хозяином эмоциональным фразочками на испанском и со слишком явным одобрением поглядывая на меня.

Я ни черта не понимаю, но прячу улыбку на очередное её милое лопотание, представляя себе, как она, например, пересказывает ему последние новости и слухи, накопившиеся за всё время отсутствия. Кажется, только с ней он не может проявлять должную власть и указать на субординацию, потому что я замечаю смешинки во тьме карих глаз, а последовавший заразительный смех на какую-то шутку Клаудии, пока та любовно и без тормозов наливает мне крем-суп, окончательно доказывает это.

Едва она скрывается на кухне, а помощница, отступив и опустив взгляд, встаёт у стены в ожидании необходимости подойти к нам снова, как Альваро говорит мне:

— Клаудия была поваром ещё в доме отца. Если поставит себе цель накормить кого-либо на убой, достигнет её в одночасье.

— Постой, — неверяще округляю я глаза, в доказательство его слов чувствуя, как желудок, хоть и благодарно урчит, действительно набит до отвала. — Она выглядит максимум на сорок.

— Ей шестьдесят пять, — усмехается Альваро, приложив к губам бокал с вином. — Хорошо сохранилась.

— Да уж, — улыбаюсь уже в открытую, тоже отпив своё. Вкус на языке раскрывается с настолько правильным и медленным темпом, показывая рецепторам оттенки винограда во всей красе, что я невольно закрываю веки. — У тебя замечательный дом. А вино просто покоряет…

— Благодарю, Джейн, — не сводя с меня глаз, тихо проговаривает он. Но всё же, оставив бокал, грациозно встаёт с места и следует к раскрытым раздвижным дверям. — Оно, кстати, с виноградников моей приятельницы.

Ненавязчивым движением отпускает ожидающую помощницу, добавив: «Gracias»[2], — даже с прислугой он крайне обходителен. Я сажусь вполоборота, поправив подол белого летнего сарафана, и укладываю подбородок на руку поверх изголовья кресла. Пытаюсь дышать ровно, и дело совсем не в выпитом алкоголе, а в том, как внутри сладко натягивается что-то, пока я наблюдаю за Альваро в бежевой льняной рубашке и такого же оттенка лёгких штанах, настраивающего граммофон и укладывающего пластинку под иглу. Видеть его вне брони дорогих тканей различных шикарных костюмов — непривычно и даже... интимно.

— Вот как… Какая добрая приятельница, — намеренно делаю нажим на слове, лукаво щуря глаза.

Небольшой треск в звуке сменяется на степенную лирику, пускающую мурашки по коже открытых плеч. Альваро, еле слышно смеясь себе под нос, подходит ко мне и подаёт ладонь.

— Могу только предполагать, какие ревностные картинки уже успели выстроиться в твоей голове.

Она сразу же обхватывает мою, а другая томительно проводит по вышивке на талии, когда я поднимаюсь с места и делаю шаг навстречу. Альваро неторопливо прижимает меня к себе, в ритме музыки ведя нас в танце.

— Я смотрю, ты тоже слишком самокритичен, — мягко отбиваю, не в силах больше смотреть в его глаза, и прячу лицо, повернувшись щекой к широкой груди. — Что, разве станешь отрицать успех у женщин?..

Только бы он не заметил мою дрожь, потому что вновь не могу справиться с собственным телом. И дело не в тлеющих воспоминаниях обо всех недавних попытках сближения, не в изменившейся атмосфере отношения друг к другу и даже не укрепившемся союзничестве на фоне произошедшего. Дело в самом Альваро — в его голосе, касающегося слуха бархатом. Взгляде, бескомпромиссно уничтожающем меня. Ласке в касаниях, оставляющих желанные ожоги на коже. И в его чёртовом запахе, навсегда оставшемся внутри.

— Раньше ты на дух не переносила моё присутствие, а теперь пытаешься вообразить, сколько у меня было любовниц, — я всё-таки вздрагиваю, закрывая глаза, когда он наклоняется и проводит кончиком носа по моей шее, и уверена, он замечает. — Это забавляет…

— А разговор начался с виноградников… И как у нас так получается? — удивительно, что меня хватает на риторику. — Хоть что-то в тебе неоригинально и похоже на остальных мужчин. Наверняка ведь было немало связей.

Неожиданно сложно объяснить самой себе, почему я вообще это озвучила. Почему меня в принципе это волнует. Но слово — не воробей, и, кроме более крепкого сжатия моей талии, всё-таки хочется услышать что-то в ответ. И Альваро в этот раз снова не увиливает, что даёт мне какой-то сумасшедший неведомый толчок…

— Ошибаешься, я избирателен. Даже слишком.

…и наполняет чрезмерным чувством лидерства.

Ладони, лежащие на его плечах, тут же проводят по ним, добираясь до шеи, и затем я обхватываю лицо Альваро, стараясь не касаться заживающих ранок — пластыри он снял. Всего на секунду заглядываю в чуть изумлённые из-за моего порыва глаза. Вокал на заднем фоне достигает своего пика, когда я врезаюсь губами в его раскрытые, собирающиеся сказать что-то ещё. Тут же ласкающе льну к его языку своим, до одури желая большего, и прижимаюсь ближе, хоть и некуда. Проникаю одной рукой во взъерошенные волосы на затылке, оттягивая их, а другой — под рубашку, дотрагиваясь до прерывисто вздымающейся груди.

— Я тоже попала в круг избранных? — с упоительно звонким звуком разрывая поцелуй, спрашиваю провоцирующим шёпотом.

Альваро скрывает едва уловимый рык в горле и делает резкий шаг назад, отчего я впиваюсь ягодицами в стол. Правда, они недолго остаются в таком положении — его руки задирают платье, тут же ложась на округлости и сжимая. Я же свой полустон утаивать не собираюсь, только вот он обрывается, когда сказанное Альваро совершенно не вяжется с его действиями:

— Джейн… Уже поздно, и после пережитого… стоит отдохнуть. Я провожу тебя до спальни.

Вот же…

Хотя какая-то не пляшущая в возбуждении частичка разумного шепчет: а чего ты хотела, с учётом того, как обходилась с ним?

Но нет.

Нет, нет, я теперь так просто не сдамся.

— Так попала или нет, Альваро? — настойчиво продолжаю я игру, стараясь не отвлекаться на след лёгкой обиды по нутру из-за его глупой попытки отказа, и парой движений растёгиваю рубашку, вновь зарываясь пальцами в мягкость волос на груди.

Никакого сопротивления, сеньор Рамирес. Как это заманчиво.

— Не провоцируй меня впустую…

«Да это ты, чёрт возьми, провоцируешь меня так, что впору менять каждый раз бельё…» — последняя трезвая мысль перед головокружением. Потому что его шершавые ладони, намучав кожу моих ягодиц, теперь оглаживают бёдра и поднимаются выше, оттягивая ткань трусов и отпуская их до шлепка.

Я с шипением касаюсь губами его груди, чередуя их с языком, дюйм за дюймом, не в состоянии насытиться запахом кожи.

— Хочешь проводить меня до спальни? Согласна только на твою, — и как только слова складываются в фразы, когда всё, что мне нужно, — это подарить ему наслаждение от укуса рядом с тёмным плоским соском.

Одна ладонь Альваро выныривает из-под платья, обхватывая моё лицо и вынуждая отпустить его захваченную зубами кожу, — он впивается в скулы пальцами, заставляет всматриваться ответно в глаза, будто ищет в них правду или сомнение. Другая ладонь внизу замирает под тканью, подобравшись опасно близко к сосредоточению моего возбуждения.

И впервые я добиваю Альваро всего за один удар, напомнив о его же словах. Стопроцентная победа. В которой, правда, мы всё равно оба падаем к ногам друг друга...

— Добыча хочет сама выйти из леса к охотнику.

Как только звучит отголосок последней буквы, Альваро накидывается на мои губы так, как никогда до этого. Он целует меня неистово, показывая весь свой голод, забирая весь мой кислород. Жёстко кусает, так же крепко держит моё лицо и наказывает за все предыдущие эпизоды, а я покорно принимаю каждое движение, обезумевше отвечая… Ровно до того момента, пока те его пальцы не вжимаются в клитор, — приходится высвободиться, чтобы заскулить сквозь опухшие губы и запрокинуть голову назад. Два из них полностью и плавно погружаются в меня, пока большой палец слишком умело начинает массировать чувствительную точку.