Янтарные бусы - Алёна Берндт
– И что, не пришла? – рассмеялась Ксюша. – Непорядок, конечно! Надо тебя приструнить, куда она смотрит!
– Хохочут хохотушки! – заглянул в дом дед Иван. – От самого переулка иду, вас слышу, как заливаетесь. Ксюшка, здорово, красавица! Как Алексей, как ребятишки, как родители?
– Да все хорошо, Иван Савельевич, мама чуть приболела недавно, да ничего, уже долечивается. Садитесь с нами чай пить с лимончиком.
– Вы сидите, девоньки, а я еще до Караваевых схожу, Леня звал по делу, а уж после приду и почаевничаю.
– Любашка, вот ты уедешь в город жить, как я здесь буду, – покачала головой Ксюша. – Словом не с кем перекинуться будет! Нина уехала, теперь и вы вот с Сергеем в городе обоснуетесь, а мы здесь останемся.
– Я сама не могу представить, как буду жить в городе, – покачала головой Люба и погладила сидевшую на ее коленях Феньку. – Конечно, ты правильно сказала в тот раз, там другая жизнь, и перспектив больше, но все равно… Сергею в Богородском тоже нравится, но там работа. Будем приезжать чаще, деда одного тут тоже оставлять страшно. Я уж намекала ему, может, тоже в город с нами соберется, так он ни в какую. Здесь, говорит, жизнь прошла, здесь и смерть встречу.
– Что загадывать, Любашка! – обняла Ксюша подругу. – Жизнь план покажет! Ну, а вы с Сергеем уже про имена думали? Как малыша назовете?
Разговор подружек закружился на близкие обеим темы – дети, семья, домашние дела и заботы. Люба сидела и думала, как же она будет жить в городе без всего этого…
Когда до возвращения Сергея оставалась неделя с небольшим, Люба шла с работы домой и по пути завернула в магазин. Урожай уже поспел, и теперь для большинства хозяек наступила «горячая пора» заготовок. Любе нравился этот процесс, хотя дед Иван и говорил, что банок в погребе уже столько, что и ставить скоро будет некуда.
– Куда столько, Любаня? Да и пожалей себя, отдохни, лучше прогуляться сходи, вон хотя бы до Ксюши!
– Ксюша сама огурцы в банки крутит, – смеялась Люба. – А мне нравится, да и не тяжело мне, дедуль! Вот зимой будем из погреба доставать, разве плохо.
И теперь она шла в магазин, куда сегодня обещали привезти крышки. Лето уже чуть окрасилось в золоченую кайму, совсем немного, будто мимоходом художник взмахнул кистью с золотой краской и расцветил тут и там листочки на деревьях и кустах. Как же она любила это время, когда еще не начались дожди и небо от этого не налилось серыми красками, листва еще шелестела густыми кронами, а птицы еще распевали веселые песни по утрам.
Чуть задержавшись возле магазина, Люба остановилась подышать и погладила рукой живот… совсем скоро, осенью, ее малыш увидит этот мир… Долгожданный и уже любимый, Люба улыбалась своим мыслям.
Обернувшись, она наткнулась на взгляд женщины, стоявшей на крыльце магазина… взгляд этот был злым и острым, словно нож. И этой женщиной была Лена Смирнова… или, может быть, уже снова Головина?
– Что, Любка?! Посчастливилось найти такого, который позарился на брошенку и обрюхатил? Ну, поздравляю!
Когда Лена заговорила, Любе показалось, что та нетрезва… язык у Лены слегка заплетался, глаза были какими-то мутными. Люба не хотела вступать в перепалку и плодить поводы для пересудов для местных кумушек. Она даже не взглянула на Лену и поднялась на крыльцо.
– Что, довольна, да? – навзрыд сказала Лена ей вслед. – Оставила моих детей без отца, а сама свой зад выгодно пристроила! Всегда ты, Любка, была расчетливой сволочью! И за Смирнова ты замуж пошла, потому что у него папаша при должности! Уж я-то это точно знаю, какая ты!
– Да, я такая, – пожала плечами Люба. – А тебе какое дело вообще до моей жизни? Ты хотела моего мужа себе, ты его получила. А уж то, что после ты творила, – так это тебе одной известно. Детей твоих мне жаль, особенно потому, что мамаша у них непутевая. Иди к детям, нечего тут шататься, да еще и в таком виде.
– Не твое дело, какой у меня вид, – буркнула в ответ Лена. – А ты… ты… да чтоб ты сдохла, и выродок твой тоже! Всегда тебя ненавидела, выскочку, ангелочка из себя корчишь, а на самом деле ты хитрая и расчетливая тварь! Помяни мое слово, отольются тебе мои страдания!
– Ленка! Я тебе что в прошлый раз обещал? – на Любино счастье, из-за угла показался Афанасий Петрович Головин, отец Лены собственной персоной. – Ты опять за свое?! Мать места себе не находит, у нее давление, а ты тут опять красуешься!
Схватив за руку упирающуюся дочь, которая бормотала ругательства то в адрес Любы, а то и собственного отца поливала нецензурными словами, Афанасий Петрович потащил ее от магазина.
Люба инстинктивно прикрыла свой живот полами кофты, будто стараясь укрыть неродившегося малыша от бранных слов, и смотрела вслед Головину… Его ссутуленная спина и поседевшая голова говорили больше, чем все слова.
Люба едва вспомнила, зачем вообще она пришла в магазин, но собралась, откинув от себя все, что сейчас увидела и услышала. Еще совсем недавно Лена ходила рядом с Олегом, гордо держа мужа под руку, и свысока поглядывала на встретившуюся им случайно Любу… А вот теперь жизнь повернулась совсем по-другому, словно расставив все по местам.
Возвращаясь домой в тот день, Люба впервые подумала, что, наверное, и хорошо… Хорошо, что она уедет отсюда в город. Люба представила себе, что вот прошло бы время… Лена вряд ли продержится без помощи родителей, с детьми и без мужа, одна. Так что скорее всего она будет вынуждена вернуться в Богородское, и что тогда? Любин сын или дочка пойдет в одну школу с детьми Лены? И Люба будет встречать Лену на праздничной линейке или еще где-то… Передернув плечами от таких мыслей, Люба даже усмехнулась – а ведь раньше она считала глупостями байки о том, что некоторые женщины во время беременности чего только не придумают… А еще она где-то читала, что во время беременности нужно думать о хорошем и мысли должны быть добрыми и красивыми! Выбросив из головы все, что она услышала от Лены, Люба подумала, что завтра она придет на работу, и ей позвонит Сергей, и они снова проболтают с ним весь
