Твой личный враг - Настя Орлова
– Мира, – растерянно произносит она, глядя на мое печальное лицо. – Отца не слушай. Не смей. Для него Благовы как красная тряпка для быка. Не уходи. Дай ему успокоиться.
– Мам, не останусь я, к Дане поеду, – говорю я, старательно отводя глаза, на которых стремительно собирается влага. – Так будет лучше для всех. Для меня в первую очередь. Не волнуйся. Лучше папу успокой. Поговорим завтра, ладно? Извини меня.
Мама порывисто обнимает меня и шепчет:
– Тебе не за что извинятся. Я все понимаю, дочка.
– Правда?
– Конечно.
Через минуту я выхожу из дома.
Долго сдерживаемые слезы градом катятся по щекам. Пульс дико бьется где-то в горле. Когда за мной щелкает замок входной двери, вдруг чувствую, что оставляю позади не только родителей: там, за дверью, остается и мое беззаботное детство.
Глава 38
Всю дорогу к Дане я пытаюсь успокоиться. Хочу позвонить ему, но не могу – боюсь, что если услышу его ставший таким родным голос, то сорвусь и разрыдаюсь прямо в такси. И написать не решаюсь: знаю, что он перезвонит. И так по кругу.
В подъезде медленно поднимаюсь по лестнице, считая про себя каждую ступеньку, а возле двери долго держу во вспотевшей ладони ключ, не решаясь вставить его в замок. Почему? Мне стыдно. Стыдно, что мой отец не смог принять мой выбор. Стыдно, что мне больше некуда идти. Стыдно, что такой хороший человек, как Даня, вынужден мириться с презрительным отношением членов семьи его девушки. Головой понимаю, что он не осудит меня за решения моего отца, но точно знаю, что он расстроится, а мне так не хочется, чтобы он переживал. Тем более из-за меня.
Когда я наконец поворачиваю ключ в замке и распахиваю дверь, первое, что вижу, – Даню, сидящего в полумраке гостиной с ноутбуком. Он босой, в домашних трениках и футболке, а свет от экрана бросает причудливые тени на его мужественное лицо. В его ушах наушники, поэтому он не сразу замечает меня.
Делаю шаг, переступаю порог. Сумка с глухим стуком падает на пол. Видимо, это мимолетное движение заставляет Даню поднять взгляд.
Выражение удивления в его глазах быстро сменяется пониманием того, что произошло. Как в замедленной съемке, наблюдаю, как поджимаются его губы. Как лицо приобретает одновременно решительное и сочувственное выражение.
Клапан предохранения на моей сдержанности срывается. Я всхлипываю раз. Потом еще раз и еще. Даня стремительно встает с дивана, захлопывает крышку своего ноутбука и успевает сократить расстояние между нами за мгновение до того, как меня сотрясают самые настоящие рыдания.
Он не спрашивает, что случилось. Да и нужно ли, когда и так все понятно? Только крепко обнимает, позволяя выплакать свою горечь, обиду, разочарование и боль.
– Шшшшш, – мягко шепчет он, пока я орошаю слезами футболку на его груди. – Не нужно. Не плачь. Мира, пожалуйста.
– Он п-просто… Он даже не хочет м-меня с-слушать, – всхлипываю я, цепляясь за его плечи. – Не п-понимает.
– Дай ему время. – Даня поглаживает мои волосы и покрывает мелкими поцелуями мой висок. – Он твой отец. Конечно, он поймет.
– О-он дум-мает, что ты используешь меня, – бормочу я. – Из-за биз-знеса.
– Шшшш… – Он ласково кладет ладони на мои щеки и заглядывает в глаза: – Не думай сейчас об этом, ладно? Пойдем, налью тебе выпить.
Даня помогает мне снять верхнюю одежду, крепко обнимает, давая понять, что в этой ситуации я не одна, и, поддерживая за плечи, ведет на кухню.
– Могу заварить чай. Или хочешь чего-нибудь покрепче? – спрашивает он, усаживая меня на стул.
Прежде чем ответить, медленно вдыхаю и выдыхаю, беря под контроль собственные чувства.
– Чай, – коротко отвечаю я, вытирая рукавом толстовки мокрые щеки. – Извини, что я так свалилась без предупреждения.
Он поднимает глаза от заварочного чайника и смотрит на меня почти укоризненно:
– Ты сейчас серьезно? Сделаю вид, что ты этого не говорила. Знаешь же, что это твой дом тоже.
– Извини, – снова повторяю я, слабо улыбаясь. – Никак не могу привыкнуть.
Даня возвращается к методичному завариванию чая и нарезке лимона, а я молча наблюдаю за ним. Почему-то вспоминаю каникулы в Сочи и то, каким надменным и далеким он мне тогда казался. Такая глупость! Сейчас я точно знаю, что человека ближе, добрее и заботливее я вообще не встречала в своей жизни. И вряд ли встречу. Поэтому никому не позволю встать между нами. Даже отцу.
– Мне жаль, что так получилось, Мира. Правда, жаль, – словно читая мои мысли, произносит Даниил. – Я ожидал, что твой отец может воспринять все так, но все же надеялся, что он сможет услышать тебя.
– Тебе тоже придется родным рассказать, – говорю я с тяжелым вздохом, не желая вспоминать разговор с отцом.
– Не придется, – отвечает он, как-то настороженно разглядывая меня. – Я уже рассказал. Заехал к ним после того, как тебя у дома высадил.
– И? – спрашиваю, затаив дыхание.
– Ждут нас на обед в воскресенье, – отвечает он, пожимая плечами.
– Серьезно? – слезы, которые едва успели прекратиться, вновь наполняют глаза. Значит, его родители готовы принять выбор сына, тогда как мой отец…
– Не хотел тебе говорить сегодня, – сокрушенно вздыхает Даниил, опираясь на столешницу. – Знал, что примешь близко к сердцу.
Он подходит ко мне и ставит передо мной заварочный чайник и две кружки. Ласково проводит по щеке, подушечкой большого пальца гладит губы.
– Будь хоть весь мир против, это ничего не изменит для меня, – говорит он. – А для тебя?
– Нет, – тихо говорю я, глядя на его красивое лицо. – Не изменит.
– Тогда забудь. Ни о чем не думай. – Он привлекает меня к себе, а его губы похищают с моих вздох удовольствия.
Забыв обо всем, беспомощно льну к нему, чувствуя, как теплые губы настойчиво раздвигают мои губы. Приоткрываю рот, впуская внутрь его язык. Запускаю пальцы в его волосы на затылке.
Наш поцелуй неистовый, страстный, но когда я хватаюсь за край Даниной футболки, он нежно, но настойчиво меня отстраняет.
– Это было просто для того, чтобы ты вспомнила, что не все так плохо, – задумчиво тянет он, переводя дыхание и нежно очерчивая пальцем контур моего лица. – Давай закажем что-нибудь на ужин и посмотрим кино.
Я киваю. Он вновь касается моих губ, на этот раз легким как перышко поцелуем, и отпускает.
– Твое пристрастие к чаю заразительно, – он наливает напиток в две чашки, подает одну из них мне и садится на стул напротив.
Мы сидим молча довольно долго. Пьем чай. Смотрим друг на друга. И тишина совсем не тяготит нас. Напротив, сейчас