Твой личный враг - Настя Орлова
Когда приносят еду, он все еще рассказывает мне про проект. Очевидно, он так горит своими идеями, что невозможность поделиться ими со мной долгое время выливается в словесный поток, который продолжается уже двадцать минут. Даню я не перебиваю – слушаю, смотрю, недоумеваю, чем я могла заслужить появление такого удивительного и многогранного человека в своей жизни.
– Ладно, – произносит он, когда перед нами ставят десерты. – Хватит обо мне. Как прошел твой день?
– На философию я опоздала, – укоризненно говорю я, но улыбаюсь. – А еще я позвонила Дарье Сергеевой, куратору галереи современного искусства. Помнишь, я говорила, что папа достал для меня контакты и настаивал, чтобы я связалась с этой девушкой?
– Да.
– Она хочет посмотреть мои работы и вообще поговорить, – бормочу немного смущенно, так как все еще не решаюсь показать Дане свое творчество.
– Ты умница, Мирослава, – он подается вперед, чтобы взять мою руку, и целует ладонь. – Может быть, теперь ты и мне покажешь свои работы?
Его язык слегка касается кончика указательного пальца, и я чувствую, как кожу в этом месте начинает покалывать, а в животе разливается знакомое тепло, но сейчас я не могу сосредоточиться на этих ощущениях.
Что-то отвлекает меня от Даниила. Поднимаю глаза, сканирую зал ресторана в поисках источника беспокойства и натыкаюсь на высокую фигуру в сером костюме у самого входа.
Внутри все холодеет.
О господи.
Сердце в груди немеет, прежде чем начинает биться так сильно, что я слышу его раскатистое эхо в ушах.
В дверях ресторана стоит отец в окружении нескольких мужчин в деловых костюмах и смотрит прямо на меня.
На меня. И на Даню.
Я много раз проигрывала в голове сцены того, как я расскажу папе про свои отношения с сыном Владимира Благова. Но даже в самых страшных из них это не происходило так, как происходит сейчас.
Нас с отцом разделяют два десятка метров, но мне не составляет труда прочесть на его лице ярость, неверие и даже отвращение.
Его глаза, устремленные на меня, прожигают насквозь, прямая линия рта выдает внутреннее напряжение, а тело, подобранное, словно он приготовился к прыжку, навевает мысли о хищнике, который приготовился растерзать свою добычу.
Я дергаюсь, чтобы встать и побежать к нему, умоляя о прощении, но меня останавливает взволнованный голос Дани:
– Эй, ты в порядке?
– Папа, – хриплю я. – Папа здесь.
Даня поворачивает голову и смотрит туда же, куда и я. Считаные секунды отец переводит взгляд с меня на моего спутника и обратно, отмечая наши соединенные на столе руки. Я инстинктивно отодвигаюсь, прячу ладони под стол, но это не имеет никакого значения – папа бросает что-то своим спутникам, резко разворачивается и выходит из ресторана. Я же чувствую себя так, словно меня ударили.
С грохотом отодвигаю стул и бегу следом. Тороплюсь, но недостаточно, потому что, когда я выхожу на улицу, джип отца уже срывается с парковочного места.
Судорожно хватаю ртом воздух, чувствуя, как в глазах закипают слезы. Беру телефон и набираю знакомый номер. Гудки длятся вечность, и я начинаю думать, что он так и не возьмет трубку, когда вдруг слышу резкий голос:
– Жду тебя дома, – и отбой.
Глава 37
Я никогда не думала, что время может лететь так быстро. Несмотря на то что, с одной стороны, мне хочется наконец покончить с неизвестностью, с каждой секундой, проведенной в дороге домой, паника внутри лишь усиливается, и ощущение такое, словно стою в очереди на казнь.
– Ты уверена, что не хочешь сделать это вместе? – спрашивает Даня, останавливая свой автомобиль возле моего дома.
На его лице лежит тень беспокойства, брови нахмурены, рот крепко сжат, а мне не хочется, чтобы из-за меня он переживал.
– Уверена, – делаю слабую попытку улыбнуться. – Это только моя… Моя битва.
– Почему это должно быть битвой? Мира, мы живем в двадцать первом веке, твой отец поймет, – с уверенностью, которую я бы с удовольствием у него позаимствовала, говорит он.
– Я позвоню тебе, – отвожу глаза и цепляюсь за ручку дверцы, чтобы уйти раньше, чем окончательно расклеюсь. – Спасибо, что подвез.
Собираюсь выйти, но Даня не позволяет: сжимает мою ладонь, вынуждая взглянуть ему в глаза. Когда я это делаю, он мгновение удерживает мой взгляд, а потом тянет к себе.
Поцелуй выходит коротким, но крепким и многозначительным. Им Даня словно напоминает мне о своей роли в моей жизни.
– Если это битва, пожалуйста, не забывай, за что ты сражаешься, – просит он, прежде чем выпустить из своего захвата мою руку.
Пока я иду к дому, эти слова то и дело вспыхивают в голове. Я чувствую в себе силы противостоять отцу, но внутри все дрожит, и футболка под курткой, кажется, влажная от нервной испарины.
Я справлюсь. Знаю. Нужно просто объяснить папе, что я чувствую. И он поймет. Он всегда меня понимал.
Поправив упавшую на лицо прядь волос, глубоко вдыхаю и выдыхаю, прежде чем потянуть на себя ручку входной двери.
Дом встречает меня тишиной. Бросаю взгляд на часы в прихожей, понимая, что мама с Андрюшей в это время обычно на прогулке. Хорошо. Лучше, если этот разговор пройдет без свидетелей.
Отца я нахожу в кабинете. Он стоит возле окна вполоборота к двери. В руках у него стакан с виски, галстук спущен, а верхние пуговицы рубашки расстегнуты, словно ему нечем дышать.
Интересно, он видел, что меня привез Даня?
Мнусь у двери, не решаясь первой начать разговор. И отец не торопится. Рассматривает меня с непроницаемым лицом, словно я букашка для изучения, наколотая на булавку.
– Как долго? – наконец бросает он.
От его тона по позвоночнику бежит холодок страха, но я даже не пытаюсь делать вид, что не понимаю, о чем он.
– Мы встретились в Сочи, – говорю тихо. – И потом на юбилее сенатора, на который я тебя сопровождала.
– Три месяца? – изумленно выдыхает он. – Три чертовых месяца, Мирослава?
Я киваю.
– Из-за него ты с Сашей рассталась? – спрашивает отец, напряженно хмуря брови, словно пытается в голове сложить картинку пазла.
Вновь киваю. Теперь для меня нет пути к отступлению. Осталась только правда, которую я так долго вынашивала в себе.
– Я люблю его.
– Неужели ты не понимаешь, что он использует тебя?!
– Ты считаешь, что меня не за что любить?
– Он Благов! О какой
