Диана Локк - Испытание чувств

– Я обещаю, что мы будем есть на первом этаже, если мне удастся найти такой первый этаж, где нормально кормят. Кстати, если вам интересно, – добавил он, – меня зовут Стюарт, Стюарт Уолш. – Он улыбнулся, показав слегка кривые зубы, но умудряясь при этом выглядеть почти красавцем.

– Ах да, я Андреа Корелли, – ответила я.

Позже, когда у меня было достаточно времени, чтобы удивиться, как договорилась о свидании с человеком, которого почти не знала, я поняла, что Стюарт уже не был для меня незнакомцем. В последние несколько недель он постепенно стал частью моей жизни: я искала его глазами по утрам в вестибюле, и мне было грустно, когда я его не видела, и я уже любила его серые глаза и его кривую улыбку. Узнать его имя было теперь чистой формальностью.

Стюарт был бухгалтером в фирме «СПА». Он много работал, его будущее было надежно обеспечено, ему было двадцать девять лет, и он хотел жениться: последовательный человек с тщательно спланированной жизнью.

В характере Стюарта полностью отсутствовал авантюризм или романтика. В то время, когда практически вся Америка носила оранжевые или розовые рубашки и психоделические галстуки, рубашки Стюарта были белыми и он носил темные галстуки в аккуратную крапинку. Это должно было мне кое о чем сказать.

Его представление об ухаживании за женщиной состояло в ужине в хорошем ресторане, где подают нежную свиную грудинку. Для развлечения он предпочел концерты симфонического оркестра, хотя в его сердце оставалось место для Артура Фидлера и «Бостон Попс». Романы он не читал: он всегда был глубоко погружен во что-нибудь техническое, а легким чтением для него была «История цивилизации» Вилли и Ариэля Дюран.

Мои вкусы были более эклектичны: музыкальный театр, индийская еда, в то время еще не популярная, поэтому ее непросто было найти, и песни Пресли. Я хорошо танцевала, мы с Ричардом…

Стюарт не очень хорошо танцевал и не много пил, поэтому мы не ходили на вечеринки или в бар с компанией: у него не было компании, и я с этим смирилась.

Зато он ничего не изображал из себя: честность и порядочность были написаны у него на лице. Он не лгал, не сочинял истории, в которых выглядел бы лучше, чем на самом деле: то, что вы видели в нем, то вы и получали. Я видела человека, который заботился обо мне, и, когда он сказал, что будет любить меня до конца жизни, мне пришлось поверить ему. Это был не тот человек, который стал бы обманывать меня за спиной, а я нуждалась именно в такой верности.

Мы также не «прошли весь путь», но на этот раз наибольшее сопротивление оказал Стюарт. Мы обнимались, даже немножко ласкались, но, дойдя до горячей стадии ласк, когда мы, возможно, уже могли бы забыться, он отстранился, поправил свой галстук и извинился за дерзость. Он был старше меня, он был другой, он уважал меня, он был слишком интеллигентен, чтобы хватать мои груди…

Только однажды он чуть не забылся. Девушка из моего офиса пригласила нас к себе на вечеринку, и я потащила туда Стюарта, несмотря на то, что он был против. Как оказалось, он был прав: нам там было неуютно и не следовало туда ходить, но я была рада, что мы пошли, потому что у этой вечеринки было два хороших последствия.

Это была безумная вечеринка, характерная для начала шестидесятых, похожая на те, на которых я бывала раньше. Плохо меблированная квартира была переполнена людьми, едва знакомыми друг с другом. Запах марихуаны тяжело висел в воздухе, заполняя рот и нос до того, что некурившие были не лучше куривших.

Пары стояли у стен, иногда выходя из комнаты, и, заглянув в спальню, я убедилась, что у нас нет возможности удалиться туда.

Мы со Стюартом присоединились к человеческому потоку, перетекавшему из одной полупустой комнаты в другую. Постепенно мы проскользнули за стойку, где было теплое белое вино, наполнили пластмассовые стаканы, перетекли через корабельного вида кухню в то, что должно было быть столовой, почти без мебели, как и вся квартира. Из этой комнаты выходила дверь на балкон, и я схватилась за нее, надеясь вдохнуть свежего воздуха, не пропитанного наркотиками. Это было как сойти с транспортерной ленты: тут же мы оказались зажатыми в темном углу, окруженные незнакомыми нам людьми, стиснутые так сильно, что я ощущала ключи в кармане Стюарта, плотно прижатом к моему бедру. Внезапно меня грубо толкнули к Стюарту, и я поняла, что эта выпуклость не была ключами.

Он неподвижно смотрел на меня несколько секунд, затем жестом предложил мне взять его стакан. Двумя руками он нежно поднял мое лицо и в этой темной прокуренной комнате наклонился и поцеловал меня продолжительным поцелуем, от которого все во мне замерло. В одном этом поцелуе было больше страсти, чем он продемонстрировал мне за месяцы своего ухаживания, а потом он сжал меня в объятиях, пока сердце отстукивало удары. Когда он смотрел на меня, его пепельно-серые глаза были наполнены каким-то отчаянием, затем он неуклюже взял обратно свой стакан, как будто не знал, что делать со своими руками. Он выглядел расстроенным.

– Прошу прощения, – сказала я, чувствуя необходимость извиниться за наше неприятное положение и дискомфорт. – Я только хотела подышать свежим воздухом! – крикнула я ему в ухо.

– Тут не удастся! – проорал он в ответ, наклоняясь к моему уху. – Я хочу уйти!

В конце концов, мы втиснулись обратно в поток, и толпа вынесла нас к открытой входной двери, откуда мы, наконец, сбежали.

Мы сидели в машине Стюарта, смеясь и вдыхая свежий воздух, как люди, которые только что чуть не утонули, но воздух вокруг нас был наэлектризован. Стюарт первым пришел в себя, обнял меня и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Я не знаю, то ли это место так подействовало на меня, то ли твои карие глаза, но я почти перешел грань. Внезапно мне так захотелось любить тебя, как никогда раньше. Тебе повезло, что там было столько народу, а то я бы бросил тебя на пол и сделал бы это прямо там и тогда.

Однако его шутливый тон не заглушил биение сердца, которое все еще звучало у меня в ушах.

Больше он ни разу не потерял контроль над собой, но эта странная вечеринка имела двойной результат. Во-первых, я поняла, что Стюарт – нормальный человек, что отчаяние в его глазах на самом деле было вожделением. И потом, он попросил меня выйти за него замуж!

– Андреа, я люблю тебя. Я хочу каждую ночь любить тебя и утром просыпаться рядом до конца моей жизни. Ты выйдешь за меня?

Мы были такие разные. Я была шумной, любила петь и танцевать – итальянка, католичка. Стюарт ничем таким не был, но он был самый взрослый человек из всех, кого я знала, и с ним я чувствовала себя зрелой женщиной. Я наивно полагала, что теперь я уже точно выросла, и идею хорошего проведения времени на шумной вечеринке с пивом и в большой толпе я перестроила на спокойный ужин для двоих, дома, в полночь. Я приспособилась, настроилась. Интересно, что мой выбор слов, которыми я описываю перемены в своей личности, как вижу, все больше становится похож на речь Стюарта.

Потрясающее возбуждение, дрожь и волнение ожидания были фантазиями подростка, жившего в другом времени и пространстве. Теперь я взрослая женщина, любимая спокойно и каждодневно человеком, на которого я всегда могу положиться, который всегда будет со мной.

Была ли моя голова наполнена звоном колоколов, пением птиц? Таяло ли мое сердце, когда он, наконец, заключил меня в объятия и поцеловал? Я бы этого не утверждала, но зато я чувствовала себя уверенной и довольной.

Люди в моем городке сочли, что, конечно, лучше бы он был итальянцем или хотя бы католиком, но все же он был хорош даже с этими двумя серьезными изъянами. Сначала он внушал им благоговение своей образованностью, и они немного стеснялись его, но затем, после некоторой сдержанности вначале, они приняли его от всего сердца. Он обсуждал баскетбол и садоводство с папой и клялся маме, что наши дети будут расти католиками и что он хочет венчаться в церкви, что ей было безумно приятно. Конечно, сказал он мне потом, не может быть и речи о венчании в церкви, просто лучше не воевать по этому поводу.

– Рыцари, – сказал отец, – приходят под разными личинами: это не всегда красивые мужчины или великие щитоносцы. Береги его, Андреа, он очень любит тебя. Ты будешь счастлива с ним.

– Такой спокойный, уравновешенный, надежный! – отметила мама. – Колокола? – переспросила она мой вопрос. – Чего тебе нужно с колоколами? Тебе нужен человек, который будет заботиться о тебе, защищать, друг. Ты получила такого человека и будь счастлива.

Моя сестра Лоррейн, почти на пять лет младше меня, считала, что Стюарт несколько надутый.

– Он очень взрослый, не то что твои друзья, – возразила я, защищая его.

– Он самодовольный и скучный. Мне Ричард больше нравился.

«Большое спасибо, дитя!»

А я? Я думала, что люблю его. Стюарт был добрый, много работал, совсем неплохо выглядел, и он безумно заботился обо мне. Правда, чего еще девушка может желать? Любовь, которая одновременно дергает и причиняет боль, парит в высоте и бросает в дрожь, так что ты никогда не знаешь, на каком ты свете? Зависимость такая, что от одной улыбки или нахмуренных бровей не знаешь, какое выражение лица ты будешь иметь целый день? Стук в груди, когда представляешь себе ваше соединение, занятие любовью? Это я уже имела. Все, что я хотела, – это человека, который будет рядом, когда он мне нужен, может быть, иногда дающий немного умеренного удовольствия.