Диана Локк - Испытание чувств

– Ты ее спаиваешь! – говорила мама.

– Она должна когда-нибудь приучиться пить алкоголь, – отвечал отец, защищая свою позицию. – Я хочу, чтобы она поняла на нашем примере, что выпивать умеренно – социальная часть жизни. Когда она пьет со старшими, это уменьшает опасность и, возможно, поможет Андреа и ее друзьям не пьянствовать, когда нас уже не будет рядом!

Может быть, пить вино можно научиться с мамой и папой, но здесь речь идет о сексе на заднем сиденье легковушки или (в случае с Келли) на переднем сиденье грузовика.

Надеясь получить вдохновение, я попыталась вспомнить мамины лекции, наполненные моралью и пословицами, которые она произносила в любых случаях, но тут я не нашла никакой помощи: у мамы все было черное или белое, все грехи одинаковы. Она приходила в ярость от секса, который, я подозреваю, она время от времени позволяла себе, но в такую же ярость она приходила от курения, которое она себе не позволяла. «У одного конца сигареты – дым, у другого – дурак!» – это был еще самый мягкий выпад против папы, когда он брался за сигарету.

Мама никогда не курила, и задолго до того, как медицинское управление начало предупреждать о вреде курения, она настойчиво повторяла, что заполнять свои легкие дымом – глупо.

Но курение – это был шик, а не опасность, это была возможность войти в мир взрослых. Каждая романтическая сцена в каждом фильме включала влюбленных, глядящих в глаза друг друга над бокалами с ликером, в то время как между ними поднимается серебряная струйка дыма. Романтические герои всегда предлагали своим дамам сигареты, зажигаемые в исключительно рыцарской манере! В пятнадцать лет я уже дымила со своими друзьями, и мы, безусловно, казались себе очень элегантными. Так что я нарушала мамины правила, не считаясь с ее глупой занудной моралью. Мама не хотела, чтобы я курила, а я знала, что это здорово, и, наверное, насчет секса она тоже была неправа!

Заниматься сексом, или «пройти весь путь», в моем мире, безусловно, считалось грехом! Ричард и я так и не прошли весь путь, без сомнения, благодаря бесконечному маминому морализированию, и, конечно, не благодаря Ричарду, но мы получали удовольствие, совершая меньшие грехи… Даже сейчас много сделанных глупостей всплывает у меня в памяти, но для сегодняшней ночи достаточно воспоминаний.

Стюарт заворочался во сне, не зная ни о моих переживаниях, ни о страданиях нашей дочери. Мои мысли сменились, и постепенно мое беспокойство о Келли перешло в размышления о себе и о Стюарте, и, поскольку казалось, что все было так недавно, о Ричарде тоже.

Когда я встретила Стюарта, это был зрелый уравновешенный человек двадцати восьми лет, совсем непохожий на Ричарда, чувствительного и безответственного, но реальная жизнь непохожа на фильмы, бросающие зрителя на короткое время в дрожь. Уже почти двадцать два года я замужем за Стюартом, и мне не на что пожаловаться.

Так почему же я чувствую, что мне чего-то не хватает? И почему я снова возвращаюсь мыслями к Ричарду? Вспоминаю, как у меня внутри все таяло, когда он прикасался ко мне, как я ощущала напор желания, внезапную жажду любви? Я покраснела в темноте: Стюарт никогда не вызывал у меня таких чувств. Наши занятия любовью были не буйными совокуплениями мужчины и женщины, а смирным союзом, вполне подходящим для женатой пары, после которого оставалось мирное и спокойное чувство. Разочарование, конечно, но зато со Стюартом я обрела уверенность, которая длится дольше и гораздо менее опасна, чем страсть.

Я придвинулась ближе к нему, чтобы ощутить комфорт и убедиться, что я не одна в темноте, но все, что я обрела, это было недовольное ворчание. Я натянула повыше простыню и свернулась в клубок, уставившись в темноту и наблюдая, как она проясняется, окрашиваясь в розовый цвет, пока, наконец, не заснула беспокойным сном.

Глава 2

Я познакомилась со Стюартом, когда переехала в Бостон. Мы вместе работали, ну, не то чтобы вместе, но в одном здании. На самом деле, я не люблю про это рассказывать, но он буквально подобрал меня в лифте. Роман – последнее, о чем я думала в то время. Всего год прошел с тех пор, как я порвала с Ричардом, и мои раны еще болели. Я поклялась, что никогда больше не позволю никому дотрагиваться до меня, и не искала никаких контактов с людьми. Я даже не хотела ни с кем встречаться, и это было просто, потому что никто в нашем городе и не предлагал мне этого: я так долго встречалась с Ричардом и все еще была его собственностью, что все знакомые парни сторонились меня.

Мне было двадцать два года, и впервые в жизни я была свободна. Мои подруги одна за другой выходили замуж, мой календарь был заполнен свадьбами, но я ни капли не завидовала. Моя лучшая подруга Дженис познакомила меня на своей свадьбе с красивым мужчиной, хорошим танцором, но, хотя мы с ним хорошо провели время, потом, когда он пригласил меня куда-то, мне стало просто неинтересно.

Думаю, что родители беспокоились обо мне: ведь это благодаря своему отцу я переехала в большой город. Однажды дождливым вечером, спустя несколько месяцев после моего разрыва с Ричардом, когда я сидела, бесцельно уставившись в окно на пустую улицу перед нашим домом, отец вошел в полутемную гостиную и сел рядом со мной. Несколько минут мы вместе тихо смотрели в окно, а потом он мягко перешел к тому, зачем пришел.

– Андреа, рыцари в блестящих доспехах обычно не гарцуют по нашей улице в поисках страдающих барышень! Ты должна начать все сначала, познакомиться с новыми людьми и найти кого-то другого…

– Па, со мной все в порядке! – запротестовала я. – Меня все устраивает, и сейчас я не хочу ни с кем связываться. К тому же, даже если бы мне это было интересно, – а мне неинтересно – как ты думаешь, где в нашем городе я могла бы познакомиться с новыми людьми?

– Сидеть вот так в темноте – это не жизнь для молодой девушки, – продолжал отец. – Все твои подруги уже замужем, и многие уехали из города, как Дженис. Мы с мамой беспокоимся, что ты можешь остаться одна, как мамина кузина Кармелла.

– О Боже, папа, эта Кармелла! В двадцать лет она уже была старой девой!

Я хорошо ее помнила, хотя мы не встречались несколько лет. Ей, наверное, было уже за сорок, и она всегда на всех семейных свадьбах сидела у стены со старыми женщинами, худая, с тонкими поджатыми губами. Она носила темно-коричневые платья с бежевыми кружевными воротничками и манжетами, от нее всегда пахло лекарствами, и у нее росли волосы на подбородке.

– Ну, дорогая, я уверен, что Кармелла не собиралась прожить жизнь в одиночестве, и твоя мама больше всего на свете боится, что ты тоже останешься одна. Мы думаем, что тебе нужно куда-то поехать развлечься.

– Развлечься! Папа, развлекаться должны дети, а не взрослые женщины с разбитым сердцем!

– Ты права, это маленький город. Может быть, тебе следовало бы пожить немного в Бостоне, почувствовать аромат жизни большого города?

– Я в порядке, папа, не беспокойся обо мне.

Отец поцеловал меня и пошел спать, а я еще сидела и смотрела в окно, пока туманные видения Бостона не замаячили перед моим мысленным взором. Сам того не зная, отец заронил идею, и следующую неделю я ее серьезно обдумывала.

Я поняла, что не могу связывать свою жизнь с нашим маленьким грязным городом и бить тут баклуши, давая пищу для сплетен старым курицам, сидящим на скамейках возле своих домов… «Ай-яй-яй, бедная Антуанетта! Ее дочка Андреа все дома сидит, совсем высохла без мужчины! Не то что моя (Мария, или Лаура, или кто угодно еще, вышедшая замуж за молодого красавца Рокко, или Тони, или Сола), уже два малыша и третий на подходе…» Я содрогнулась: отец абсолютно прав, мне нужно изменить свою жизнь, внести в нее что-нибудь новое!

Когда я приняла решение, у меня не заняло много времени уехать из города. Я нашла работу и переехала в Бостон – всего около полутора часов езды от дома, но это был совсем другой мир!

Мой переезд был неожиданностью для родителей. Это не входило в их планы, и они расстроились, когда я объявила о своем решении, но мы обсудили его, и в итоге все поняли, что это необходимо. Маме было теперь чем гордиться: она могла сказать, что ее дочь получила хорошую работу в большом городе! В результате они сдались, несмотря даже на то, что моя квартира была не в Норт-Энде (читай – «итальянское гетто»), где у родителей были друзья, а в большом старом здании в Бак-Бэй. Взяв кое-какие «сокровища» с родительского чердака и из своей спальни, я обставила квартиру-мастерскую так, что она приобрела жилой вид.

В последующие несколько месяцев я обнаружила, что мне нравится жить самостоятельно. Мои дни были заполнены работой, и обычно я приезжала к родителям на выходные. Когда я не ездила домой, то часами бродила по комиссионным магазинам, покупая там лампу, тут гравюру, постепенно заполняя пустое пространство в сердце. Я любила готовить, пробуя новые рецепты. Я жадно читала и чаще всего проводила вечера в своей квартире с книгой из библиотеки или со, старым магнитофоном, который приобрела за тридцать пять долларов. Окруженная постоянным движением городской жизни, я не чувствовала себя одинокой.