Красивый. Родной. (не)Мой (СИ) - Милоградская Галина Luchien.
— Пойдём, — цежу, не глядя на подругу. Теперь точно бывшую. Втроём мы молча уходим. Ругаться рядом с Илюшей нельзя — испугается. В такси молчим, дома тоже тишина. Илюша уснул ещё в машине, Максим выносит его на руках, не сговариваясь, уходит уложить. А я не могу заставить себя нормально дышать. Грудь обручем стянуло, перед глазами плывут чёрные точки.
— Говори, — начинаю, когда Максим заходит на кухню. От детской она дальше всех, а что-то подсказывает, что разговор может пройти на повышенных тонах.
— С самого начала надо было сказать… — Максим запускает руки в волосы, с силой их ерошит. — Алин, это… Это моя семья.
Да, пол под ногами реально может провалиться. Без сил падаю на стул, в ушах гудит. Не верю.
— Не верю, — повторяю вслух. Даже слёз нет — настолько велико потрясение. — Ты… выходит я и Илья… мы…
— Вы — те, кого я люблю, — говорит он твёрдо. Опускается передо мной на колени, берёт за руки. Даже сил вырваться нет — просто равнодушно смотрю на его длинные загорелые пальцы.
— А они… Это твоя дочь? Как давно ты женат?
Как будто смотрю на нас со стороны. На самом деле неважно, что он скажет. Я считала, что замужем, а оказывается, всё это время была любовницей. Второй семьёй на стороне.
— Алин, я разведусь. Не могу с ней жить, не хочу. Почти всё моё свободное время — ваше.
— Но ты приезжаешь к жене и спишь с ней, так? Или хочешь сказать, что она смертельно больная, поэтому не мог бросить? Или, что дочери нужна операция? Не знаю, что там обычно говорят в таких случаях?
— Алин, прости. Всё, что я тебе говорил, всё, что я чувствую к тебе, к Илюшке — правда.
— Кроме одной мелочи: того, что у тебя есть настоящая жена и законнорождённая дочь… Господи, какой позор!
Выдёргиваю руки и закрываю лицо ладонями. Даже в самом кошмарном сне не могла подумать, что окажусь в такой ситуации! За что? Где я согрешила? Хотя понятно, где — живу во грехе с чужим мужем.
— Алин, — Максим обнимает мои колени, — я клянусь, я не хотел так… Не думал, что вообще так будет! Блядь! Знаю, как это звучит! Но поверь, меньше всего я хотел причинить тебе боль!
Несмотря на боль, которая разрывает сердце, я ему верю, и от этого становится ещё хуже. Что сказать в ответ? Как жить дальше, зная, что у него есть ещё одна женщина и ребёнок?
— Я так не могу, — с трудом разлепляю губы и заставляю язык шевелиться. Меня гранитной плитой придавило. — Я не буду больше твоей любовницей.
— Я разведусь. Клянусь, я скоро разведусь. Ты мне веришь?
Он поднимает глаза — красные, воспалённые. Мужчина, которого я так сильно люблю, с которым была так счастлива. Отец моего ребёнка. Предатель и лжец. Раз мог так легко жить на две семьи, как можно ему верить?!
— Раньше надо было думать, — говорю бесцветно. С трудом поднимаюсь, опираюсь о стол, чтобы не упасть. — Я не хочу тебя видеть здесь. Не сейчас. Прошу, уйди. Сними номер или… — усмехаюсь, — может, у тебя ещё одна семья где-то есть?
— Никого нет. — Максим ловит за руку и вдруг крепко прижимает к себе. — Прости, прости, родная. Ты для меня всё, самое главное, что есть и может быть. Только ты.
— Пусти. — Начинаю задыхаться. Пытаюсь оттолкнуть, но он только сильнее сжимает. — Пусти!
Наконец получается. Отпихиваю от себя, выскакиваю в коридор, забираю сумочку и ныряю в шлёпки.
— Не ходи за мной. К тому времени, как вернусь, тебя тут быть не должно.
Куда мне идти? Илюшу одного дома не оставишь, Максим это тоже понимает. Делаю круг по кварталу, возвращаюсь к дому, смотрю на свет в окне. Он там, или уже ушёл? В голове каша, взбитая миксером. Все его слова, все командировки, условие, чтобы первой не звонила, не писала, два телефона, второй «для работы»… Нагромождение лжи, в которой он заставил нас жить. Ненавижу измены, ненавижу предателей, никогда не понимала женщин, становящихся любовницами. Моё белое пальто стремительно покрывается грязными пятнами. В глазах других людей теперь я — та разлучница, которая влезла в чужую семью и топчется по ней сапогами. Та ненавистная сука, без принципов. Та, что тянет деньги, отнимает внимание отца и мужа.
Меня начинает колотить, наверное, поднялась температура. Чувствую себя больной, полностью разбитой. Пока поднимаюсь к квартире, успеваю залиться потом. Пусто. Максим ушёл. В шкафу висит его парадная форма, аккуратно сложены с любовью отглаженные футболки, в комоде скрученные в ровные валики трусы и носки. Это он приучил к порядку. Он, везде он, до сих пор чувствую его дыхание на коже, прикосновение его рук. Подонок!
Футболки летят на пол, за ними джинсы, форменные рубашки со звоном слетают с вешалок. Я швыряю на пол всё, пока полки не пустеют. Смотрю, и задыхаюсь от пустоты в груди. Колени подкашиваются. Опускаюсь на кучу белья, прижимаю к себе первую попавшуюся майку, как будто смогу почувствовать тепло его тела. Слёзы наконец приходят, бесконечным потоком льются из глаз. Как теперь людям в глаза смотреть?
Плачу тихо, горько, в груди от сдерживаемых всхлипов начинает печь. Сжимаюсь в комок на полу — если бы могла, никогда не поднималась бы. Но у меня Илюшка, поэтому всё, что могу себе позволить — оплакать свою любовь здесь и сейчас, а потом отряхнуться и идти дальше.
До того, как Илюша проснётся, успеваю взять себя в руки. Принять душ, убрать в спальне, распихав вещи Максима по пакетам. С улыбкой встречаю сына, когда он выходит из детской, но первый же вопрос заставляет ледяной панцирь вокруг сердца покрыться трещинами:
— Ма, а где папа? Он уехал и со мной не попрощался?
Глаза снова наполняются слезами. Киваю через силу, сажаю Илюшку на колени и зарываюсь носом в мягкие волосы на макушке.
— Папе пришлось уехать, малыш. Он просил передать, что очень тебя любит.
— Но он скоро вернётся, да?
Обнимаю его сильнее, слёзы текут ручьём. Ненавижу за то, что заставляет через это пройти. Я переживу, а Илюша? Если кто-то узнает, будут пальцам тыкать, шептаться за спиной… Что ж, не я первая, не я последняя, сама сына воспитаю. А когда вырастет, расскажу, что значит «моряк дальнего плавания».
Максим появляется через день. Приходит на работу, отсекая возможность устроить скандал. В поликлинике ведь тоже все его знают, поэтому без проблем пропускают в мой кабинет, точно сообщив, когда у меня нет записи. Сперва заходит большой букет полевых цветов, моих любимых, потом — его голова. Сердце подскакивает, не могу так просто заставить его перестать стучать при виде этих глаз.
— Я знаю, ты мне не веришь, — начинает Максим серьёзно. Кладёт цветы на стол, но ближе не подходит. — Понимаю, какой тварью выгляжу в твоих глазах. Но я клянусь — когда мы увидимся в следующий раз, я буду разведённым человеком.
— Мне всё равно.
Он мог сделать это раньше. Он в первую же встречу мог сказать, что женат, тогда наше общение оборвалось сразу же. Но Максим предпочёл молчать, потому что было удобно.
— Я вернусь к вам, — твёрдо говорит он. Упрямо сжимает челюсть. — И никуда не отпущу.
Глупое сердце. Оно отчаянно хочет верить, что бы ни твердил разум. Максим не ждёт ответа — уходит с тяжелым вздохом. Через пару минут заходит медсестра Ниночка, восхищённо смотрит на цветы.
— Какая красота! Какой у вас всё-таки замечательный муж!
Замечательный. Только не мой.
Глава 6
Регина
Погода сегодня отвратительная: похолодало, ветер пробирается под пальто, сдувает с ног, как только выхожу из машины. Поднимаю воротник повыше, перешагиваю через лужу и спешу к подъезду. Аделя дома с няней, я правильно решила, что не повела её в садик. Всё равно к школе можно и дома готовиться. Нас уже зачислили, я лично ездила с директором разговаривать, познакомилась с учительницей. Лицей с углублённым изучением языков, туда непросто попасть, тем более, он в другом районе, так что пришлось подсуетиться. Интересно, Максим оценит? Во всём, что касается Адели он придирчив, но если бы чаще был дома, участвовал бы больше. Бесит. Думала, что могу ждать вечно, но с каждым годом становится труднее. Он почти перестал бывать дома, и в голову начинают лезть ненужные мысли о любовнице. При мне он на других не смотрел никогда, но кто знает, что делает без меня?
