Сосед будет сверху - Ксюша Левина
— Малышка, — почти ласково говорит он, — ты себя сильно переоценила.
Придурок внимательно изучает меня, будто дает шанс его заинтересовать. Разглядывает скрытую под толстовкой фигуру, ноги в джинсах, кеды там, где могли бы быть каблуки. Он смотрит внимательно и с... жалостью? Да это и правда жалость! Можно мне поплакать в сторонке? А еще желательно сделать что угодно, только бы все закончилось.
— Мне не нужна любовница, — выдает он надменно, — тем более за такие бабки. Тут ремонта на сотку, не меньше. Дороговато берешь. — Я сглатываю его оскорбление, но держусь. Уже на пределе возможностей. — А вот хорошую служанку днем с огнем не сыщешь.
— Что? — вырывается у меня.
Почему я испытала облегчение?
— Что? — вторит он. — Ну служанка, повариха, кухарка. Вообще-то да, только кухарка. Мне чертовски надоела доставка еды, и я подумывал нанять кухарку. Как считаешь, справишься?
— Я? С чего ты взял, что я это умею?
— Пальцем в небо ткнул.
Господибоже.
— И я что, должна буду готовить тебе?
— Да.
— Долго?
— Скажем, месяца два. По полтиннику за месяц. Как по мне, достойная оплата.
— И все?
Звучит слишком шикарно.
— Да, и я все решу. Тебя не уволят, никакого ДТП, никакой страховки. Все чинно и благородно. Ну так что?
— Ты же можешь нанять любую.
— А хочу тебя, — шепчет он, и я готова поддаться на провокацию. Снова.
Мать твою за ногу, что ты творишь, а?
— Принимай решение. У тебя пять секунд. Раз...
Ну нет. Нет!
— Два...
Я должна просто вызвать аварийную службу и принять свою судьбу.
— Три...
Увольнение, долг.
— Четыре...
Жить и дальше с дедом, а может, даже с родителями. Выслушивать их постоянные упреки.
— Пять...
Снова идти в официантки. Лишиться отличной зарплаты и свободного для учебы времени. Лишиться блаженного отдыха после двух лет адского труда. Лишиться мечты.
— И...
— Я согласна! — Жмурюсь, чтобы не видеть самодовольную рожу. — Но мне нужен залог твоего хорошего поведения! Обещание!
— Вот как? Кажется, плохая девочка тут только ты, — мурлычет мудак.
— Фиксируем договор под запись. — Я судорожно ищу диктофон, который прячется в телефоне вообще непонятно где. — Я, такой-то такой-то, пальцем не коснусь Александры Сергеевны Пушкиной, — слышу уже привычный хохот после своего имени, — никогда не стану ее шантажировать или принуждать. Ни слова не скажу Эмме Робертовне про аварию. Починю машину и больше никогда про это не заикнусь. Взамен Александра Сергеевна проработает на меня поваром два месяца и ни днем больше. Я обязуюсь обеспечить ее продуктами и, в случае если она не сможет приготовить приличный ужин на моей кухне, пойду на фиг со своими хотелками! Если коснусь ее хоть пальцем — она тут же оставит меня без ужина. А если на кухне помимо нее появится другая кухарка, я оплачу клининг и предоставлю ей свободу действий!
Мудак хищно улыбается, протягивает ко мне руку и сам нажимает кнопку записи на экране, а затем очень медленно и очень сексуально говорит:
— Я, Александр Николаевич Дантес. — Дергаюсь, потому что уверена, что он лжет. Такого просто не может быть. — Пальцем не притронусь к Александре Сергеевне Пушкиной… без ее прямого приказа, личной просьбы или страстного желания.
Что он там сказал про мое страстное желание? Самодовольный пижон!
— Я никогда не стану шантажировать ее или к чему-либо принуждать. Обещаю держать язык за зубами и не говорить с баб... Эммой Робертовной про аварию. Обязуюсь починить машину и сохранить все в тайне. В свою очередь, Александра Сергеевна станет моей кухаркой на два полных месяца. Я обеспечу ее продуктами, техникой, приборами и всем, что она пожелает. Не пущу готовить на кухне других женщин, а если пущу, то позволяю делать со мной что угодно.
Он отключает диктофон и улыбается.
— Не верю, — бормочу я.
— Чему?
— Ты — Дантес?
— А ты и правда Пушкина?
Я достаю из кармана права и протягиваю ему, он делает тоже самое. У него на фотографии та же нахальная улыбка, имя соответствует сказанному. Возраст — двадцать семь. Он же изучает мои права долго и пристально, без улыбки, а после возвращает мне, ухмыльнувшись.
— Девятнадцать. Я думал меньше.
Я жму плечами. Пофиг, что он там думал.
— Не отвлекаемся, — я протягиваю мистеру Мудаку ладонь. — По рукам, Дантес?
— По рукам, — он повторяет улыбочку с фотки, — Пушкина.
Глава 4
Глава 4
Я убиваю чертовы полдня, чтобы выбрать одежду для похода к Его Мудачеству. Собираюсь, ей-богу, как на эшафот. Я бы вообще взяла на прокат рясу в пол (их, кстати, сдают в аренду?), чтобы он даже не пытался смотреть в мою сторону, да боюсь сдохнуть от жары — за окном по-прежнему плюс пятьдесят, а я все еще помираю без кондиционера.
К шести часам, не придумав ничего лучше, я выряжаюсь в широкую майку оверсайз и велосипедки. Мажу губы блеском и быстро с психом стираю — не хочу даже намека давать, что пытаюсь впечатлить его. Черт, а я пытаюсь? Нет, конечно же нет, просто идет сто восемьдесят шестой день моего воздержания. Такими темпами я и правда монашкой стану — рясу бесплатно выдадут. А святые могут сквернословить?
Собрав волосы в высокий хвост, я ловлю мечущуюся по квартире псину и прижимаю к груди, как броню. Да, я специально с утра держала ее на голодном пайке (я про секс), чтобы в случае чего натравить на соседа. Офелия становится очень злой и агрессивной, когда не трахает бобра каждые три часа.
У меня все получится, — пытаюсь убедить себя.
Но стоит мне ступить за порог, как ноги наливаются свинцом. Я выдумываю с десяток дурацких поводов вернуться и никуда не ходить. В какой-то момент даже почти решаюсь разрисовать себя зеленкой. Мудак же не захочет заразиться ветрянкой и лишить себя ежедневного общения с Иришками? Но я со стоном выдыхаю, потому что с этим экземпляром может и не сработать. Там в голове стекловата, что с него взять?
У меня все получится, — настырно повторяю я.
В лифт захожу уже полная решимости пережить этот вечер. Хотела ведь попробовать парочку новых
