Прима (СИ) - Ники Сью
— Ты не сможешь вернуться на сцену, — он делает шаг, и его парфюм заполняет мои легкие.
— А тебе что? Только не говори, что переживаешь? — я скрещиваю руки на груди, ощущая себя живой. Именно за последние две недели злость к Глебу — единственное чувство, которое всколыхнуло меня.
— Конечно, — с деланным высокомерием отвечает он. Протягивает руку, но я резко бью по ней тыльной стороной ладони.
— Проваливай!
— Это мой дом, Дашка. Забылась?
— А это моя комната! — сколько лет мы так препираемся, цепляем друг друга по каждому поводу.
— Она никогда твоей не была, — цедит по слогам он. Между нами так искрит, что будь мы спичками, уже случился бы пожар. — Поэтому, — Глеб кидает взгляд на костыли. — Не смей здесь откинуться.
— Дарья, — на пороге с опаской на нас поглядывает смотрительница. Она держит в руках телефон, и судя по выражению лица, хочет что-то сказать. Я киваю ей, а Глеб принимает расслабленную позу, словно не он только что пытался зацепить меня своей агрессией.
— Что-то случилось? — уточняю я и с трудом улыбаюсь. Быть прежней версией себя теперь сложно.
— Анна Евгеньевна прислала сообщение…
— Она скоро приедет? — едва не подпрыгиваю от радости. Значит, мои опасения ложные, и мама не отказалась от своей приемной дочки. От мечты сделать из нее прекрасного лебедя. Ведь только таким образом я буду ей нужна.
— Нет, но она сообщила, что передала ваши документы в ВУЗ.
— Что? — глухо спрашиваю я. Поступление означает, что дорога в высший свет балета закрыта.
— В сентябре вас ждут на занятиях, это институт, где учится Глеб.
— Что? — черед удивляться переходит к брату. Я вижу, как сжимается его кулак, на скулах начинают бегать желваки. Он выглядит таким, словно узнал новость-катастрофу. И если подумать, то в какой-то степени так оно и есть: мы не можем существовать вместе дома, в одном учебном заведении будет подавно тяжело. Я не смогу противостоять ему в режиме нон-стоп.
— Так сказала ваша матушка, — оправдывается смотрительница, переступая с ноги на ногу.
— Только попробуй, — Глеб поворачивается ко мне, в его взгляде так и читается: “Ты серьезно? Решила еще и здесь наследить? Ты — мое разочарование, сорняк, который давно пора срезать под корень”.
— Если этого хочет мама, — не знаю, зачем я поджигаю фитиль. Наверное, мне просто не хочется показать свою слабину, уступить ему. — Значит, так и будет.
— Уверена?
— Да, — киваю я, хотя это ложь. Мне нужна сцена, мне нужны тренировки, мне нужна мама. Я должна вернуть ее расположение, напомнить, что восемьдесят процентов балета — это упорная работа. И я ведь работала, отказывала себе во всем, ради нее одной.
— Дашка, — Глеб вырастает передо мной, максимально сократив между нами расстояние. Он кладет руку мне на талию и резко дергает, заставив меня упираться ладонями в его плечи. Его горячие пальцы, словно угольки, едва не прожигают кожу, несмотря на ткань моей майки. Глеб само воплощение необузданной энергии, которая вот-вот разнесет меня вдребезги.
— Если я увижу тебя в универе, тебе хана, понимаешь? — его губы случайно задевают мочку моего уха. Он постукивает пальцами по моей пояснице, в то время как мое сердце почему-то предательски ускоряет лихорадочный ритм. В коленях появляется мелкая дрожь, в горле пересыхает. И нет, это не страх, я уверена, тут что-то другое.
— До встречи в универе.
— Я предупредил, — хмыкает он, оттодвигаясь от меня.
Разворачивается, стремительно покидая мою комнату.
— Дарья, — тихонько зовет меня смотрительница.
— Давайте свой смузи, — вздыхаю я. — Кажется, я захотела есть.
Глава 05 — Даша
Находиться дома мне максимально непривычно, да и некомфортно. Я не помню, когда в последний раз разглядывала эти высокие потолки и выбеленные стены. А еще, кажется, не замечала, что в коридорах гуляет сквозняк одиночества. Раньше каждый элемент особняка виделся мне чем-то волшебным, невероятным. Я не могла налюбоваться, надышаться здешним воздухом. А теперь… ощущение, словно попала в камеру.
Прислуга живет в своих отдельных апартаментах, в нашем особняке они бывают исключительно для уборки, готовки, плюс накрывают на стол. В основное время их тут нет, разве только Агриппина ходит, контролирует какие-то процессы из серии: полить цветы, проверить, нет ли где пыли, поругать садовника.
Наш дворец такой красивый и такой пустой.
Я останавливаюсь напротив входа в зимний сад. Он расположен на втором этаже, и благодаря ему, в этом закутке достаточно света, в любое время года.
И вдруг перед глазами вспыхивают воспоминания, связанные с этим местом.
Мне до сих пор десять лет. Прошло полгода с момента моего пребывания в новый дом. Их сложно обозначить счастливыми или веселыми. Я не играю с новыми игрушками, да и вообще с игрушками. Я не зачитываюсь книгами, пропуская ночной сон. Моих сил хватает доползти до кровати, закрыть глаза и отключится. Не понимаю, когда закончилось детство, куда оно ушло и вернется ли. Но запрещаю себе скучать по нему. В настоящем, мире взрослых, у меня, по крайней мере, есть мама. Она красивая и уверенная в себе, ее тонкой талии завидуют многие девушки, а от звука каблучков вздрагивают наши слуги. Я тоже вздрагиваю, правда пока не определилась от приятного возбуждения предстоящей встречи или же это все-таки страх.
Выходных дней у меня нет. Они превратились в сплошные рабочие. Обычно в субботу и воскресенье я хожу на дополнительные тренировки, но в этот раз учительница приболела, и у меня появилось свободное время. Только чем занять себя — непонятно.
Не придумав занятия лучше, я брожу вдоль коридоров и натыкаюсь на этот сад.
Тихонько открываю дверь, пораженная тем, что вижу. В центре стоит круглый стол, на нем лежат однотонные альбомы, совсем не похожие на детские, уж больно скучные. В органайзере аккуратно выстроились карандаши, острием вверх. Я оглядываюсь, на полках расположились горшки с фикусами, пальмами, азалиями и другими экзотическими цветами. Воздух пропитался сладкими ароматами, которые вызывают непроизвольную улыбку.
А еще здесь безумно много роз — белые, красные, желтые, розовые, даже черные… Они растут вдоль стен, на подоконниках и даже на потолке! И они же изображены в одном из альбомов. Невероятно красивые.
Напротив одного из горшков я останавливаюсь, разглядывая белые маленькие цветочки. Они отдаленно напоминают уличные ромашки. Наклоняюсь, чтобы узнать, пахнет ли как-то растение и вдруг слышу позади себя мальчишеский голос:
— Можешь сорвать, — говорит Глеб, облокотившись о дверной косяк. Он как обычно хмурый, руки скрещены на груди, и взгляд такой холодный, чужой, словно передо мной сын Снежной Королевы, а не моей
