Прима (СИ) - Ники Сью
— Дарья, — кричит мне эта Агриппина. — Идите в дом.
Склонив голову, я тоже иду вместе с ним. Надо будет вечером спросить у мамы, кто этот ребенок и как мне стоит вести себя с ним. Уверена, это какое-то недопонимание. Мы обязательно подружимся.
И я узнаю, правда не от мамы, а от прислуги… Слышу их шушуканье на кухне. Они почему-то часто оглядываются, когда обсуждают меня.
— Не повезло малышке, — говорит одна из молодых девушек.
— Бедняжка, — качают они головой. — Даже ее сыну Глебу и то достается, а тут приемыш.
На этом их разговор заканчивается, в кухню входит смотрительница. А я удаляюсь к себе, задаваясь вопросом, зачем в доме, где есть ребенок, нужен еще один? Мы же с ним… почти погодки, разница всего в год, с их слов.
Не понимаю… Я ничего не понимаю.
Глава 03 — Даша (ис)
Спустя две недели
Меня выписывают домой с костылями. Наступать на ногу до сих пор больно, да и врач не рекомендует. Придется побыть забинтованной еще минимум неделю, а то и столько же.
Взяв костыли, я с трудом выбираюсь из такси, личный водитель, который прежде меня отвозил и привозил, теперь занимается другими делами. Мне тяжело передвигаться с костылями, приходится останавливаться, делать перерывы, затем снова двигаться дальше. Никогда не думала, что красивая тропинка от ворот до дома превратиться для меня в пытку — таксиста не пустили на территорию особняка.
“Чужакам вход закрыт” — гласят правила Анны Евгеньевны, которым я следую на протяжении уже восьми лет.
Спустя пятнадцать минут, наконец-то, оказываюсь у входных дверей. За спиной раздается рев двигателя, и я моментально вздрагиваю, напрягаясь. Спорткар Глеба. Черный. С раскосыми фарами. Он останавливается практически у лестницы, хотя автоплощадка у нас дальше, она в нижней части двора.
Глеб выходит на улицу, снимает солнцезащитные очки, крутя в пальцах связку ключей. Мой взгляд цепляется за татуировку, что покрывает тыльную сторону его ладони: несчастная роза, закованная цепями. Никогда не задавалась вопросом, что она означает и зачем он вообще ее наколол. Но теперь почему-то интересно.
— Ужасно выглядишь, Дашка, — констатирует он правду-матку.
— Ты тоже, — сухо отвечаю ему и больше не смотрю, не хочу лишний повод для разговоров. С другой стороны, даже его общение мне кажется приятнее, чем пустота больничной палаты.
— К матушке приехала? — мы равняемся, и я думаю, будь он моим настоящим братом, взял бы пакет, который я с трудом пытаюсь дотащить до своей комнаты. Но это Глеб. И смотреть, как меня размазывает судьба, ему наоборот в радость.
— Я знаю, что она в Италии.
— Бросила тебя она, — с его губ слетает усмешка, напоминающая ядовитую стрелу.
— Еще посмотрим, — грубо говорю, правда сама уже не уверена в своих суждениях. Я прекрасно знаю, что Анна Евгеньевна не дает никому вторых шансов. А тут такое…
— Если хочешь выжить в этом мире, нужно научится быть милее, в том числе и со мной, — от внезапно произнесенных слов, которые звучат слишком близко к моему уху, я вздрагиваю. Поворачиваюсь к нему и смотрю, но в моем взгляде нет привычного вызова, огня. Я устала. Я разбита. Я хочу лечь на кровать и лежать там, пока мир не станет прежнем: нога не придет в норму, мать не появится на пороге, напомнит про вес и постановку, на которую она планирует надеть новенькое платье. Я хочу снова стань нужной, хоть кому-то, хоть каким-то способом.
— Только после смерти, — больше на автомате огрызаюсь я и дергаю ручку входной двери. Глеб перегораживает мне дорогу и в очередной раз окидывает проклятым высокомерным взглядом. Сколько себя помню, он всегда смотрел на меня вот так, словно я мусор под его ногами.
— Рано собралась на тот свет, Дашка.
— А я разве говорила о своей смерти?
— Теперь мать тебя не защитит, смекаешь? — он касается пепельной пряди моих волос, растирая их между подушечками пальцев. Затем также легко убирает руку, разворачивается и заходит внутрь дома. Я тоже хочу войти, но Гордеев тянет на себя дверь, отчего та закрывается прямо перед моим носом.
— Когда мама приедет из командировки, — шепчу напутствие себе. — Я снова вернусь к тренировкам. Я нужна ей. Какой-то дурацкий перелом меня не сломает.
Глава 04 — Даша
— Ключицы и лопатки должны быть на одном уровне, — говорит Анна Евгеньевна, внимательно изучая мое тело. Рядом с ней еще несколько девушек, все они пытаются понять, все ли в порядке, проходим ли мы в первом туре. — Руки — длинные, грудная клетка — симметричная, шея — правильной длины.
— Это так важно? — шепчу я, боясь поднять глаза на маму.
— Это самое главное при поступлении, — тихонько отвечает мне ее помощница. Сама Анна Евгеньевна молчаливо покачивает головой, теребя перстень на тонком изящном пальчике.
— А если у меня шея неправильной длины? — с опаской уточняю.
— Тогда придется взять другую девочку, — говорит мама равнодушным голосом.
— Нет! — неожиданно вскрикиваю я. И вдруг понимаю, что это был сон. Всего лишь воспоминание из детства, в котором мне искренне хотелось понравится новой маме. А теперь… ее нет рядом. Вокруг только давящие стены и полумрак.
Дверь в спальню открывается, ко мне заходит Агриппина Павловна. Она спотыкается из-за темноты, едва слышно цокает, затем ставит поднос на журнальный столик и распахивает занавеси. Противный солнечный свет неприятно ударяет по глазами, заставив меня щурится. Я морщусь, издав короткий вздох.
— Вам не надоело? — устало спрашивает женщина. Она кто-то вроде старшей по дому, именно благодаря ей тут все еще сохраняется подобие уюта.
— Нет.
— Вы не выходите из комнаты уже вторую неделю, хотите чтобы кости атрофировались? — Агриппина садится на край кровати, скидывая одеяло с меня. Мой взгляд цепляется на противном гипсе, его должны снять завтра. Наконец-то! Жизнь с ним превратилась в пытку.
— Мама не вернулась? — опустив ноги на пол, я беру халатик с пуфика и накидываю его на плечи.
— От нее не было вестей, — по глазам вижу, что Агриппина Павловна врет. Видимо, вести были, но не для меня. Не понимаю! Я отказываюсь понимать ее. Перелом — травма
