Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes
— Немного потряс за грудки. Слух разошелся, что врезал. И избил чуть ли не до смерти, — лениво пожимает плечами. — За то, что он меня обманул. Они со своим приятелем за приличные деньги помогали устроиться в хорошие клиники. Я привез сумму наличкой, как и договаривались, а он мне сказал, что место уже занято. Мол, опоздал.
— Типа… кто-то предложил больше?
Кивает:
— Кинул меня. Гондон старый.
Озвучиваю зародившуюся догадку:
— Об этих деньгах шла речь, да? Дедушка обещал их тебе после помолвки со мной. А что ты с ними сделал, раз не получилось устроиться?
— Пробухал и проебал, — толкает на грани агрессии, не ответив на гипотезу. — Крути давай.
Подчиняюсь. Второй раз выпадает он. Чтобы разрядить накал, задаю нейтральный вопрос:
— Как я записана у тебя в контактах?
Удивленно таращится на меня. Не спешит говорить. И я чувствую подвох. Шутливо щурюсь и наигранно грозно требую:
— Показывай.
Колеблется. Слегка склоняет голову набок, мерно шевеля уголками рта, и бросает:
— Если ты тоже.
Молча выуживаю телефон из кармана домашних штанов и набираю абоненту. Когда ему приходит входящий звонок, оба, словно настороженные дуэлянты с пистолетами в руках, медленно кладем смартфоны на стол друг перед другом экранами вверх.
— Зубной фей?..
— Чеканушка в законе?!
После секундой тишины прыскаем. Я смеюсь до слез. Кажется, меня хорошенько накрыло. Никак не могу остановиться. Кое-как через смех выдавливаю давно успокоившемуся Барсу:
— Но… по-че-му?..
— Сначала было «Жена в законе», когда расписались.
— Потом плавно перетекло в «чеканушку»? У-у-у… — хохочу по второму кругу.
Обстановка действительно разряжается. Игра протекает бодрее. А, может, дело в трех бутылках вина, которое мы успеваем приговорить, приступив к четвертой?.. Таривердиев выглядит адекватнее меня. Хотя в плане дозы алкоголя мы сравняли счет. Но я скидываю своё опьянение на отсутствие опыта и в разы меньшую комплекцию.
Мне хорошо. Очень. Голова легкая-легкая. Я отдаю отчет всем своим действиям, словам. Но мир кажется мне невероятно приветливым, комната — наполненной светом, жизнь — такой прекрасной.
Мы продолжаем задавать друг другу вопросы. Никто еще не выполнял действий. Говорим на нейтральные темы. Барс не любит делиться личным, я поняла. И я не люблю. Но нам приходится. Глубоко в душу не лезем. Как негласное соглашение.
Но в какой-то момент градус нашей шалости меняется.
Горлышко останавливается на мне, я выбираю неизменную «правду» и слышу:
— Скажи о себе нечто такое, чего никто не знает. Факт, секрет. Постыдный. Чем ты ни за что не поделишься в реальности.
Я сначала задумываюсь. Ну… я занималась сексом на слабó. Постыдный факт, который ему известен. Я пробовала наркотики в погоне за призрачным желанием понять биологического отца. Этот факт ему тоже известен. Что еще?..
— О! — провозглашаю жизнерадостно и выпаливаю на кураже:
— Я — бастардик! Прикинь!
И в ужасе от своего же признания прикрываю рот ладонью, беспомощно глядя в глаза опешившему Таривердиеву…
40. Барс
— Хочешь рассказать? — толкаю тихо.
И зачем я об этом спрашиваю, сам не понимаю.
Удивления и тем более шока не испытываю. Исходя из того, что её отец — наркоман, расклад даже кажется вполне закономерным. Но Лус выдаёт новость с такой чумной боязнью, что невольно напарываюсь на её эмоции, и они задевают, протыкая отчаянной искренностью.
Блядь, оно мне вообще не надо.
И, тем не менее, мать твою, я жду. Едва дыша. И не отрываясь от ее широко раскрытых в немой потерянности глаз.
— Я не знаю, — девчонка возвращает себе самообладание.
Отнимая руки от лица, смотрит в сторону, пресекая затянувшийся зрительный контакт. Ерзает, копошится, меняя позу. Уже два часа сидит на ковре, на диван не перемещается, хотя здесь явно удобнее.
— Как о таком расскажешь, Барс? Только если голыми фактами. Моя мать влюбилась не в того человека и залетела от него в семнадцать. Родной дядя пошел разбираться и не вернулся домой — умер от рук обдолбанных наркоманов. Дедушка перевез семью в другой город. То ли чтобы справиться с горем, будучи подальше. То ли чтобы не допустить позора. И появилась я. Как вечное знамя случившейся трагедии.
Всё хуже, чем я думал.
Отрывистые холодные фразы звучат в ушах, пока я отслеживаю ее реакции. Она избегает прямого взгляда, словно чувствует именно себя виноватой в истории двадцатилетней давности. И ей стыдно.
— Ну вот. Ты же произнесла это вслух. Легче?
— Не-а, — хватается за стакан и пьет вино с жадностью, словно не поили неделю.
Мрачно наблюдаю за этой картиной, ощущая, сука, откуда-то взявшуюся жалость, и понимаю, что надо идти за пятой бутылкой. Но Лусинэ меня опережает — сама встает и плетется в кухню. Координация ее немного подводит, однако девчонка не сдается, стойко вышагивая к цели. Возвращается с последней партией вина и пакетом льда.
— У нас там есть какие-то коньяки и домашние настойки, которые твоя бабушка привозила… Принято же повышать градус?..
— Вряд ли тебе это понадобится.
— А тебе? — изгибает бровь дерзко, глаза блестят вызовом.
О, кто-то поплыл окончательно.
— Нам обоим хватит этой бутылки, — давлю со строгостью. — И не забывай есть в промежутках.
Демонстративно отщипывает несколько виноградинок и запихивает их в рот. Жует, набив щеки, пока я наполняю наши стаканы.
— Ты крутишь, — напоминает с обескураживающим энтузиазмом.
По мне, уже свернуть бы эту игру и отправить ее баиньки. Но чеканутая только-только входит в раж.
И я знаю, что ей это действительно нужно.
Увильнуть от злоебучих мыслей. Хотя бы на время. Маленький самообман.
Между нами много чего сегодня прозвучало, этот поток далеко не просто раскидать в черепной коробке по углам.
— Да блин! — возмущается, когда горло бутылки упирается в нее. — Правда.
— Почему ты плакала в ту ночь?
Резко меняется в лице. Хмурит лоб. Напускная искуственная веселость испаряется. Вся подбирается, упрямо выпячивает подбородок и даже спину выпрямляет. После чего решительно качает головой в отрицании. Смешная в этом своем грозном проявлении негодования. Мол, чего пристал, не дамся!
— Действие! — провозглашает торжественно и выжидающе скрещивает руки на груди.
— Окей, — похуистически пожимаю плечами и откидываюсь на спинку, задумываясь над заданием.
Скольжу по ней пытливым прищуром, понять не могу, чего хочется — смилостивиться или проучить. Она по-прежнему раздражает меня горящей в глазах спесью. Но и издеваться над полупьяной девушкой как-то не комильфо.
— Раз уж ты у нас так кипишь своей специальностью… вот тебе задачка: за пять минут нарядись в психологичку. Сыграй достоверный образ. Я ставлю таймер. Если не успеешь — проиграла.
Секунд двадцать растерянно открывает и закрывает рот. В уже нетрезвом взгляде
