Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes
А он понял! Он бросился ко мне! Он вытащил! Он не отмахнулся!
Как это переосмыслить, ради всего святого?! Я, блин, дышу только потому, что… в него когда-то заложили правильные качества. И Таривердиев по-мужски ответственен, если что-то задевает его по касательной…
— Я расскажу. Хорошо? — поднимаю на него тоскливый взгляд. — Просто для того, чтобы ты знал, что всё не зря.
Барс кивает, безотрывно следит за каждым моим движением. Контролирует.
Подавляю смешок.
Контролирует бедовую девочку.
Которой я никогда не была. Раньше.
— Мне надо было его понять, — некрасиво прихлебываю, спеша смыть с языка это «его», точку невозврата, — Барс, я четверо суток не спала ни секунды. Когда мы с тобой вернулись тем утром, я просто вычеркнула свое существование из действительности. А на пятый день встала и отправилась за первым психотропом. Мне надо было его понять! — повторяю запальчиво и с надеждой заглядываю в жгучие глаза. — Мне надо было! Грызло чувство, что я обязана попытаться. Словно нечто жизненно необходимое. Понять, почему мой отец предпочел наркотики? Предпочел их нормальной жизни. Предпочел их… мне.
— И как? Поняла? — Таривердиев зол, давит тоном.
Ожидаемо осуждает. Еще бы. После всего, что пережил из-за меня. Принимаю его реакцию. Но всё равно болит в груди. Быть чьим-то разочарованием — так себе подвиг.
Быстро-быстро в отрицании качаю головой, губы поджимаю до бескровия.
Дроблю через секунду:
— Вообще. Ни разу…
— Много пробовала?
— Несколько видов психостимуляторов, которые смогла достать.
— И кокаин?
— Только амфетамин и его производные. Таблетки охотнее продают новичкам. До кокаина я не успела дойти.
— Пиздец, блядь, — Таривердиев шокированно выгибает брови, впечатленный моей осведомленностью.
А я задушенно выпаливаю второе извинение:
— Прости, Барс… я бы никогда… не стала бы шутить на эту тему, если бы знала о твоей роли в моем спасении. В тот раз ты обозвал меня бывшей наркоманкой, и я подумала, что ты что-то слышал о моем лечении. Лишь поверхностно слышал и решил задеть. Город ведь у нас маленький — как бы дедушка ни старался скрыть состояние любимой внучки от посторонних, сплетни вполне могли вспыхнуть. И дойти до твоих ушей…
Он прикрывает веки и трет указательным пальцем свободной руки переносицу.
— Есть такой неортодоксальный метод, который называют провокационной или провокативной психологией[1]. Основа — провокация, сарказм, юмор, что идут в противовес классическим направлениям психологии. С тобой иначе не получалось, ты закрытый, обособленный. Мне хотелось вывести тебя на эмоции через вызов. Чтобы услышать правду о ситуации. Зачем тебе со мной съезжаться и прикидываться мужем. Ты реагировал только на мои выходки с наркотиками. Я на этом и играла. Несознательно.
Боже, боже, боже… как вспомню, сколько глупостей натворила, выводя Барса из себя. Как он резко менялся в лице, психовал и отступал… Раскаяние кипящей лавой расплескивается в животе, обжигая, заставляя согнуться от спазма.
Шлифую эти адские ощущения щедрым глотком вина. Облизываю губы и смиренно дожидаюсь, пока Таривердиев раскроет глаза.
И только после этого, сцепившись с ним в прямом напряженном взгляде, выдаю со всей серьезностью:
— Я не наркоманка, Барс. И, как и прежде, я — не твоя зона ответственности.
Щурится и слегка подается вперед, внимательно сканируя меня.
— Мои эксперименты провалились все как один. И остались в прошлом. Я больше в это не полезу.
— Больше не хочешь понять отца? — иронично кривит уголок рта.
— Я нашла безопасный способ, без угрозы летального исхода.
Снова бью на поражение. Он слегка бледнеет. Я — с ума схожу, думая о том, какой он меня тогда видел.
— Освободи себя от лишней ноши, Барс. Мы друг другу — никто. Не надо со мной возиться.
— Мягко стелешь, чекануш. А на деле — что?..
Не верит. Он мне не верит.
Перевожу взгляд на опустевшую бутылку. Беру её в руки, веду по запотевшему от холода стеклу.
В голове щелкает. Безрассудно. Азартно.
— Сыграем? — дергаю бровью в направлении столика, одновременно убирая тарелки подальше от центра.
— В бутылочку? — одаривает красноречивым издевательским смешком.
Я скашиваю на него укоризненный взгляд.
— «Правда или действие». Честно. Откровенно. Позволим себе это один раз, пушистый?
Морщится от выданного прозвища. Впервые за столько времени совершаю вольный выпад, напоминая о минувших днях.
Беру его на слабó.
В конце концов, почему всегда говорю и оправдываюсь только я? Разве Барсик безгрешен?..
Получая после длительных колебаний неоднозначное пожатие широкими плечами, принимаю это за «да» и встаю, чтобы пересесть напротив Таривердиева. В планах — плавно опуститься на ковер.
В реальности — плюхаюсь на мягкий ворс всем масштабом пятой точки.
Удивленная потерей четкости координации.
И с ненавязчивым туманом в сознании резюмирую, что белое вино поистине коварно, как Барс и предупреждал.
Я всё же пьянею.
[1] Речь о провокационной психологии Фрэнка Фаррелли, решившего отойти от общепринятых терапевтических норм. Данную методику практикует достаточно ограниченный круг современных психологов.
39. Лус
— Её надо вытереть, — Барс машет в сторону пустой запотевшей бутылки и встает, направляясь в кухню.
Я тянусь к закускам. Хватаю крекер, помещаю на нем кусок сыра, сверху дополняю помидоркой черри. И всю это композицию целиком запихиваю в рот, пока никто не видит. Жую и впадаю в эйфорический трип. Вроде бы, я не настолько пьяна, но, Боже, мне кажется, что я ничего и никогда вкуснее не ела.
Сооружаю вторую порцию и расправляюсь с ней аналогично.
Таривердиев возвращается с полотенцем и еще одной бутылкой вина. Помещает её в кастрюлю, а ту, что была во льду, вынимает и откупоривает, разливая по стаканам.
Дегустирую прохладный алкоголь. Его аромат смешивается с нотками недавно проглоченной еды и это создает такое совершенное буйство красок на моих рецепторах, что невольно жмурюсь. Опускаю голову, чтобы скрыть своё почти неприличное удовольствие от чревоугодия, и облизываю губы, в уголках которых еще осталось немного крошек.
— Ladies first, — прерывает пищевую мантру Барс, и я вскидываю на него глаза.
Оказывается, он уже успел подготовить игровую поверхность: убрал подальше тарелки, высушил стенки пустой бутылки и положил её в центр стола.
— О-о… — почему-то радуюсь возможности крутить первой. — Играем по-простому. На кого падает стрелка, тот и отдувается, выбирая между правдой и действием. Если задача окажется невыполнимой или вопрос будет таким, что не захочется отвечать, можно перетасовать вариант. То есть, выбрал «правду» — заменил «действием», и наоборот. Игрок, который отказывается выполнять оба варианта в одном ходе, проигрывает. Скажем, желание. Так будет интереснее. Да?
— Не возражаю.
Так. Господи, надо помнить, что играем
