Первозданная - De Ojos Verdes
— Пошел к черту, Адонц, — выговариваю ему в шею, понимая, что дразнит меня. — Власть — это твоя прерогатива.
Моё тело в считанные доли секунд оказывается подкинутым, чтобы приземлиться на влажные простыни. Теперь я подмята под него, он на своём месте. И это устраивает обоих.
Ладонь накрывает край моего нижнего белья, затем опускается к подвязке. Возвращается обратно, и он аккуратно стаскивает безнадежно мокрую ткань, минуя украшение на бедре.
— Совершенно верно, кобра, — касаясь золотой змеи, завораживая интонацией. — Власть — прерогатива мужчины.
— Шовинист, — улыбаюсь, наблюдая, как его голова опускается к моей груди. — На самом деле, Адонц, ты не веришь в равноправие полов, сколько бы ни распинался. Ты всегда главный…
Застывает в миллиметре от острой вершинки. А потом смотрит мне в глаза исподлобья.
— Но ты любишь оспаривать это, да, душа моя?
Озноб одолевает прямо до костей, так много скрытой угрозы в этом вопросе. Никогда нам с ним не будет просто.
В следующую секунду я забываю о философских проблемах, потому что его умелые ласки выбивают всё, кроме одного желания — чувствовать близость любимого человека.
Всполохи огня одолевают низ живота, и мне практически больно от того, как остро всё ощущается. Удовольствие от каждого его прикосновения не сравнить ни с чем. Эти губы везде. Они убивают меня сладкой мучительной смертью. Я задыхаюсь, не успеваю прийти в себя, как тут же получаю новую порцию волн экстаза.
Любая попытка как-то ответить, пресекается им, будто сегодняшняя ночь моя. И потемневшие глаза, нависшие над моим лицом бездонными омутами, обещают, что потом я смогу отплатить ему той же монетой. Он меня научит…
Но не сегодня.
Потеряв счет времени, сосредоточившись на языках пламени, на которые похожи его пальцы, трогающие меня в самом сокровенным месте, вновь опускаю веки и непроизвольно затаиваю дыхание за секунду до того, как меня уносит очередным взрывом.
Не дает опомниться, накрывая своим телом, и одновременно с неистовым поцелуем входит, вырывая из глубин дикий крик, тонущий в его же губах.
— Прости, — шепчет, неверно истолковав мою реакцию. — Постараюсь быть нежнее.
Мне все равно, что несёт Тор, я ничего не понимаю.
Растворяюсь в эйфории. Стойкое наваждение, будто плыву где-то за переделами земли, бороздя космические просторы.
Потому что мы едины. Та самая безупречная система. Совершенный механизм. Мужчина и женщина, кожа к коже, дыхание к дыханию.
Пальцы сплетены, сжимаются всё крепче и крепче с каждым толчком. Или же, это я своими сжимаю его ладони от переизбытка эмоций. Не знаю, куда деться от надвигающейся нещадной вспышки. И Торгом ускоряется, подводя меня к черте…
— Я тебя люблю… — шепчу, инстинктивно стремясь быть ещё ближе, подаваясь вперед, сгорая в ярком пожаре.
Меня разрывает, я не замечаю, что плачу.
— Люблю… — повторяю, выгибаясь навстречу.
И потом меня поглощает тьма мощного исступления.
* * *
Утро наступает внезапно. От звонка будильника. В смятой постели.
Непонимающе вглядываюсь в телефон, учтиво поставленный на зарядку. Не мной. Отключаю функцию и вздыхаю, понимая, что нужно собираться на работу.
Но не это меня тревожит.
Горькое чувство одиночества. Потому что я не ощущаю тепла мужского тела. И мне даже не надо поворачиваться, чтобы удостовериться. Я знаю, что одна.
Я не буду накручивать себя, не буду.
Мысленно повторяю себе эту фразу, стаскивая белье с кровати. На автомате закидываю его в стиральную машину и иду в ванную, совершая все гигиенические ритуалы и убирая вчерашний наряд.
Я заснула практически сразу, как мы оба достигли пика. И проспала вплоть до этого момента, поэтому не знаю, когда именно Адонц ушел. Больше ничего не напоминает о его пребывании здесь.
Только стойкий аромат парфюма. Но ведь он выветрится.
Привычно выпиваю стакан воды с лимоном, делая неспешные глотки. Очень стараюсь отогнать навязчивое желание разрыдаться.
Я не буду накручивать себя.
Привожу комнату в порядок за пару минут, затем надеваю легкое платье и собираю буйные волосы в высокий пучок, не представляя, что ещё можно сделать с ними после того, как они высохли естественным путем в беспорядке.
Обвожу взглядом пространство, позволяя воспоминаниям на какое-то время затмить разум.
Я не буду накручивать себя.
Отхожу от туалетного столика.
И рушусь.
Оседаю на ковер у кровати, облокачиваясь спиной о твердую поверхность, и подтягиваю к себе колени, обхватив их руками. Чтобы в следующее мгновение отдаться неминуемой истерике.
Кажется, я переоценила свои силы.
Это слишком больно. Представлять, что вот так однажды он может просто уйти. И не вернуться.
— Такой вариант я, конечно, не рассматривал…
Когда над головой раздается голос Торгома, я начинаю реветь ещё больше, проклиная себя за эту слабость.
— И до какой кондиции ты успела дойти? — теперь он устраивается рядом со мной. — Подумала, я тебе мщу?
Обнимает меня за плечи и позволяет спрятаться на своей груди, будто маленькой обиженной девочке.
Это так глупо, но ничего с собой поделать не могу. Во мне за столько времени накопилось неимоверное количество запутанных клубков, которые сейчас душат, разросшись.
— Нет, — вылетает со всхлипом. — Просто сорвалась. Прости, Тор, теперь я понимаю, насколько это жестоко. Уйти без объяснений…
Слышу размеренный стук его сердца, и понимаю, что так и выглядит роковая любовь. Она врывается в твою жизнь внезапным завораживающим вихрем, который на самом деле — сметающий всё на своем пути смерч. Ты ничто перед лицом этой стихии. Смирись.
Но я же так не умею. Это не моя песня.
— От тебя пахнет ванилином, — шепчу, придя в себя.
— Собственно, поэтому я и отсутствовал.
Приподнимаюсь с его диафрагмы и с неким чувством стыда заглядываю в обеспокоенные глаза.
— Чтобы искупаться в ванилине?
Взгляд смягчается, в нем зажигаются веселые искорки.
— Ты неподражаема, Сат.
Висок обдает жаром мимолетного поцелуя, и я окончательно успокаиваюсь.
— Ты знала, что на ближайшие несколько кварталов у вас нет ни одной приличной кондитерской? — возмущается делано. — Я проколесил долбаных полчаса, пока нашел что-то стоящее.
— Что за маниакальная потребность меня откормить? — ворчу, нехотя освобождаясь, потому что работу никто не отменял.
Не позволяет встать, вновь притягивая к себе. Одной рукой придерживает за талию, второй обхватывает щеки, фиксируя заплаканное лицо.
— Ты мне нравилась в своем первозданном виде. Твоё тело и сейчас, конечно, идеально, но я хочу то, что было раньше.
— Наверное, многие бы девушки мечтали, чтобы их попросили потолстеть, — улыбаюсь, упиваясь его близостью.
— Просто прийти в форму. Свою. Не эту, что диктует мода. Таких много. Ты не вписываешься в стандарты. Давай сохраним тебя в оригинальном формате.
Закусываю губу. Как