Первозданная - De Ojos Verdes
Мы так долго не виделись…» Андрей Дементьев
— Не выношу татуировки, это выглядит дешево! — выплевывает яростно. — Как ты посмела сотворить такое со своим безупречным телом?!
Отворачиваюсь очень резко и делаю шаг в кабинку, оставляя разгневанного мужчину позади себя.
Подставляю лицо под напористые струи, позволяя стереть остатки макияжа. Горячая вода вызывает приятные мурашки, скатываясь нескончаемыми потоками с макушки до пят.
Кроме мастера тату, Адонц — первый, кто видит результат моего отчаянного необдуманного поступка, продиктованного сумасшедшей безысходностью и попыткой как-то увековечить внезапную запоздалую любовь. Которую, как была уверена на тот момент, потеряла, даже не обретя. Мне так хотелось оставить след этих чувств где-то помимо своих мыслей, дать им осязаемую форму…
На первом этаже жилого дома, в котором находилась квартира Мари, действовал популярный салон под кричащим названием «Черный Будда». Я всегда проходила мимо с какой-то опаской, потому что даже вывеска и затемненные стекла вызывали неведомый озноб. Никто из нас двоих никогда не видел входящих-выходящих из этого помещения.
Это, правда, произошло случайно. И очень символично. Я возвращалась под утро после той памятной ночи, буквально выползая из такси. Меня штормило и колотило так, что я не удержала равновесия, распластавшись ровно через три шага, когда машина уже выезжала со двора. Голова нещадно кружилась, тело ломило от устроенного Тором марафона, в течение которого я иссякла. Не зря чувствовала, что он выпьет меня до дна, так и вышло. Несмотря на то, что это был мой первый раз. Первый и единственный. И я дала себе обещание, что последний. Я никогда не смогла бы прикоснуться к кому-то другому.
Пока лежала на холодном асфальте, обдуваемая колючим пронизывающим ветром, думала о том, что очередная страница жизни сегодня перевернута. Стала женщиной в руках любимого мужчины, понимая — это действительно всё, что он мог мне дать. Точка.
— Ты пьяна? — раздался чей-то голос где-то рядом.
Разлепив потяжелевшие веки, отрицательно покачала головой.
После чего худощавый парень среднего роста помог мне подняться на ноги, бережно придерживая за спину. И очень настойчиво повел к зданию. Я, было, подумала, что это работник стоматологического кабинета, что красовался напротив. Так сказать, давший клятву Гиппократа. Но, нет. Мне открыли дверь именно тату-салона. Выбирать не приходилось. На тот миг всё было одно.
Горячий чай, проявление простого человеческого участия, неспешный ни к чему не обязывающий философский разговор, и я уже лежу на кушетке, придерживая руками низ бюстгальтера, скрытого под задранной кофтой, чтобы предоставить Шагену, мастеру, доступ к своему солнечному сплетению.
Мы листали альбом его работ, когда из него выпал сложенный вчетверо лист бумаги. Парень раскрыл его и с обыденным «А, латынь» отставил в сторону, как ненужный мусор. Я же, словно в трансе, потянулась и вчиталась в строки с переводом. Когда увидела эту фразу, меня переклинило… Заметив мой взгляд, Шаген предложил перенести мысль на кожу…
Всё прошло успешно, я даже не чувствовала физической боли. Зато у меня было напоминание о том, что я живая. Я способна любить. Клеймо вечности.
— Сведёшь её.
Безапелляционный тон режет слух, возвращая на грешную землю из туманных воспоминаний.
В мою квартиру, где я стою под душем, а в спину мне дышит разъяренный дракон.
— Нет, — кидаю коротко, выдавливая щедрую порцию геля для душа на ладонь.
Принимаюсь намыливать тело, начиная с лица.
Но в следующую секунду мое занятие грубо прерывают, смывая водой пену, чтобы видеть глаза, глядя в которые жестко требуют:
— Да.
— Нет.
Отчетливое злобное рычание говорит о том, что Адонц на опасной грани. Таким я его никогда не видела.
— Ты испортила свою безупречную кожу… — повторяет.
— В этом мире нет ничего безупречного, Тор. И я никогда не была. И не буду.
Бьет кулаком по белой стенке, добиваясь глухого стука, потонувшего в шуме напора.
И потом наши взгляды смыкаются.
Это немыслимо.
То, как нас швыряет из одной плоскости в другую.
Не сговариваясь, врезаемся губами друг в друга, вкладывая в поцелуй всю свирепость, бушующую в обоих. Это длится часами. В моем представлении. Всё онемело, дышать нечем, пар продолжает валить клубами.
— Унеси меня в спальню, — прошу его, отстранившись.
Тор тут же выключает воду и подхватывает меня на руки. Вздыхающую, обомлевшую, ничего больше не соображающую опускает на покрывало, активируя сенсорный ночник.
Тусклый свет самого слабого уровня падает на него, и я любуюсь им снизу вверх с ракурса, обусловленного лежачей позой. Его мужественной красотой, каждой резкой чертой. Глазами, ставшими моей погибелью.
Я не хочу с ним бороться. Я устала.
— Знаешь, что я тебя люблю?
Застывает, подобно греческой статуе. Божественный в своем природном начале — мощи нагого тела, внимательном выражении сосредоточенного лица.
Мне сейчас не нужны ответные признания. Достаточно того, что он мой. Здесь. Хотел и хочет моей близости.
— Иди ко мне, — молю, еле шевеля пересохшими устами. — Я очень скучала.
Не ожидала, что он тут же рухнет на меня, с каким-то отчаянным сдавленным стоном прижавшись лбом прямо к каллиграфической строчке у сердца.
— Почему ты такая, Сатэ? За что ты мне дана? Зачем тебя сотворили такой первозданной! Вскрывающей мне вены одним чистым взглядом?..
Вплетаю свои пальцы в его темные волосы, наслаждаясь тем, что происходит в эту минуту. Я хожу по какому-то острому краю, и он причиняет мне боль и счастье одновременно. Не могу поверить в щедрость этой искаженной реальности.
— Поцелуй меня, Тор.
Совершенно мокрые, прижатые друг к другу, морально истощенные, тяжело дышащие. Мы неизлечимы, знаю.
Когда он не спешит выполнять эту просьбу, я с силой отталкиваю его и заставляю скатиться с меня, ложась на спину, а сама устраиваюсь сверху, тут же приникнув к жизненному источнику. Когда воздуха становится катастрофически мало, прерываю неистовый поцелуй и выпрямляюсь, рвано дыша. Мы поменялись ролями, теперь он снизу наблюдает за мной.
— Что она значит? — вдруг спрашивает, проведя подушечкой большого пальца по татуировке, вызывая мою дикую реакцию.
— Abyssus abyssum invocat, — произношу, сглотнув. — Бездна взывает к бездне.
— Твою мать, — шипит потрясенно. — Твою мать…
Стекающая с моих волос вода буквально затапливает обоих, будто находимся под водопадом. Тор удерживает мой взгляд, не позволяя шевелиться. И продолжает гладить строчку. От первой буквы к последней. И так по кругу. О чем-то размышляет, сузив глаза.
— Нравится положение? Хочешь остаться сверху?
Задыхаюсь от порочности, сквозящей в его голосе. Не знаю, когда привыкну к таким откровениям.
— Нет, — выдаю весьма возмущенно.
Начинает тихо смеяться, притягивая к себе.
— Не
