Ящер - Галина Валентиновна Чередий
Узнал его сразу же, разве можно такое спутать?
Нюхал, как сбрендивший зверь, перебирая пальцами и всматриваясь в поисках крови и осознавая, что это свидетельство — она не умерла на той жуткой поляне с останками.
Слабый звук, далекий или же заглушенный шумом воды донесся откуда-то.
Похожий больше всего на отчаянный вой, и я вскочил и завертелся вместе с мужиками, пытаясь уловить направление.
— Туда!
— указал Боев, но я знал, нутром чуял, что он ошибается и ломанулся в другую сторону, прыгая через кусты и чуть не расшибаясь о деревья.
Вылетев почти ослепшим от хлеставших по лицу и глазам веток на очередную отмель, увидел мою Лизку.
Ее одну, стоящую на четвереньках и уже хрипящую, а не орущую, как только что.
Не останавливаясь, пнул камень, отправляя его в бок волку, что уже и так собрался убежать, напуганный моим появлением.
Бухнулся на колени, подхватил Ерохину, перевернул, заглянул в смертельно бледное лицо с посиневшими губами, обшарил взглядом все ее полуобнаженное тело в ссадинах и огромных кровоподтеках, убеждаясь, что ничего критичного вроде нет, и только после заметил еще одну девушку, бессильно лежащую на спине на мелководье в нескольких метрах.
Бобров уже тоже добежал и поднял ее, вынося на берег, а Боев орал в рацию радостную новость.
Мы нашли их.
Я нашел свою женщину.
Все.
Эпилог
Лиза
Просыпаться мне как обычно категорически не хотелось, но в кои-то веки я делала это сама, так сказать, естественным образом, а не от мерзкого дребезжания будильника или не от толчков и окриков домочадцев.
Не открывая глаз хотела потянуться, но грудную клетку прострелило, и я тихо ойкнула, окончательно просыпаясь и вспоминая все недавние события.
Ребра болят, ладони-локти-колени подпекают от ссадин, голова гудит, в горле тоже скребется жжение, и вообще — я вся болю.
В попытке протереть никак не продирающиеся глаза, ляпнула ладонь на физию и почувствовала какой-то неуместный холодок и тяжесть.
Ресницы таки разлепились, и я с некоторым трудом смогла сфокусировать взгляд на широком, в полфаланги золотом кольце на безымянном пальце.
Его там появления не помнила, но сто процентов знала чьих шаловливых ручек это дело.
— У-у-у!
— сесть на кровати без подвывания было не вариант.
В палате я была одна, хоть и присутствовали еще две пустые кровати.
Надо же, болею тут как королевишна.
Еще и цветы всякие на тумбочке и в четырех баллонах на полу.
Апельсины, бананы, персики и виноград на стуле россыпью.
Фигасе, изобилие.
Из коридора бубнели голоса, я слезла с кровати, еще раз взвыв, и поковыляла на звук.
В коридоре обнаружился искомый мною наглый объект.
Лебедев стоял там спиной ко мне, высокий, широкоплечий, в одном из своих офигенских костюмов, и говорил с седым полноватым дядькой в светло-голубом халате.
Я несколько секунд полюбовалась, дожидаясь пока Макар проследит за направлением взгляда собеседника и обернется.
Подняла кисть, выставила окольцованный палец, посмотрев на него с “че за хрень” видом.
И да, на самом деле мне хотелось попрыгать и повизжать, но, во-первых, надо прояснить, правильно ли я поняла смысл подарка, а во-вторых,… что за самовольство вообще-то!
Макар улыбнулся, что-то тихо сказал собеседнику, забирая у него небольшой листок, сунул его в карман и пошел ко мне, попытавшись оттеснить обратно в палату.
— Эй!
Мне в удобства нужно!
Лебедев так же молча обхватил меня аккуратненько, как хрустальную, вокруг талии и повел по коридору до нужной двери.
Вышла я оттуда чуточку счастливее, потому что еще и умылась, кое-как согнувшись, и потерла хотя бы пальцем по зубам, выполоскав рот.
Снаружи ждал Макар, причем, с инвалидным креслом на колесиках.
— Блин, ты бы еще каталку в морге позаимствовал, — каркнула я хрипло и потерла горло.
— Я лучше камеру в изоляторе сниму в аренду в следующий раз, — огрызнулся Макар.
— Ну да, ну да.
А вещи мои где?
— В лесу.
Волки носят.
Просили кланяться за обновки.
— Макар, вот это что?
— проигнорировав его типа наезд, снова выставила я палец.
— Ювелирное изделие, служащее для демонстрации степени твоей занятости.
— Судя по ширине этой демонстрации, я должна быть прям офигенски занята.
А я так-то согласия своего на это не давала.
— Естественно.
Я же его и не спрашивал, — похренестически пожал он широкими плечами, усаживая обратно на широкую кровать.
— Ты не обнаглел ли в корень?
— Только в том случае, если ты категорически против и горишь желанием мне его вернуть.
— Не горю, — ответила без колебаний и попыток поломаться, хотя чуток хотелось.
Девушка я или где?!
— Но считаю, что ты сильно торопишься.
Просто порыв на эмоциях, о котором потом можешь пожалеть.
— Вот уж нет, Лиза, — он взял мою руку с кольцом и уложил на свою широкую ладонь, глядя неотрывно.
— Пожалеть я рискую, если буду долго щелкать клювом, и тебя уведет кто-то более расторопный из того табуна восхищенных тобой жеребцов.
— Лебедев, я не какой-то безголовый приз в мужском соревновании “кто первый вставил — тому и Лиза”.
— Вставил, следуя твоим выражениям, первый я, и так все и останется.
И не своди все чисто к сексу, Лиза.
Мое решение абсолютно осмысленное.
Я уже не пацан, что первым делом смотрит на сиськи-ножки и действует, подчиняясь хотелкам своего члена.
— А, то есть мои сиськи и ножки не являются привлекающими тебя достоинствами?
— докопалась-таки я.
— Ерохина!
К сиськам я еще вернусь, причем, буду возвращаться часто и регулярно, только заживешь вся!
Не сбивай меня, блин, я тебе не мастер художественного лирического свиста, так что говорю четко и по делу: я черта с два готов упустить такую женщину, как ты.
— А… — Молчи!
Ты — умная, добрая, упрямая, не обижаешься по пустякам, прощаешь мою сиюминутную дурость, не боишься говорить все в лицо и ставить на место, когда веду себя как эгоистичный засранец.
Не сдаешься перед трудностями, даже когда тупарь-любовник внезапно спихивает на тебя своих детей без всякого предупреждения.
— Пффф, нашел тоже мне трудность!
— И если ты вот так вела себя, сохраняя жизнь совершенно постороннего человека, то как же будешь готова в случае чего драться за своих.
А еще я хочу тебя так, что временами дух перехватывает, мозги в кашу и
