Cовсем немного дождя - Элла Чудовская
– У нее столько влюбленных в нее нянек, готова. Хорошо, я сама решу. Это будет мой сюрприз и подарок на свадьбу!
– Ого, это неправильно.
– Держи Ханну, я кофе возьму. – Стефания скрывается на кухне и кричит оттуда: – Отец открыл счет на мое имя и, кажется, загрузил туда все свои сбережения. Сегодня днем пришло оповещение из банка. Я теперь богатая невеста!
– И сюрпризы я не люблю.
Ханна пытается спуститься на пол, Кристиан берет ее на руки.
– Не будь букой. «Предложение неожиданных путешествий есть урок танцев, преподанных Богом». Помнишь, откуда?
– «Колыбель для кошки» Курта Воннегута. Ты ее читала, когда мы познакомились. И ты так и не рассказала, понравилась ли она тебе.
– Автор ставит крест на поступательном историческом развитии человечества. Увы, он не оригинален. Богу было скучно и одиноко, когда он решил создать людей, а они мстят ему за бессмысленность своего существования… Жить с такой безнадегой тоскливо. У нас есть только здесь и сейчас, другого не будет. Надо постараться и быть счастливыми в предлагаемых обстоятельствах.
– Моя любовь, мне кажется, наши обстоятельства исключительно замечательные.
– Не могу с тобой не согласиться. Возвращаясь к книге… мне было интересно читать про ученого-изобретателя, такого же больного на всю голову человека, как мой отец. Наш семейный опыт не уникален – утешает. А знаешь, что? – Стефания резко оборачивается и заглядывает Кристиану в лицо.
– Что? Не пугай меня.
– Давай купим квартиру! У тебя же тоже есть сбережения, нам хватит на приличный вариант.
– Тебе здесь не нравится?
– Да нет, не в этом дело. Работа под боком – это очень удобно. Но я хочу, чтоб у Ханны был свой дом, а не череда арендованных жилищ. И у всех наших детей… Понимаешь?
– Ты беременна?
Сердце Кристиана пропускает удар, его вопрос звучит восторженно и испуганно одновременно. В руках он держит прекрасное, почти полуторагодовалое дитя – объект безусловной любви, нескончаемых вопросов и бесконечных тревог. Как вместить больше? Кристиан крепче прижимает к себе Ханну, прикрываясь ею, как живым щитом, от нашествия гипотетических младенцев, и та выражает бурный протест, требуя отпустить ее на волю. Стефания выкладывает на подоконник мягкие игрушки, усаживает дочь рядом с ними.
– Нет, пусть Ханна подрастет – нам не справиться с двумя малышами. Но в будущем…
– Ладно.
– Тебя не пугает такая перспектива? Танцуешь со мной?
– Нисколько не пугает. Оказалось, что мне очень нравятся дети. С ними интересно. С тобой я выучу любой танец.
– Для меня было важно услышать это от тебя. Родить единственного ребенка – это обречь его на огромную ответственность перед лицом родительских ожиданий. Будь и умным, и красивым, побеждай на математических олимпиадах, бери призовые места на соревнованиях, береги покой родителей, будь готов «взять их на ручки», стань успешным в профессии, которая кажется им достаточно респектабельной, и на порядок выше финансово обеспеченным… Иначе ты не лучший, и их драгоценное время потрачено впустую.
– Откуда у тебя это? Ни о чем подобном никогда не думал.
– Ты был любимым мальчиком, тебе не понять. У нас с тобой разный опыт.
– Зависит от угла обзора. Но мы будем просто любить наших детей, а не вот это вот всё.
– Я надеюсь. Ой, смотри, кто нам машет! Ханна, помаши ручкой – приве-ет!
В учебном корпусе за прозрачным до невидимости окном, в пронизанной солнечным светом аудитории, старенький профессор Герхардт стоял перед трибуной и посылал им приветствия узкой ладошкой. Студенты просачивались в открытую дверь, заполняли ряды скамей. Профессор посмотрел на наручные часы, строго постучал пальцем по циферблату и кивнул Стефании: пора.
Я ухожу
1
Прилетели в шесть утра.
Всё равно поехали в отель.
Улыбки, хохмы, деньги не сработали – до двенадцати заселение было невозможным.
Она просила взять такси и ехать к морю.
К любому морю.
Ближайшему.
Ведь уже декабрь и так хочется к морю.
Ты с ума сошла?
Это шестьдесят километров!
Любимый, у нас четыре часа пустого времени. Поедем? Там и позавтракаем.
Поехали.
Серый камень Вечного города сменили колючие ветки придорожных кустарников.
Открылся морской берег.
Сиротский, неряшливый, с бурым песком, клочьями морской травы, сероватой пеной сердитых волн.
Топорщились доски разбитых настилов.
Носились за ветром пакеты.
Солнце набирало силу.
У высоких столиков заспанного бара выпили вкуснейший кофе. Булка с расплавленным сыром липла к нёбу.
Был воздух. Соленый, йодистый, крахмальный.
От него трепетали крылья носа и пружинили волосы.
Было солнце. Нетёплое, ласковое, золотистое.
Оно склеивало ресницы и рисовало дурацкую улыбку.
Был любимый. Самый лучший.
Мечталось.
Отель был прекрасный: старый, мраморный, ковровый. Он пах как надо. Звучал как надо. Укрывал как следует.
В номере она, пятка о носок, стянула ботинки, сбросила на кресло пальто, открыла настежь дверь на балкон и, рухнув поперёк высокой кровати в солнечное пятно, сказала:
– Я посплю минут десять.
Ненавижуночныеперелеты.
Ненавижуночныеперелеты.
Ненавижуночныеперелеты.
Ненавижуночныеперелеты.
Шуршала кровь в ушах, спиралями закручивались мысли, толкалось сердце в покрывало.
Безымянные, бессмысленные картинки проносились в голове, неправдоподобный сюжет увлекал сладким абсурдом – тянул туда.
Звуки реального мира: скрежет плёнки, сдираемой с чемоданов, поиск тапочек по шкафам, шипение газировки, какофония переключаемых каналов – удерживали здесь.
Из открытой балконной двери, сквозь вуаль вдуваемой шторы, по нитям солнечных лучей, в синей высоте, пронзительно, наотмашь, закричала чайка.
Звук скальпелем врезался в морок полусна, кувыркнулось и ухнуло вниз сердце.
Плач чайки скользнул над лазурными водами, присоединились плеск волн, запах солнца.
Сознание потянулось за яркой, успокаивающей картинкой.
Спазмы последнего дедлайна и бессонной ночи ослабили свою хватку и опали дохлыми змеями.
Качало в ровном биении сердца.
– Малыш, не грусти, малыш. Я скоро вернусь. Встреча прошла успешно. Нет, не удалось сегодня всё решить. Завтра встречаемся полным составом. Ты же знаешь, как это важно для нас, для нашего будущего. Буду спать. Закажу еду в номер и буду спать. Никуда не пойду. Вымотался. Завтра трудный день. Целую, малыш. Люблю тебя, малыш.
Он заперся в туалете.
Беспощадная слышимость номеров.
Не-на-ви-жу.
Не-на-ви-жу.
Не-на-ви-жу.
Не-на-ви-жу.
Тяжёлый галоп, пульсирующий в висках, глазах, желудке, заставил сесть, встать, натянуть пальто, вставить ноги в ботинки, нащупать свой паспорт, привычно и надёжно укрытый во внутреннем кармане его пиджака, переложить в сумку, взять свой чемодан и катить его из номера под шум сливаемой воды.
Ненужное.
Ненужное.
Бежать!
Но рыдать ещё больше!
Ещё больше хотелось рыдать, размазывая слезы.
Она свернула в тупичок коридора у комнатки горничных.
Малыш. Малыш, малыш, малыш… для нашего будущего…
Не прошло и минуты, как он выскочил
