Cовсем немного дождя - Элла Чудовская
Надо, наверное, посмотреть телефон. Не хотелось. К своей жизни – не хотелось.
Внизу просигналила машина – под балконом стоял Лоренцо и протягивал в вытянутой руке корзину.
Она кивнула головой.
Лоренцо извинялся, он понимает, как синьорине надо отдохнуть, но это всё дедушка – о женщине, которая плакала, кто-то должен позаботиться! Это вино с виноградников троюродного дяди, сыр из сыроварни племянника дедушки, хлеб испекла бабушка, виноград – самый прекрасный виноград! Синьорина понимает – здесь очень много любви!
Ей тоже захотелось взять его лицо в руки, поцеловать в обе щеки – коснуться этого мальчика, чтоб немного, самую малость, стать частью большой семьи.
Она улыбнулась.
Она взяла корзину.
Коснулась рукой сердца – спасибо, Лоренцо, тебе, дедушке, бабушке…
Закрыла дверь. Села на пол, раскидав ноги вокруг корзины. Ревела.
Она бы обязательно сошла с ума с такими родственниками.
Она бы задохнулась в их любви, ожиданиях и участии.
Она бы уехала от них на край света, как только смогла бы.
Она бы не смогла, не снесла бы этой ответственности за их счастье видеть её счастливой!
Она бы, она бы… Она бы никогда не была такой одинокой?
Я – одинока?
Вот, взяла в руки телефон, листала вызовы и сообщения. Звонила мама.
Может она рассказать маме о своей пустоте?
Что ответит ей мама?
Что ей уже тридцать четыре и пора научиться строить отношения?
Что стрекозье время растрачено и…
Нужна ли мне для этого мама?
Для этого у себя есть я. Сама.
Я сама сегодня ушла.
Ушла потому, что…
Потому что, когда проходит стрекозье время, очень трудно доверять. Очень трудно доверять кому-то, и всё меньше доверия к себе. Когда ты всё же доверился, обнажился, вложил свою мякоть в чужую раковину, а потом оказалось не то, что казалось… Чувствуешь себя таким дураком.
Дура. Дура, что реву. Дура, что обидно. Сама ведь в чем-то ошиблась.
Она вытащила салфетку из корзины, промокнула лицо, выжала нос, набрала воздуха и встала рывком.
Интересно, виноград мытый?
Мыла виноград, резала сыр, ломала хлеб, и хрусткая верхняя корка откалываясь, разлеталась по всей кухне.
Смотрела на вино.
Хочется?
А если напьюсь и буду звонить ему, подругам, и рыдать, и жаловаться, и…
Что там ещё делают в кино пьяные женщины?
Она поняла, что ещё ни разу в жизни сама не открыла ни одной винной бутылки.
Нужен штопор.
Был штопор и было ситечко, через которое она наливала вино, будто заварной чай: пробку раскрошила всю.
Выключила свет. Села на балконе. Пила вино. Ела хлеб, столько и такого вкусного хлеба она никогда не ела! Она ела сегодня? Сыр и виноград, м-м-м… Смотрела кино про чужую жизнь.
Нехорошо?
Хорошо. Так хорошо!
Вино было терпким. Она никак не могла допить первый бокал.
Все ещё никому не хотелось звонить.
Зато очень, очень хотелось спать.
3
Весь свет в зале сосредоточен на них: скульптура Бернини «Похищение Прозерпины» купается в этом свете каждой своей выпуклостью, поднятое лицо девушки – ясное, умытое чистыми слезами – находится в потоке отраженных бликов. Живое и неживое светится одним светом, очерчивая невидимую границу, нарушить которую не решается ни один посетитель. Толпа замирает, отступает и уносит своё изумление в другие залы. Девушка плачет.
«Бернини. Впечатление» – вот такое видео выложил на Ютубе беспардонный китайский турист.
Она проснулась звездой, но знать ничего не знала об этом.
Спала долго, крепко, без снов.
Очнулась, словно вынырнула.
Кто она?
Где она?
Смотрела на пылинки, парящие в струнах лучей.
Предвкушение чего-то хорошего пробегало лёгкой щекоткой сквозь тело.
Завибрировал телефон. Панически перехватило горло, сбилось сердце. Нащупала мобильник, сунула его под подушку.
Сначала кофе.
Кофе был ароматный, крепкий. День за окном – солнечный и тихий. Такая роскошь в декабре. В таком дне обязательно надо быть.
Села на балконе под солнышком, понюхала воздух. Вкусно.
Раскрыла телефон. Ничего не стала читать. Написала маме, что всё хорошо, проблемы с Интернетом пока не позволяют переслать фотографии.
Когда вы врете маме, где-то гибнет небольшая планета. Правильная мама сумеет все исправить. Мама позвонила.
Она смотрела на сигнал вызова, собиралась с духом.
– Да, мам! Привет!
– Привет, дочь! Решила позвонить. Хорошо меня слышно?
– Да, мам.
– Нормально устроилась?
– Всё прекрасно. Игорь звонил?
– Да, он позвонил вчера вечером – сказал, что ты неизвестно где, на звонки не отвечаешь. Он возмущён, он в ярости, он в бешенстве, он беспокоится, наконец! Чтоб я тебе дозвонилась, и ты ему позвонила. Ну, или я.
– И ты мне вчера не позвонила…
– Сначала я запаниковала, конечно. Потом подумала – я знаю своего ребёнка. Взрослая, самодостаточная, зарабатывающая девочка со знанием языка, покинув номер, который делила с мужчиной, звонит маме из парка и рассказывает приятную историю о совместных планах на день.
– Я не хотела тебя беспокоить…
– Почти получилось.
– Прости.
– Обидно немножко, но я тебя понимаю. Иногда нужно время в одиночестве. Ты можешь мне не говорить, что произошло. Это не так важно. Мне важно знать, что ты цела, здорова и способна за себя постоять.
– Всегда способна и абсолютно здорова! Мамуль… я приеду, и мы правда обо всем поговорим.
– Я буду ждать. Ты в отеле?
– Сняла студию у очень приятной пожилой пары. Итальянцы. Мам, это совершенно другие люди… Я в них прям влюбилась.
– Это ты мне тоже расскажешь подробно… потом. Что собираешься делать?
– Гулять. Погода дивная.
– Ты ела?
– Меня хозяева завалили домашними сырами, хлебами… И ты не забывай – я в Италии: пицца, паста – вернусь колобком.
– Колобок ты мой худосочный, очень буду тебя ждать!
– Люблю тебя, мамуль!
Мамочка, мамулечка.
Взрослая девочка потянулась до писка. Улыбнулась. Побежала в душ.
Лоренцо опоздал почти на сорок минут и подождал её ещё минут десять.
День начинался удачно.
Они решили начать со второго завтрака. Лоренцо поинтересовался, что она предпочтёт: тихое место или место, в котором она привлечёт к себе внимание?
Интересно поставлен вопрос! Была обещана самая вкусная пицца Рима.
О да! Самая вкусная пицца Рима – на соседней улице в пиццерии его дяди.
Лоренцо, ты уверен?
Это будет чудесно, улыбнулся Лоренцо.
Она ему поверила.
Маленький семейный ресторанчик был полностью забит посетителями.
Говорили все и сразу.
Лоренцо, это тихое место?
Лоренцо засмеялся, прокричал что-то в глубину зала, официант махнул рукой в сторону огромного фикуса.
За фикусом зал продолжался столами, покрытыми скатертями, стенами, заполненными картинами.
Это зал для ужинов, сказал Лоренцо, но ради членов семьи правила нарушаются.
Ели пиццу. Руками. Говорили наперебой –
