Три секунды до - Ксения Ладунка
Не знаю, что происходит, но слышу, как он открывает презерватив. Все эти приготовления по своей нервозности напоминают время в кресле зубного врача. Том ставит одну руку рядом с моей головой, упираясь в кровать, а второй наводит член ко входу. Его головка касается меня. Я сглатываю и смотрю в зеленые глаза, которые сплошь затянуты пеленой вожделения. Он надавливает и входит, и сначала все по-прежнему, но потом я понимаю: больно. И чем дальше, тем сильнее.
Надо просто это перетерпеть, Белинда. Разве ты боишься боли? Конечно, нет. Я успокаиваю себя, но как только Том толкается дальше, дергаюсь и запускаю руку между нами, упираясь ему в живот и пытаясь остановить.
Он целует меня, но тупая натянутая боль где-то внутри не дает почувствовать его нежность.
– Расслабься, – говорит, – ты очень сильно сжимаешься.
Я закрываю глаза. Не понимаю, как тут можно расслабиться. Меня словно разрывают изнутри, а он говорит о каком-то расслаблении. Том убирает мою руку и опять подается вперед. Я царапаю ему спину и сжимаю челюсть. Жжется. Болит. Но я готова терпеть, потому что как и прежде до смерти хочу секса с ним.
Том преодолевает сопротивление моего тела и входит до конца. Я с силой зажмуриваюсь и говорю:
– Стой, погоди, не двигайся…
Он слушается. Убирает мои налипшие волосы со лба и целует в висок. Между ног болезненно пульсирует, но потихоньку становится легче. Я и правда немного расслабляюсь. Как же это странно – чувствовать что-то внутри себя. Я открываю глаза и нерешительно киваю, подавая ему знак.
Том делает толчок, и становится понятно, что ничего не закончилось. Мне по-прежнему больно, но теперь еще и где-то в глубине. Он касается чего-то внутри меня, что отзывается просто невыносимой болью.
– Ты можешь, – выдавливаю я, – не входить до конца?
Толчки становятся короче и медленнее, я пытаюсь привыкнуть к тому, что чувствую. Это неприятно – ничего кроме боли и жара нет, – но постепенно и они притупляются.
– Все хорошо? – спрашивает Том.
– Да…
Нет, все не хорошо. Мне больно, но я просто хочу, чтобы он расслабился и получил удовольствие. И когда это происходит, понимаю, что все было не зря. Том ускоряется, бьется своей кожей о мою, сотрясает тело толчками. Трахает меня. Делает то, чего я так сильно хотела.
И ему нравится. Он наваливается на меня, стесняя дыхание, подсовывает под спину руки и прижимает к себе. Я с силой обнимаю его, чувствую все его тело, его член, его тяжелое горячее дыхание над ухом. Это невероятно, и мне очень нравится, но это наслаждение, смешанное с болью. Мне так хорошо, что плевать, насколько сильно болит. Если ему приятно, то и мне тоже, и так во всем.
Я целую его в ухо, шею, щеку, везде, где могу дотянуться. Том входит все сильнее и сильнее, и от каждого его толчка хочется вскрикивать. Уже не понимаю, от боли это или потому что я вхожу во вкус. Отпустив все, я позволяю себе стонать. Для Тома это как красная тряпка для быка – темп становится совершенно бешеный. Со всей силы прижимаясь к нему, я чувствую, что его тело до предела напряжено. Ни на секунду не прерываясь, он говорит:
– Белинда, я сейчас… я сейчас…
Слова обрываются, потому что он стонет. Я громко вздыхаю, чувствую, как он мгновенно расслабляется. Ложится на меня, опираясь на руки и громко дыша. Боль пропадает, все заканчивается.
Том стирает пот со лба и устало целует меня. Поверить не могу в то, что это произошло… что мы стали настолько близки.
Мы лежим, обнявшись, какое-то время, а потом Том отстраняется. Выходит из меня и смотрит куда-то между моих ног, замирая. Я теряюсь, спрашиваю:
– Что не так?
– Тебе точно было не больно? – переводит на меня взгляд.
Я поднимаюсь и вижу, что на простыне алеет пятно. Кровь. Я рефлекторно касаюсь паха пальцами, а потом смотрю на них. Красные. Взглянув Тому в лицо, я говорю:
– Точно было не больно… Я не знаю, почему так много крови…
Том поджимает губы и снимает презерватив, скидывая его на пол.
– Пойдем в душ, – предлагает.
Я киваю.
– Иди, я сейчас буду.
Он без слов уходит, а я опускаю лицо в ладони. Черт, этого я не ожидала. От вида крови в промежности снова начинает болеть. Все-таки что-то пошло не так, не надо было мне делать вид, что все хорошо.
Глубоко вздохнув, я встаю с кровати и иду к Тому в душ.
27
Перед дверью в ванную комнату я замираю. Слышу оттуда шум воды. Оглядываю свое обнаженное тело и думаю: что дальше? Что теперь? Кто мы сейчас друг другу, как мне себя вести, что говорить? А еще я голая. Да, Том только что видел меня всю, и не только видел, но и трогал, но разве это значит, что я перестала себя стесняться?
Набравшись смелости, я захожу внутрь. Рефлекторно прикрываю грудь рукой, когда вижу его.
– Примем ванну? – спрашивает Том и смотрит на меня.
– Конечно, – говорю на автомате, – только загляну в душ. – И шмыгаю в кабинку.
О боже. Ванну? Вместе? Может, он имел в виду что-то другое? Слишком много потрясений за один день, я перестаю понимать происходящее.
Смыв кровь и смазку, я выхожу. Том уже в ванне, щелкает зажигалкой и затягивается непонятно откуда взявшейся сигаретой. Кладет руку на бортик и говорит:
– Залезай. Не стесняйся.
Я повинуюсь и делаю, как он говорит.
– Ложись на меня, – добавляет, когда я оказываюсь в воде.
Ванна не очень большая, но глубокая, так что я помещаюсь, устроившись на нем. Том курит, а я кладу голову ему на грудь и слушаю, как бьется его сердце. Настоящее, живое сердце. Сердце Тома. Я никогда не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Не могу поверить в то, что все это происходит. Правда, неловко лежать с ним в ванной. И странно оттого, что мое тело первый раз принадлежало кому-то, кроме меня самой.
Я поднимаю голову и заглядываю Тому в глаза. Он выпускает дым в сторону и тоже смотрит. Недолго думая, я целую его, ощущая на губах вкус сигарет. Целую нерешительно, потому что не знаю, чего ожидать. Вдруг сейчас он скажет, чтобы я катилась отсюда и больше никогда не возвращалась?
Том выкидывает сигарету и
