Чужая — я (СИ) - Гейл Александра

Я смотрю на тлеющий огонек и топчу его ногой. Поговорим еще раз, когда Стеф будет в лучшем настроении.

По-моему, Стефан вообще избегает сближаться с людьми, поскольку чувствует на себе черную тень Баса.  Едва он нарушил это правило в моем случае (даже на чуть-чуть), я пострадала. Я была бы мертва, если бы не везение. Какой процент людей выживает после падения с крыши? И сколько из них не становятся впоследствии инвалидами?

— Полагаю, симпатия Стефана каким-то образом делает меня виноватой?

— Виноватой тебя делает твое вранье. Каждое слово, вылетающее из твоего прелестного ротика, необходимо проверять.

— Ты за этим навязался ко мне домой? Проверять лживость моего прелестного ротика? Вдруг я вру, что меня столкнули с крыши, что я теряла память, что мать может ударить меня так, что Стефан заметит это даже в темноте через несколько часов и начнет расспросы?

Норт разворачивается и плюхается на мою кровать.

— Я настаивал на поездке не за этим. Нужно было кое-что проверить.

— Проверил?

— Боюсь, что да. Тебе не понравится.

С этими словами он откидывается на мою кровать и, задумчиво покрутив в руках медведя с новообретенным именем, сбрасывает его на пол. Нет, умом я понимаю, что это все демонстрация и даже провокация, но Норт просто ужасен. В данный момент мы играем в игру «оправдай самые худшие ожидания».

Я могла бы сесть в компьютерное кресло или вообще устроиться на подоконнике (уютные местечки у окна — наш общий с Хилари фетиш), но это моя кровать. И трусихой я выглядеть не собираюсь, подначивая и без того непомерное самолюбие Норта, уверенного в своей полной неотразимости. Я плюхаюсь рядом и утыкаюсь в телефон. Не Норта же мне разглядывать? Хватает и того, что я чувствую его притяжение каждой клеточкой тела. Думаю, стой я посреди комнаты с закрытыми глазами, я бы точно определила, с какой он от меня стороны. Я в самом деле его чувствую.

Звонка от Баса так и нет. Вообще никаких новостей.

Признаться, на протяжении двух, а теперь уже и трех недель, я ждала появления рядом с собой другого близнеца. Это было бы логично, обоснованно. Но когда выяснилось, что Норт прижал Стефа к стенке и даже выбил своеобразное признание о неровном ко мне отношении, все встает на свои места. Это то же самое братское единство с подчеркнутой уступкой места, доступное только близнецам. Но неужели Стефан не понимает, что с Нортом мне многократно сложнее? Какого черта он залег на дно? Да, наши попытки восстания против его отца не увенчались успехом (мягко говоря), но он завяз в этом деле по уши. Я буду сильно разочарована, если теперь он умоет руки, сдав меня на попечение Норта.

— У тебя плакат Lorde на стене.

— Сорвешь его, как поступил с беднягой Стефом? — уточняю я флегматично, но замечаю в окне силуэт отца. — Норт, если я тебя оставлю тут, ты сможешь не запугать до полусмерти маму и Хил, пока я разговариваю с папой?

— Мне казалось, в этом весь смысл.

Он перекатывается на бок, подставляя руку под голову, и выразительно выгибает брови. Я с трудом отгоняю наваждение и поднимаюсь.

— Смысл есть, если при этом присутствую я.

— Договорились. Компромат искать можно?

— Компромат? Ха, попробуй. — Я живо поднимаюсь на ноги, силясь не рассмеяться.

Пока я не выбралась из этой комнаты в Бостон, я вообще не представляла, что я за зверь такой. Здесь нет ничего, что характеризовало бы Тиффани Райт. Включая плакат Lorde.

Глава 16

У отца золотые руки, поэтому наемных рабочих в нашем доме не бывает. Или не поэтому, а из-за известной маминой прижимистости. Но факт остается фактом: несмотря на наличие в доме гостя, отец идет в сад за домом подстригать на зиму кусты. На неделе у него на это времени не найдется: он допоздна на работе.

Накинув нелепую, ярко-желтую старую отцовскую куртку, висевшую у выхода на задний двор, я выхожу на улицу, подавляя ощущение внутреннего раскола. Мой родной дом поделен на две части: на маму и папу. Первую я всей душой ненавижу, а во вторую мне хочется закутаться, как в уютное одеяло. Как… в ярко-желтую куртку с рукавами по колено.

— Папа, — зову я, подходя ближе. — Мне нужно кое-что тебе сказать наедине.

Впервые за то время, что я здесь, вижу: он до сих пор не до конца простил мне послание на день Благодарения. Он не смотрит на меня, вместо этого продолжает кромсать ветки остро заточенными садовым ножницами.

— Не думал, что сын Говарда Фейрстаха окажется приятным парнем.

Я помимо воли бросаю взгляд на свое окно. Я до сих пор не знаю, является ли Норт приятным парнем. Наверняка он заметил меня во дворе (эту куртку не пропустишь), но дергать во все стороны занавеску не стал, оставив эту манеру маме и Хилари.

— Да, но я хотела поговорить не о нем.

— Правда? А неплохо бы поговорить о нем. Или о том, как упорно ты отрицала его предложение. Почему, Тиффани? По сравнению с Фейрстахами мы недостаточно хороши? Как я понимаю, вы уже давно вместе, но ты отнекивалась до последнего.

Мои щеки стыдливо вспыхивают, но как объяснить папе сложность всей этой ситуации с Нортом, Говардом Фейрстахом, кольцом и всем остальным?

— Я правда не помнила…

— И до падения тоже, видимо, страдала забывчивостью.

Господи, я начинаю понимать, за что Стефан ненавидит брата. Норту хватило часа, чтобы обаять моего отца и настроить против меня, даже не имея этого в мыслях. Но, знаете, я тоже ужасная и тоже могу драться больно и не слишком честно.

— Пап, а Норт точно настолько хороший, как ты думаешь? Тебя, например, не смущает, что пока я месяц валялась на больничной койке, Норт ко мне не пришел ни единого раза? И потом, когда я вышла из больницы. И что он пытался меня сбить по приезде в колледж? И что он долгое время не признавался, что мы встречались, пока я не выяснила это через третьи лица. Папа, мы с ним были какое-то время вместе, но расстались. Не думаю, что следует тревожить вас с мамой и Хил из-за каждого моего увлечения.

— Я хотел бы, чтобы моя маленькая девочка меня тревожила. Но ты уже не маленькая, и это подтверждает кольцо на твоем пальце. И письмо, в котором ты винишь семью во всех своих бедах.

— Это неправда. Просто теперь, когда я узнала, какой стала в колледже… мне эта девушка нравится больше. Будет логично равняться на себя такую.

— А меня пугает, что эта девушка спрыгнула с крыши.

— Она прыгнула не сама.

Отец отбрасывает в сторону ножницы и устало сбрасывает следом перчатки.

— Так поведай мне, Тиффани, как после таких заявлений я должен со спокойной душой отпустить тебя в Бостон? Я успел десять раз пожалеть, что вообще согласился на твое возвращение в колледж.

Можно подумать, у него был выбор. Я собрала вещи и уехала без денег и поддержки. Родителям оставалось разве что связать меня, остальное мама перепробовала. Ну или мотаться за мной хвостом по всему Бостону. Или…

Я бы на месте родителей придумала, как заставить полицию меня задержать. Негуманно, но безопасно. Или было бы безопасно, не будь Говард Фейрстах прокурором.

— Пап, — смущенно зову я. — Да, с Нортом у нас все непросто, но он действительно адекватный. Зла мне не желает. И… есть не только он. Ребята, с которыми я живу, с которыми работаю. Я не одинока, пап.

— Но Норт сын Говарда Фейрстаха. Человека, которому ты пожимала руку, и делала это явно неспроста, — хмуря брови, говорит с намеком отец.

— Да. — Я набираю воздух в легкие. — Тебе следует знать, что он фактически купил Бостонский колледж. Сразу после того репортажа меня отстранили от занятий под предлогом эмоциональной нестабильности. И… и я взяла академический отпуск. Продолжу обучение на следующий год. Возможно, в другом заведении.

Лицо отца на глазах старится на несколько лет.

— Напомни, почему я не могу посадить тебя под замок? — грозно спрашивает он.

— Насилие, похищение. От двадцати лет.

Шутка папе не заходит.