Вечно ты - Мария Владимировна Воронова
– Ну что ты, Людочка, стоишь, давай, подключайся. Вот растяпушка!
Бабушка засмеялась.
– Ладно, пойду. Приятно было познакомиться. – Варя развернулась и побежала вниз по лестнице.
Люда догнала ее.
– Проводить тебя?
– Нет, ты лучше останься, объясни ситуацию как есть. Сейчас времени терять нельзя. Пока мы тут телепаемся, папу, может, уже вовсю таблетками шпигуют.
– Какая невоспитанная девчонка, – фыркнула бабушка, когда Люда вернулась в квартиру, – впрочем, неудивительно, если она росла без матери да при таком отце.
– Мама, сейчас это уже не важно, – мама мягко взяла Люду за руку и потянула за собой в комнату, – пойдем, доченька, поговорим.
Усадив Люду на диванчик, мама устроилась рядом и обняла ее за плечи. Бабушка села напротив на стул.
– Людочка, мы все знаем, – вкрадчиво начала мама, – вчера вечером позвонил Миша Койфман и сообщил, что твоего жениха положили в психиатрическую больницу.
– Верный друг оказался, даром что еврей, – заметила бабушка.
Люда попыталась вскочить:
– Что он сказал? Он в курсе? Я ему сейчас позвоню!
– Тихо-тихо, – мамина рука ласково, но твердо придавила ее к дивану, – своим звонком ты поставишь его в ложное положение, он и так нарушил все мыслимые инструкции, что сказал нам.
– И все-таки позвоню, хоть из первых рук узнаю, что происходит.
– Повторяю, – мама повысила голос, – он сделал, все, что мог, и больше рисковать ради тебя не станет. Было бы даже непорядочно с твоей стороны заставлять его это делать. А вдруг телефон прослушивается?
– Чей?
– Его, а может быть, и наш. В этом отношении у КГБ возможности безграничны.
– Он сказал, что со Львом?
– Ты не о том сейчас думаешь, Людмила, – бабушка подалась вперед и похлопала ее по коленке, и Люда вздрогнула от этой неожиданной и почти уже забытой ласки, – в первую очередь ты должна сосредоточиться на том, чтобы отвести удар от своей семьи.
– Какой еще удар?
– Олечка, объясни своей дочери, что разыгрывать из себя святую невинность ей уже поздно во всех смыслах. Ты взрослая женщина, Людмила, ты видишь, в какой стране живешь, поэтому не пытайся убедить нас, будто ты не понимаешь, что происходит. Твой, гм-гм, жених позволил себе что-то такое, за что в тридцать седьмом году его бы поставили к стенке, а в нынешнее травоядное время он всего лишь заехал в психиатрическую больницу.
– Но это ведь неправильно. И незаконно. Надо что-то делать…
– Вот именно, Людмила. Надо делать единственно возможное в данной ситуации – выводить из-под удара нашу семью.
– Так нам-то что угрожает?
– О… – бабушка рассмеялась. – Не жила ты при Сталине, девочка моя! Тогда ты, будучи просто школьной приятельницей врага народа, спокойно могла отправиться лес валить на двадцать лет, а у нас целый жених, практически член семьи. Полноценное троцкистское гнездо!
– Но Сталина-то давно нет.
– А принцип остался. Хочешь, чтобы тебя на допросы в КГБ таскали? А вместе с тобой маму и папу?
– Я думаю, мама, ты слегка сгущаешь краски. На допросы нас никто таскать не будет, но по службе это способно сильно повредить, – мама покрепче притянула к себе Люду.
– Как?
– Ну ты же не хочешь всю жизнь просидеть ассистентом кафедры?
Люда пожала плечами:
– Не хочу, но, видимо, придется. Расти-то некуда. Максимум доцентом стану лет через десять, на моей работе это потолок.
– Ну хорошо, хорошо, не об этом сейчас речь, хотя ты могла бы продвинуться, например, по профсоюзной линии. Но папа у нас видный ученый в мировом масштабе, надеюсь, ты не сомневаешься, что он достоин большего, чем прозябать на должности завкафедрой?
– Конечно, нет. В смысле не сомневаюсь.
– Про себя я не говорю, – мама вздохнула, – поверь, Людочка, если бы дело касалось только меня, я бы даже не начала этот разговор, хотя у меня в последнее время тоже вырисовываются весьма приятные карьерные перспективы. Я бы промолчала, потому что счастье и душевное спокойствие дочери для меня превыше всего. Но папиной жизнью я жертвовать не могу, просто не имею права. В любой момент папе могут предложить должность директора института, направить в заграничную командировку, о которой он давно мечтает, а такие вопросы требуют тщательной проверки кандидата с привлечением КГБ. И как ты думаешь, каково будет решение, когда выяснится, что мы приняли в семью закоренелого диссидента?
От того, что она никак не могла увидеть брешь в этой безупречной логике, Люде показалось, будто она сама сходит с ума.
– Но официально Лев не диссидент, а сумасшедший, – прошептала она, – за что папу наказывать, ведь болезнь – не преступление, потому что не зависит от человеческой воли.
– Да? Вот ты пойди и расскажи это кураторам университета от КГБ. В самом деле, вдруг они тебя послушают?
– Официально сумасшедший, как ты говоришь, Людочка, – это немногим лучше врага народа, – бабушка горько усмехнулась, – люди очень боятся умалишенных и стараются максимально от них отгородиться. Психически больной человек в твоем окружении, причем не важно, кем он тебе приходится, – это красный флажок, очень убедительный сигнал, показывающий, что с тобой дела лучше не иметь. Логика простая, раз ты общаешься с душевнобольным, значит, с тобой тоже что-то не в порядке.
– Ну и ладно.
– Нет, не ладно. Не хочешь думать о родителях, подумай хотя бы о Верочке! Ты хочешь окончательно похоронить ее перспективы на личное счастье?
Люда вытаращила глаза:
– Какая связь?
Мама успокаивающе погладила ее по плечу:
– Самая прямая. Если молодой человек узнает, что родственник девушки сидит в сумасшедшем доме, он крепко подумает, прежде чем начнет за ней ухаживать. И поверь, во всякие тонкости, типа кровная родня, не кровная, он вдаваться не будет. Умалишенный в семье – это пятно на репутации. Все. Точка.
– Но Лев не умалишенный. И не диссидент. Все происходящее – ошибка, в которой надо разобраться. Я все-таки позвоню дяде Мише…
– Нет, Людмила. Не позвонишь. Я тебе скажу, доченька, что ты сейчас сделаешь: ты раз и навсегда вычеркнешь этого негодяя из своей жизни.
– Почему это негодяя?
– Потому что только негодяй способен втянуть невинную девушку в орбиту своей жизни, когда знает, куда его может завести его фанаберия и упрямство! – отчеканила мама.
– Он честно исполнял свой долг!
– Это уже не важно. Главное, ты немедленно прекратишь всякие попытки с ним связаться, а тем более попытки как-то повлиять на его участь. И с этой расхристанной девицей ты тоже все контакты оборвешь. Будем считать, что Льва Корниенко в нашей жизни не было.
– Вообще ничего не было, Людмила. Понимаешь? Мы забудем все, что произошло после дня рождения этой, гм-гм, нашей родственницы, и заживем в точности как раньше. Нам с твоей
