Вечно ты - Мария Владимировна Воронова
– Мы очень просим вас обратить внимание на этого пациента, – сказала Варя, – пожалуйста, проверьте, точно ли он болен. Может быть, назначить экспертизу?
– Ах, девушки, – психиатр взялся за ручку двери, – ваш отец болен, это установлено точно, и сомневаться в диагнозе нет никаких причин. Я обещаю вам взять его на контроль, чтобы он получал адекватную терапию и содержался в сносных условиях, но больше я ничего не могу для вас сделать. Ваш отец нуждается в принудительном лечении, и вам придется с этим смириться.
С этими словами он распахнул дверь, и Люде с Варей ничего не оставалось, как уйти.
Попробовали действовать по немедицинским каналам. Варя достала отцовскую записную книжку и методически принялась обзванивать все номера. Кто-то желал Льву скорейшего выздоровления, кто-то Варе терпения, кто-то говорил «простите, не припоминаю», главное, что практический эффект равнялся нулю.
Люда тоже пролистала свою тощую записную книжку от А до Я и обратно. Обращаться было не к кому.
Совершенно отчаявшись, она постучалась к Вере.
– Верочка, помоги… Я знаю, у тебя есть высокопоставленные знакомые…
– Да где уж нам, – ухмыльнулась Вера.
– Ты дружишь с известными писателями, бываешь в таких кругах… Может быть, поговоришь осторожненько? Вдруг кто-то захочет вступиться? Просто так, знаешь, будто тебе это не надо…
Вера посмотрела на нее белыми от ненависти глазами и расхохоталась таким ледяным лязгающим смехом, что Люде стало страшно:
– Ты серьезно думаешь, что я буду за тебя впрягаться? После того, что ты сделала? Ну тогда ты еще большая идиотка, чем я думала!
– Верочка, я ничего не сделала… Во всяком случае не хотела…
– Рассказывай! Ты всю жизнь мне завидовала, мелкая дрянь!
– Нет, Вера!
– Кого ты хочешь обмануть! На говно исходила от зависти, вот и решила соблазнить Корниенко мне назло! Пусть я моль ничтожная, зато я буду генеральша, а Вера пусть в старых девах так и сидит! Хоть в чем-то буду ее лучше!
– Вера, что за детский сад?
– Уесть меня хотела, что, получилось? Ну а теперь, как говорится, кушайте, не обляпайтесь.
Люда тряхнула головой, до конца не веря, что сестра говорит всерьез:
– Вера, мы ведь с тобой не игрушку не поделили…
– Ты еще поучать меня вздумала? Тогда и я тебя поучу: иди, еще с кем-нибудь поваляйся в постели, авось он за твои прелести любовника тебе освободит!
У Люды оставалась одна надежда – на папу.
Он единственный в семье разговаривал с ней, да и то старался это делать, пока никто не видит. Официально Люда снова стала изгоем.
К сожалению или к счастью, отец никогда не был конъюнктурщиком и подхалимом, и категорически не умел обрастать полезными знакомствами. Но все же заведующий кафедрой в университете – фигура не самая ничтожная на шахматной доске кумовства и блата. У всех есть дети, которым необходимо высшее образование, но не все эти дети умные. И тут знакомство с видным сотрудником универа, которому ты оказал важную услугу, будет совсем не лишним.
Папа обещал осторожно разведать обстановку, но сразу предупредил, чтобы Люда особенно не надеялась.
Однажды им с Варей пришло в голову написать открытое письмо в газету «Ленинградская правда» с копиями в горком партии и ГУЗЛ[3].
По вечерам они сидели у Вари, сочиняли текст, но пока было больше вопросов, чем ответов. Что написать, они примерно представляли, но вот от чьего имени? От дочери и невесты? Но, как совершенно справедливо заметил вахтер на проходной в больнице, таких невест пучок на пятачок. Придется подписываться только Варе, а Люда останется не у дел. Главное, за подписью студентки мединститута письмо имеет все шансы быть выкинутым в корзину. Вот если бы в защиту Льва обратились его сослуживцы или какие-нибудь деятели культуры и науки…
Только сослуживцы открестились, а деятели культуры ничего не слышали о генерале Корниенко.
Вскоре папа сказал, что сделать ничего невозможно. Напротив, любые активные движения только усугубят ситуацию, наподобие того, как болото быстрее засасывает барахтающегося человека, чем того, кто смирно ждет спасения.
– Людочка, твой жених перешел дорогу таким людям… – папа вздохнул, – среди моих знакомых самоубийц, извини, нет. Наоборот, если наверху поймут, что Лев Васильевич пользуется поддержкой народа, его только глубже утопят, а заодно и тех, кто за него вступился. Самая разумная тактика сейчас – переждать, пока обида властей предержащих потеряет остроту. Про него забудут, и тогда он спокойно выйдет из больницы.
Подумав немного, Варя признала, что это, наверное, и вправду самая верная стратегия, но, несмотря на то, что они сидели тихо, как мышки, Льва все-таки разжаловали, лишили генеральского звания, и вскоре незнакомый вежливый капитан привез Варе чемодан с личными вещами Льва, сообщив, что, поскольку Корниенко больше не имеет права на служебную квартиру, она была передана другому военнослужащему. Пролетел день свадьбы, про который Люда бы и не вспомнила, если бы Варя не достала бутылку вина. Люда удивилась, зачем, а Варя сказала, что, несмотря на обстоятельства, с сегодняшнего дня считает Люду законной женой папы и своей официальной мачехой, и это дело надо отметить.
Выпили по бокальчику, закусили хлебом и найденным в холодильнике подсохшим сыром, но не стало ни веселее, ни легче.
Началась зимняя сессия. Нина Федоровна напомнила, какие студенты должны получить «отлично», и среди них, вот совпадение, оказался сын того самого главного психиатра, к которому они с Варей ходили на прием. Люда хорошо запомнила этого парня, хоть он радовал ее своим присутствием далеко не каждое занятие. Наглый, умный, но ленивый, знающий, что за ним всегда все поправят и везде подотрут, он в течение всего года вызывал у нее не самые приятные чувства, а теперь, когда она выяснила, чей он сын, стало противно вдвойне.
В своей преподавательской деятельности Люда опиралась на суворовский принцип «тяжело в ученье – легко в бою». В течение года она старалась не только дать побольше материала, но и утрамбовать его в студенческих головах с помощью контрольных и самостоятельных работ, которые проводила каждое занятие, и спрашивала довольно сурово. Но на дифзачете она не скупилась на хорошие оценки, всегда округляла в лучшую сторону.
Поэтому натяжки «нужным» студентам редко вызывали у нее угрызения совести, она точно так же завышала и обычным ребятам. Если те честно ходили на занятия, вели конспект и писали контрольные, то имели все шансы получить «отлично», даже если делали ошибки.
Так что она бы поставила «отлично» с легким сердцем, если бы парень знал латынь хотя
