Медленный фокстрот - Александра Морозова
На меня накатила очередная волна боли, такая сильная, что начало тошнить.
– Дань, принеси воды, пожалуйста.
Даня поднялся, подошел к стене, вдоль которой выстроились бутылки с водой, – каждый приносил с собой на занятие, – взял свою и принес мне.
– Забирай свою красавицу, – сказала ему Слониха. – Отведи домой. Сам тоже сегодня свободен. Послезавтра жду обоих.
Даня протянул мне руку, я взялась за нее, и он поднял меня со скамейки.
– Совсем плохо? – спросил он.
– Терпимо, – ответила я.
Но Даня только вздохнул, довел меня до раздевалок, переоделся сам, подождал, пока я переоденусь, забрал мой рюкзак и взял меня под руку.
– За шкирку тебя тащить было бы удобнее, – пробормотал он.
Я улыбнулась, на то, чтобы рассмеяться, сил не было.
Мы вышли из спортшколы и не торопясь пошли в сторону моего дома.
Майское солнце приятно грело кожу. И весь город стал искрящимся теплым морем, из которого не хотелось выныривать.
Когда боль становилась сильнее, я останавливалась и иногда даже приседала. Даня терпеливо стоял рядом, легонько попинывая мой персиковый рюкзачок, никак не вязавшийся с его серой кофтой на молнии и черными джинсами.
– Вставай давай, – сказал Даня, – а то выглядит так, будто я тебя избил.
– И отнял рюкзак, – добавила я.
Он усмехнулся и закинул мой рюкзак себе на плечо, где уже болтался его собственный.
– Мне идет?
– Нет. Персиковый сюда ни к чему.
– Неправда. К черному и серому все идет.
– Особенно к твоему фингалу.
– Ну вот, видишь, значит, не зря пострадал. Рюкзачок дашь поносить, пока он не сошел?
Я подняла руку, и Даня поднял меня на ноги.
– Кто тебя так? – спросила я.
– Какая разница?
– Интересно.
– Рад, что смог заинтересовать.
– Ну правда, Дань.
Он ничего не ответил.
– Тетя Вера дома?
– Да.
Даня вздохнул.
– Я тогда подниматься не буду. Чтобы этим вот, – он указал на лицо, – не отсвечивать.
– Да уж… Если мама тебя увидит, такой фонарь появится еще у одного человека в городе. Которого ты не хочешь называть.
Даня усмехнулся.
– Тогда, может, не пойдем домой? – предложила я.
– Тебе же плохо, – напомнил Даня.
– Давай чуть-чуть в парке посидим. Смотри, день какой хороший. Так не хочется в четыре стены возвращаться.
– Да, – без особого энтузиазма протянул Даня. – День хороший.
– У тебя какие-то планы? – спросила я.
– Планы были, но уже после тренировки. Только куда я такой красивый теперь…
По тому, как Даня отвел взгляд и принялся рассматривать крыши домов, я поняла, что собирался он на свидание.
– Всякое в жизни бывает, – сказала я и пошла вперед. – А в твоей так вообще все, что угодно. Если она собралась с тобой связаться, пусть привыкает.
– Не думаю, что мы свяжемся надолго, – возразил Даня. – Да и что значит свяжемся. Ладно, пойдем в парк.
Мы с Даней отошли немного дальше. Там, под деревьями, была полянка с еще совсем молодой, тонкой и свежей травой.
Даня снял кофту, постелил.
– Садись.
Он опустился рядом со мной, а потом прилег на траву, положив голову мне на ноги.
Его волнистые пряди, на висках подстриженные совсем коротко, зато достаточно длинные на макушке, откинулись назад. Я окунула в них руку. Даня закрыл глаза.
Синяк ужасно уродовал его красивое, уже почти совсем взрослое лицо. Хотелось плакать, когда я представила, как Даню ударили, как ему было больно, как он схватился за лицо, а может, даже упал.
А что, если в следующий раз его покалечат сильнее? Что-нибудь сломают? Оставят инвалидом или вообще?.. Я так сильно за него боюсь.
– Ла-ай-м, – произнес Даня, заметно айкнув. – Я так без волос останусь. Можно полегче?
Я разжала пальцы. Даня открыл глаза.
– О чем думаешь? – спросил он.
– Да так…
Его глаза голубые-голубые – в одном, правда, жутко красные ниточки сосудов обмотали собой весь белок – отвлеклись от меня и посмотрели на небо, такое же голубое и живое, как эти глаза, только бескрайнее и бесконечное, как само время.
– Ты не думай, что я слабый, – произнес Даня негромко.
– Я и не думаю, – ответила я. – Я знаю, что ты сильный. Только не понимаю, зачем тебе надо это постоянно доказывать, а главное – кому.
Даня только глубоко вдохнул. Я почувствовала, как его грудь поднялась и опустилась.
– Как хорошо было в детстве, – сказал он. – Быть таким маленьким, чтобы ничего не понимать. Просто быть: есть, смеяться, плакать на коленях у мамы.
Я осторожно провела ладонью по его волосам.
На Даню иногда находило – он начинал тосковать по матери. Особенно после того, как ругался с отцом.
– Может, мне не надо было рождаться? – произнес он, и у меня внутри все заледенело. – Я бы не родился – она была бы жива.
Так проявлялась крайняя степень отчаяния. В эти моменты я очень сильно, всей душой хотела помочь ему, сказать что-то, что утешило бы, или сделать что-то, что передало бы мне часть его боли. Мне самой до того тяжело было это слышать, что казалось, меня выжимают, как мокрую мочалку.
– Прекрати, – негромко сказала я, чувствуя, как в животе разворачивается новый узел боли. – Твоя мама хотела тебя, и ты не виноват в том, что с ней произошло. Ты же не выбирал рождаться тебе или нет.
В ответ он негромко хмыкнул.
– Откуда ты знаешь, что мама меня хотела? Ты же видела моего отца, как от него вообще можно хотеть детей? Может, так случилось, она просто не успела… Ну, ты понимаешь…
– Даня, не говори ерунды! – мне хотелось заткнуть руками уши. – Зачем ты лезешь в чужие мысли и их домысливаешь? Зачем раз за разом нажимаешь на синяк? Она любила тебя, ты это знаешь. Что так случилось – никто не виноват. Тем более ты. Так просто случилось. Понял?
Однажды я сказала своей маме, что не знаю, как вести себя с Даней, когда на него находит. Она велела говорить твердо и убедительно, потому что это правда. А что находит – так бывает, на каждого из нас время от времени находит, что ж теперь…
Но мне было невыносимо смотреть на то, как с Даниного лица исчезала его вечная задорная улыбка, как он сидел, стиснув губы, уничтожая себя страшными мыслями. Это словно был уже не мой Даня, потому что мой Даня на любые проблемы смотрел с усмешкой. Почему же он никак не мог победить свои мысли?
– Да подумай же о хорошем! – просила я.
– О чем, например?
– Представь, каким ты будешь в двадцать. А каким в тридцать.
Ветерок тихонько подул и оставил на Даниных
