Медленный фокстрот - Александра Морозова
Меня как-то странно обезоружили его слова. Неужели не врет?
Мне казалось, он настроен решительнее и будет дольше спорить и добиваться своего.
Но такси уже подъехало. Я сунула ноги в сапоги, накинула куртку, взяла в руки шапку. Еще раз посмотрела на Даню и, не прощаясь, вышла из номера.
Глава 37
Лайма
Я вошла в квартиру, стараясь быть совершенно бесшумной, но мама все равно услышала и выглянула из комнаты.
– Привет, – улыбнулась она.
Я лишь махнула рукой.
Взгляд мамы стал сначала серьезным, а потом встревоженным.
– Все хорошо? – спросила она, теснее кутаясь в теплую кофту.
– Да, – ответила я. – Все прекрасно.
– Ты одна?
– Одна.
– А где Даня?
Я пожала плечами.
– В Москве, наверное.
– В Москве? – удивилась мама. – Он что, уехал?
– Ну да, – ответила я, разматывая шарф. – Сегодня же Новый год. Они с Аней собирались праздновать в Москве.
– С Аней? – удивилась мама еще больше.
Это было подозрительно.
– С Аней, – ответила я, следя за ее реакцией. – С Даниной невестой.
– А они что – снова?.. – мама осеклась.
– Снова что? – осторожно спросила я.
Мама захлопала ресницами. Мне показалось, что она знает что-то, о чем я еще не догадываюсь.
Она на миг закрыла глаза, тряхнула головой.
– Просто ваш танец, – сказала она. – Его ведь показывали вчера по телевизору. Когда я его увидела, подумала, что вы теперь… вместе.
Я рассмеялась – чуточку нервно.
Господи, ну конечно! Новогодний бал транслировали по областному телевидению и федеральным спортивным каналам. Конечно, мама вчера смотрела.
Вчера? А кажется, прошел целый год.
– Мы с Даней немного повздорили, – сказала я, отведя глаза к старому шкафу. Пора бы его поменять. В новом году – обязательно. – Так, из-за ерунды. Но Даня своей речью и тем, что уговорил меня снова танцевать, как раньше, перед всеми, полностью загладил свою вину. Мы теперь снова друзья.
Я улыбнулась, но совсем мимолетно. Его имя драло мне горло изнутри. Разговаривать стало до слез больно.
Мама слушала меня с таким видом, будто я ей рассказывала, что побывала в космосе. Хотя как можно было этого не понять, Даня говорит о том, как я ему дорога (на весь город), мы с ним танцуем (на глазах всего города), я не ночую дома (на глазах мамы)…
На мгновение мне захотелось все рассказать ей: про тот поцелуй, про танец, – мамочка, это было волшебно! – про ночь в «Компасе». Про то, что Даня звал меня с собой в Москву. Про то, что готов все бросить…
Перед ним целый мир, мамочка! Он успешен, знаменит, и я сейчас для него дороже всего, представляешь!
Но так нельзя, конечно, нельзя. Я и сама знаю, что нельзя. Эти вспышка, танец, ночь, колотящееся сердце – они не стоят того. Пройдет, все пройдет, но мир второй раз ему уже не покорится…
Да и я разве смогу каждый раз отпускать его на чемпионаты, смотреть на него, всей душой молиться о его победе – и не завидовать?
А так нельзя, мамочка. Я и сама знаю, что нельзя.
– А где же ты была всю ночь? – спросила мама.
Я подняла на нее глаза.
Где я была?..
– Мы отмечали Новый год в ДК, – ответила я. – Засиделись до полуночи, я подумала, разбужу тебя, если вернусь, и осталась ночевать у Марины.
Мама закивала, делая вид, что поверила мне.
О чем она подумала? Что я была с Даней? С Игорем?
Ой, мамочка…
– Пойду прилягу ненадолго, – произнесла я, чувствуя, как уныло звучит мой голос.
– Конечно, – отозвалась мама, но вдруг спохватилась: – Лаймик, а ты не против, если к нам на Новый год придет Борис Евгеньевич?
Нет, мамочка! Я никого не хочу видеть. И праздника никакого не хочу. Я хочу уснуть и проснуться уже завтра, когда можно будет грустить в свое удовольствие и не обязательно веселиться, чтобы не привлекать внимания.
– Конечно, – ответила я. – Пусть приходит.
Глава 38
Восемь лет назад
Лайма
У меня сильно болел живот, даже горсть обезболивающих, которую я уже выпила, ничем не помогла. Слониха посадила меня на скамейку и сказала дожидаться Даню – он опаздывал на тренировку.
Из высоких окон в танцкласс пробивался солнечный май. И почему-то от солнца, света, тепла было еще обиднее, что я лежу на скамейке со своим дурацким животом и не могу выйти на улицу, в этот май, в это тепло, наслаждаться им, солнечным днем и хорошей погодой. Вместо этого я чувствовала бедром, боком, плечом, виском жесткую скамейку, а внутри у меня ныло.
Минут через десять после начала занятия дверь открылась. В танцкласс вошел Даня. Все в нем было как всегда: та же прическа, та же черная танцевальная рубашка, заправленная в те же брюки на высокой талии. Только на лице появилась огромная гематома – сочный, налитый багровым фингал.
Но Даня прошел по классу так, словно ничего необычного в его внешности нет и словно он не замечает, как на него косятся ребята и тренер. Пробежавшись взглядом по лицам, он нашел меня на скамейке и всплеснул руками.
– Что? – спросил он без приветствий, подойдя ко мне. – Уже месяц прошел?
Даня возвышался надо мной всем своим ростом. Он как-то внезапно, всего за одно лето, вытянутся, и я осталась ему головой по плечо. Теперь мне приходилось покупать танцевальные туфли на высоких каблуках, чтобы не выглядеть рядом с ним совсем уж коротышкой. Только до сих пор иногда казалось, что Даня еще не привык к своему новому телу – к большим ладоням и стопам, длинным рукам и ногам, красиво огрубевшему голосу. Несмотря на то что в танце он владел им превосходно, как настоящий король своим королевством, в обычной жизни он иногда мог быть неловким.
Сейчас он сел на скамейку рядом с мной и чуть ее не опрокинул.
Едва слышно ругнулся.
К нам подошла Слониха, взяла лицо Дани за подбородок, не удивилась, только спросила:
– Откуда ты такой красивый?
– Новый салон, – с улыбкой отозвался Даня. – В этот раз только на макияж попал. Может, в следующий дойдем до маникюра.
– Дойдешь до маникюра, и я позвоню инспектору по делам несовершеннолетних, – предупредила Слониха. – Опять дрался?
– Да ни с кем я не дрался, – морщась, Даня вырвал из ее пальцев свое лицо. – Опаздывал на тренировку, бежал, не заметил дорожный знак и сбил головой.
Слониха зажмурилась и выдохнула.
Она хотела ему помочь, я это знала. Но Даня не давал этого сделать. Он свято верил, что в
