Моя в наказание - Мария Анатольевна Акулова

А потом и вовсе жмурюсь, чтобы не светиться так ярко, слыша откуда-то издалека:

— Вадь… Ты охуел? Я из-за тебя пол ночи провожу на трассе, потому что вместо часа, как договаривались, уделяю тебе ебаных три, и ты, блять, снова мне звонишь, чтобы еще раз все обсудить. Что, блять, мы с тобой не обсудила, а?

Айдар ругается через слово, мне это не нравится, но в то же время нравится до одури. Потому что я не слышу в голосе реальной угрозы, а вот нотки бодрости, сытости и, возможно придумываю, но игривости — да.

Хотя откуда взяться бодрости — неясно.

Вторые пол ночи мы почти не спали. Может быть в общей сложности часа три на двоих. Я вставала, чтобы смыть макияж и принять душ, вернулась — оказалась под ним. Потом еще раз, когда вставал он. И утром, когда проснулись в обнимку.

Я вслух не скажу, что его план провалился, но чувствую это каждой клеточкой своего измученного страстью тела.

Кажется, что мы не три недели разлуки наверстывали, а все пять лет. Без признаний в любви, наполнив этой любовью весь огромный номер.

Подхожу ближе к зеркалу, осматриваю свое лицо и шею. Веду по коже пальцами. На ней — несколько еле-заметных следов. На груди намного более явные засосы, но их никто, кроме Айдара и меня, не увидит.

Как и царапины на его спине. Если узнаю, что нет… Разобьюсь. А хочу летать. Я заслужила.

Я дочку ему растила. И себя сохранила.

— Вадь… Да ты реально охуел. Слишком много внимания требуешь. Я на работу тебя брал не чтобы делать ее за тебя, понимаешь? — Даже я понимаю. Подслушиваю ни черта не тихий разговор, который Айдар ведет почему-то не в спальне и не в гостиной, а в коридоре. Вообще не таится. Не боится меня. Ни спать со мной. Ни говорить при мне.

Считаю мужские шаги. Тру покрывшиеся гусиной кожей плечи.

Вспоминаю, как приятно подушечки пальцев покалывал короткий ежик на мужском затылке. Как щетина терлась о мою грудь. Ух… Жмурюсь и мотаю головой. Пора трезветь, Айлин.

Пора трезветь.

Впервые за долгое-долгое время с какого-то перепугу чувствую себя настолько смелой и уверенной. Это даже пугает. Меня очень сильно впечатлила его готовность спать со мной в одной постели. Опять. С предателями ночи не проводят. Значит…

Слышу стук в дверь, но не мою, а ведущую в номер. Сначала пугаюсь, потом распознаю звуки движения колесиков по паркету и тихое дребезжание стекла. Это едет сервировочная тележка.

Завтрак. Точно. Айдар заказывал, я слышала.

Вспоминаю о еде и сразу же чувствую, как желудок болезненно сжимается. Во мне не было столько энергии, сколько мы потратили за эту ночь, но я ни о чем не жалею.

Я ему всё позволяю. Просто всё. Без границ и рамок.

И он это знает. Упивается. Властвует.

Меня опять уносит в нашу ночь, а выдергивает из нее вместе со стуком уже в эту дверь.

Оборачиваюсь, щелкаю замком, тяну на себя, встречаюсь со слишком прямым взглядом тут же. Я бы может свой и отвела, но Айдар не дает.

Сканирует и жрет. Топит собой. Я только смыла прикосновения, слюну и сперму, а кажется, что снова вся в нем.

Сердце ускоряется, взгляд все же скатывается — хотя бы на губы. Потом вспоминаю, где они были, что они говорили… Мы провели много часов в кромешной темноте и без единого запрета. Думаю теперь, что до старости будет скручивать от этих воспоминаний.

— Я не утонула… Если ты волнуешься, — начинаю дерзко, а концовка — смазанная. Мои губы подрагивают, щеки алеют.

За ребрами маленький шторм в ответ на легкое движение мужских губ уголками вверх. Оценил, Аллах. Оценил…

А еще только сейчас почему-то думаю: это же он ко мне пол ночи по трассе. Ко мне. Мог остаться и выспаться. Утром приехать. Я-то что? Мне сказано ждать — буду ждать, сколько сказано. Не пришлось.

Подстегнутая своими выводами и смелостью, которую они дарят, вздергиваю подбородок и возвращаюсь к глазам. Не тону, а впитываю: похоть, власть, желание. Слишком сильные чувства для одного.

— Голова не болит?

Мотаю. Как ни странно, нет.

— А у тебя? — зачем-то спрашиваю. Но даже снисходительной улыбки не вызываю.

— У меня и не болела. — Айдар отвечает серьезно. Мне кажется, что улавливаю его колебание. — Это не я бытулку выдул, а потом кончал, как из пулемета. — Его любовь сочится ядом. Жжет меня стыдом и гордостью. Не из-за бутылки я кончала, дурак. Ты же сам это понимаешь.

— Спасибо, кстати… За бутылку. — Стреляю в ответ. Дразню чертей. Зазываю в танец. Я умею с ними справляться. Он это знает.

Хочется податься вперед. Качнуться маятником навстречу, но я сдерживаюсь. Он смаргивает и шагает в сторону.

— Пожалуйста, кстати… За бутылку. Там завтрак принесли. Пойдем.

Кивает в сторону спальни. Я выхожу и послушно ступаю перед ним.

* * *

Шторы давно раздернуты. Комнату заполняет яркий свет.

Постель так красноречиво измята, что мои щеки опять вспыхивают.

Страшно представить, о чем думала горничная, расставлявшая тарелки на столике.

Чтобы не тратить нервные клетки, которые и так в дефиците, сама думаю, что в гостиной есть было бы удобней, но Айдар почему-то решил тут. Окей.

Я вижу, что накрыто на двоих, но испытываю ужасную неловкость. Четкого понимания, на каких я здесь правах, по-прежнему нет.

Хватаю со стола кофейную чашку с блюдцем и зачем-то иду подальше — к окну. Мне будет спокойней позавтракать дома, а пока просто забью желудок горькой жидкостью.

Двигаю тюль, смотрю вниз. Под высоким зданием снуют люди и машины. Слышу, что Айдар отодвигает себе стул, потом — звенит приборами. Снимает крышки. По спальне разносится запах вкусной еды.

Делаю большой глоток кофе.

Надо спросить, какие у него планы, а я как-то трушу.

Я еще не еду. Помню. А когда?

Телефон Салманова вибрирует. Я дергаюсь и оглядываюсь. Он смотрит на экран, жмет кнопку и откладывает.

Мой остался в ванной. Я звонила утром Аллочке. Они проснулись. Позавтракали. Сейчас соберутся и пойдут на площадку гулять. Ждут меня…

— Если я тебе мешаю… — Привлекаю внимание бывшего мужа. Его обманчиво любопытный взгляд гасит энтузиазм.

— Сядь поешь, Айлин.

— Я не голодная, спасибо, — проявляю глупейшее упрямство, а на самом деле просто плохо себе представляю, как буду сидеть напротив него и есть.

Это слишком. Слишком мирно. Слишком счастливо. Я и так после сегодняшней ночи напридумаю себе всякого. А вдруг потом снова разбиваться?

Отворачиваюсь