Красивый. Наглый. Бессердечный - Кира Туманова
«Кирюша, пупсик, прости мы не будем вместе» И куча разбитых сердечек.
Что за хрень? Офигев, протираю глаза и снова смотрю в экран.
Да, мне не показалось!
Сердце долбится об грудную клетку, мелко стрекочет в висках. На меня сначала медленно, потом всё быстрее, как горная лавина, снисходит осознание. Крутит, ломает, заставляя свихнуться от происходящего!
Сука, не может быть! Подхватываюсь с кровати, и несусь к двери. дергаю ручку на себя и застываю, широко раздувая ноздри.
Под моей комнатой, нервно хихикая, стоит пьяненький отец. С телефоном, мать его, в руках!
Меня передёргивает от отвращения. В глазах темнеет от ненависти и ярости.
Тварь! – ору во всю мощь и замахиваюсь.
Не так быстро и инстинктивно, как с ребятами в балаклавах. Тормознуто, будто смотрю фильм в медленном режиме. Всё-таки тяжело переступить через себя и треснуть его по лицу. Дать так, чтобы пошли кровавые сопли из носа! Чтобы отпрянул и прекратил хихикать!
- Не смей! – гаркает и вытягивается в струнку. Будто и не было передо мной сейчас пьяного клоуна.
И я, повинуясь его взгляду, опускаю руку. Она зудит, будто в кулак вгрызлись злобные муравьи. Жалят меня, пуская яд по венам.
- Не смей, - повторяет ледяным тоном. – Иначе сам знаешь, что будет. Пупсик!
И я разжимаю кулак, как под гипнозом.
- Зачем? – Сиплю на выдохе. – За что ты так со мной?
- Потому что, как я сказал уже, я хочу гордиться тем, что воспитал хорошего человека. Ты – моя гордость, Кир. И я не позволю тебе марать наше имя.
Схватившись за переносицу, слегка машу головой, не в силах поверить в происходящее.
- Ты же не думал, что я позволю вам продолжить общение на расстоянии? Это только обострило бы твою нездоровую тягу.
- Как ты можешь так... Жестоко!
- Это в твоих интересах, Кир. Да, теперь я вижу все твои сообщения, звонки и переписки. И могу контролировать и фильтровать, - пощелкивает пальцами, подбирая нужное слово, - ненужный контент.
- С-сука! – шиплю бессильно. – Какая же ты сволочь!
- Осторожней со словами, пупсик. А то отправишься в Швейцарию с голой жопой. Ты знаешь, я могу это сделать. А теперь, собирайся. Дмитрий уже ждёт.
Я аж задыхаюсь от ярости. Дышать не могу!
Единственное, что я могу сделать сейчас, хлопнуть дверью так, что его чуть не сносит.
Мне хочется свернуться на полу калачиком. Прямо на пороге. И завыть.
Но, если он увидит меня скулящим на полу, наверное... Наверное, я умру.
Ненавижу его!
Глотая злые слёзы, швыряю не глядя в рюкзак и чемоданы всё, что нахожу в шкафу. С него хватит, сделать так, что я реально буду вынужден банчить одеждой.
Это плевать. Главное, чтобы сдержал обещание и помог Арине!
Оглядываю два чемодана и рюкзак, с запиханным туда кое-как барахлом. И немного успокаиваюсь.
Главное, я буду не здесь. Я не смогу вынести даже день с ним в одном доме!
Я что-нибудь придумаю, я обязательно вернусь! Но не в этот долбанный дом. Ноги моей здесь больше не будет, клянусь!
Спускаюсь по ступеням, волоча за собой два чемодана. Отец сидит на диване в гостиной, салютует мне бокалом. На его лице такая довольная ухмылка, что я отвожу глаза. Боюсь, что моё шаткое душевное спокойствие пошатнётся, если он скажет мне ещё хоть слово. Не дай бог встанет, чтобы обнять!
Он не встаёт.
У дверей меня ждёт Дмитрий. Уже не такой замученный и замёрзший. Руками в тёплых перчатках перехватывает у меня чемоданы.
- Отвези его в аэропорт. Билеты и документы в бардачке. Ваше здоровье!
Подняв бокал делает смачный глоток. Дима пригибает голову, как побитый пёс, и выходит на улицу.
Я на секунду останавливаюсь на пороге. Хочу сказать ему много чего! Закрыв глаза, делаю глубокий вдох.
Нет, не хочу! Выхожу следом за Димой, который отвезёт меня сейчас в новую жизнь.
Глава 43.
Взрослеть, значит снять очки иллюзий
Арина через четыре месяца
- Мам, не надо плакать, правда.
Мама смотрит, как я иду по специальной беговой дорожке в высоких ботинках, фиксирующих мои ноги чуть ли не до бедра, и почему-то смахивает слезинки.
Не понимаю. Я собой очень горжусь.
- Прости, дочка. Это я потому, что у тебя ножки такие худенькие. Жалко тебя...
Отворачивается, чтобы я не видела её слёз, а спина трясётся от рыданий. А мне это рвёт сердце.
- Мама, ну правда... Если будешь сырость разводить, я не разрешу тебе на тренировки ходить.
- Всё, не буду!
Выпрямляется, поднимает подбородок и улыбается мне.
- В-о-от, - тяну я, старательно шагая, - так ты мне больше нравишься. Всё хорошо, у меня успехи. Скоро буду танцевать.
- Даже не знаю, в кого ты такая, - мама вытирает щёки.
- Какая?
- Сильная!
- В тебя, - шлю ей ответную улыбку. – Всё получится, мам. Станислав Эдуардович денег не жалеет.
- Не говори о нем! Если бы не его сынок, ты бы здесь и не оказалась!
Мамино лицо становится непроницаемым, как скала. От недавней лучезарности не остаётся и следа. И у меня самой что-то ёкает. Мне больно вспоминать всё, что связано с Киром. Даже имя его отца не стоило произносить. Зря я о нём вспомнила.
- Не буду, прости, - опускаю глаза. Наблюдаю, как бегут электронные цифры показателей, и как двигается полоса под моими ногами.
**
Сегодня меня забирает с реабилитации Таня, потому что маме нужно бежать на работу.
Таня ждёт меня в фойе. Оборачивается, услышав стук костылей. Почему-то пытается незаметно смахнуть слезинки и прячет в карман телефон. Сегодня что, у всех день жалости меня? Татьяну-то с чего накрыло?
Подруга подхватывается навстречу:
- Ариша, - обнимает, - ты каждый раз всё бодрее. Прямо радуюсь.
Недоверчиво присматриваюсь. Почему тогда у неё самой глаза на мокром месте? Может быть со Стасом поругалась?
- Такси опаздывает, - сообщает Таня. - Посидим пока?
Перед 8 марта вызвать такси – та ещё проблема. Все стоят в праздничных пробках. И я чувствую себя немного виноватой перед подругой, которая тратит вечер на меня, а не на Стаса или сестрёнок.
Мы видимся часто, но нам всегда есть, что обсудить. Только одной темы мы не касаемся. ЕГО!
