Под кожей (СИ) - Мария Летова
Сглотнув, произношу:
— А я?
— Что — ты?
— Я… что-то вроде… состязания?
— Не говори чушь, — отсекает он. — Ты — это ты. Еще час назад я думал, что ты моя женщина, а сейчас уже не уверен. Ты либо со мной, либо нет, Карина.
— Я не твоя собака!
— Верность бывает разной, — чеканит он. — И она не всегда унизительна. В любом случае верность тебе знакома. Ты отличная жена. Он трахался на стороне, а ты до сих пор его защищаешь, — говорит Денис, мотнув головой в сторону. — Трахался на стороне, будучи отцом и женатым человеком. Если ты считаешь, что у меня нет ответственности к твоей дочери, то у него и подавно.
Даже если бы он отвесил мне пощечину, было бы не так больно.
— Просто я не умею ненавидеть так, как ты, — выталкиваю я.
— Ненависть здесь ни при чем. Я на вещи смотрю трезво.
— Наша семья… не тебе о ней судить!
— Разумеется, — вскидывает он руки. — Я скажу тебе, что думаю о нас с тобой, если не возражаешь.
Я отвечаю молчанием, хотя мне достаточно и того, что он уже сказал!
Жестокий… он жестокий… говнюк…
— То, что произошло там, — указывает он подбородком на ресторан, — мне не понравилось. С тобой я на многие свои принципы уже наплевал и сейчас готов закрыть глаза, но что-то мне подсказывает, что ни хера из этого не выйдет.
Холодок, который кусал мой позвоночник, превращается в настоящий холод, и он растекается по моим венам за мгновение.
Чтобы держать подбородок высоко, мне приходится напрячь шею.
— Я с ним делиться не собираюсь, — проговаривает Денис. — Тем более своей женщиной.
— Все не так…
Он проводит рукой по лицу. Снова кладет руки на талию. Смотрит. Смотрит. Смотрит…
Моя гордость… она вопит. Именно поэтому я молчу, решая позволить ему высказаться! Несмотря на то, что слабость сковала ноги и руки, велю себе держать рот закрытым.
— Мне надо идти, — говорит он наконец-то. — У меня полчаса всего, потом нужно быть в прокуратуре. Я думаю….
Пытаясь сохранять дыхание, выгибаю брови.
— Думаю, нам не помешает пауза.
— Ну уж нет, — бросаю я. — Хочешь все прекратить — так и скажи!
Я продолжаю дышать по инерции. Пока он взвешивает мои слова, оценивает. Инерция — топливо всех моих жизненных процессов.
— Да, — кивает Денис. — Думаю, стоит все прекратить.
Дурак…
Мне хочется кричать это слово ему в лицо. В чертову вселенную!
Дурак, дурак, дурак!
Вместо этого я разворачиваюсь и открываю дверь своей машины.
Мои руки не дрожат, когда я пристегиваю себя к сиденью. В глазах нет слез, нет ничего! Только инерция, с которой я покидаю парковку, ни разу не посмотрев в зеркало…
Глава 57
Две недели спустя
Не знаю, когда это произошло. Когда в меня впрыснули эту сыворотку, от которой влезть в прежнюю кожу не получается. Злиться так, как раньше, внутри себя, — не получается. Втиснуться в ледяной панцирь, чтобы сохранить себя в целости и сохранности до лучших времен, — не получается.
На этот раз все мои эмоции плавают так близко к поверхности, что ненароком их может зацепить любой, и тогда я становлюсь капризной, требовательной, злой…
— Вот здесь только краску поменять…
Дизайнер, которого я наняла для ремонта в «Елках», инспектирует мою кофейню. Это девушка, с которой я еще ни разу не работала, но нынешнюю версию меня она устраивает полностью. У нее приятный голос, приятная улыбка. Мне комфортно, а это уже половина дела.
Двигаясь за ней по залу, я по инерции со всем соглашаюсь.
Инерция…
В ней было чертовски комфортно, правда, из этого состояния меня вытряхнуло довольно быстро.
— Я бы поменяла подоконники, — продолжает мой дизайнер. — Я знаю ребят, они новенькие на рынке, сделают деревянные подоконники за копейки. И тогда можно будет шторы заменить на жалюзи, как вы и хотели…
Я очень надеюсь, что вся эта информация отложится в голове на подсознательном уровне, потому что с самого утра внутри меня настоящий лихорадочный пожар, и я только одной ногой в реальности, а второй — глубоко внутри себя.
Когда мы заканчиваем осмотр, я возвращаюсь к столику у окна, за которым Сабина занимается раскраской. Полностью поглощенная этим занятием, она что-то бормочет под нос, болтая свисающими со стула ногами.
— Собирайся, — прошу я ее, подойдя к столу.
Я начинаю собирать собственную сумку, заталкивая в нее ноутбук и блокнот.
— Не хочу! — упрямо смотрит в свою раскраску дочь.
— Саби, — прошу я. — Мне срочно нужно домой.
— Зачем?
— Потому что я прошу тебя об этом, — повышаю я голос. — Этого недостаточно? И тебе пора обедать.
— Я не хочу фрикадельки!
— Я приготовлю что-нибудь другое.
Она сопит, поджав губы, но в конечном итоге начинает собирать свои фломастеры.
За столиком у другого окна пьет кофе девушка, которую я уже видела в «Елках» на этой неделе. Она привлекает внимание, потому что красивая, яркая. Ее голову покрывает шелковый платок, но достаточно свободно — черные волосы блестящей волной лежат на плече.
Когда смотрю на нее, она быстро опускает взгляд на свою кружку.
Я помогаю Сабине одеться, Ильдар успевает галантно придержать для нас дверь, когда мы уходим. В машине я включаю любимую песню дочери, чтобы выбить ее из этого капризного состояния. Теперь в нашей жизни единственный человек, которому достанется ее отличное настроение, — это лишь ее отец.
Я не видела его с тех пор, как он сел в свою машину на той стоянке.
Балашов забирал Сабину неделю назад, и так вышло, что я передала ее через папу. Причина не в том, что я избегаю с ним встреч. Нет. Он сам не ищет встречи, где он сейчас, мне просто плевать. Кажется, отныне смотреть сквозь Балашова — моя новая сверхспособность.
Смотреть и не чувствовать ничего. Ни горечи, ни обиды, ни боли. Даже фантомы этих чувств испарились.
Я гоню машину по городу, торопясь поскорее попасть домой.
Еще несколько дней назад я думала, что неспособность ни крошки проглотить в последние дни — это следствие тоски, гребаной тоски, от которой меня выворачивает. Неспособность затолкать в себя хоть что-то — последствия моей зависимости под названием Денис Алиев.
Тоска, слабость, гнев, гордость…
Тоска… физическая и ментальная…
Любовь…
Обида…
Гордость…
Все мои чувства смешались и спорят между собой до хрипоты, а его жесткие слова бередят душу! Я не могу их забыть. Ни единого слова.
Его семья, его принципы, его гордость…
В этих вещах заключаются его жизненные приоритеты, а я