Пуанта (СИ) - Тес Ария
Две недели спустя
Я резко просыпаюсь от того, что мое плечо нежно теребят — это мама. Тру глаза, а потом выдыхаю. Знаю, что сейчас начнется. Все они пытаются заставить меня уйти из больницы, но я не отхожу от него ни на шаг уже две недели. Сама на призрак похожа, привыкла засыпать под писк мониторов, да и не ропщу совсем. Мне плевать на все — я просто должна быть рядом, когда он очнется…
— Амелия, пожалуйста, ты должна хотя бы поесть…
— Я не уйду.
— С ним все будет хорошо. Кирилл отличный врач, он держит Макса на особом контроле и…
— Я сказала, что не уйду! — взрываюсь и резко от нее отхожу к окну, в которое упираю руки и голову, — Не оставлю его больше никогда.
— Амелия, тебя никто не просит это делать, но ты должна отдохнуть.
— Я только что спала.
— Ты понимаешь, о чем я говорю. Посмотри на себя, ты похожа на призрак.
— Перемена места не поможет! — резко поворачиваюсь на нее и рычу, злобно раздув ноздри, — Я везде буду такой, пока он не придет в сознание!
— А как же Август? — тихо спрашивает, — Он по тебе скучает, спрашивает…
— Мама, прекрати. Он не должен видеть меня такой. Я не хочу, чтобы он боялся…
— Амелия, он итак напуган. Чувствует, что что-то не так. Ты…
— Ты что не понимаешь? — жалобно шепчу, роняя очередные слезы, — Я должна здесь быть. Ее так и не поймали, что если она заявится сюда и…Он итак пострадал. Я не позволю больше навредить ему, ясно?!
— С этим я могу помочь.
Раздается голос, которого я не знаю, и я резко направляю пистолет, с которым больше не расстаюсь, на вход. Из него появляется мужчина. Я его уже видела, тогда в первый день видела — незнакомец с голубыми, как чистое озеро, глазами и светлыми волосами.
— Кто ты?!
— Спокойно. Это ни к чему.
— Я спросила: кто ты на хрен такой?! Лучше отвечай, потому что я выстрелю. Единственное, почему еще этого не сделала…
— Ты меня уже видела. С Максом.
— Отвечай.
— Я его друг.
— Я знаю его друзей, ты в их список не входишь.
— Вхожу, поверь. Это может подтвердить и твоя семья, и его.
Недоверчиво смотрю на маму, она слегка кивает, и тогда, зная, что врать мне она не станет, я опускаю пистолет, а он усмехается.
— Называй меня Чехов.
— Как ты хочешь помочь?
— Все просто: я организую ему круглосуточную охрану, да такую, что мышь не проскочит. Ты же боишься, что именно это произойдет? Поэтому сторожишь его тут днями и ночами?
— Я не боюсь. Я уверена, что эта сука еще не закончила.
— И ты не позволишь навредить своему мужчине, это достойно уважения, но ты также не поможешь ничем, если сама ляжешь рядом.
Ежусь, потому что, наверно, чувствую — в его словах есть доля истины. Загадочный Чехов же усмехается.
— Я Максу очень обязан. Он мне помог в свое время кое с чем разобраться, и кое от чего отойти, так что я сделаю все, но он не пострадает. Клянусь.
— С чего мне тебе верить? Я тебя знать, не знаю.
— Макс верил. И я ему верил настолько, что позволил защитить самое дорогое, что у меня есть. Он спас мою дочь и любимую жену, Амелия. Как думаешь, что я сделаю, чтобы вернуть ему долг?
Все.
— Ты сделаешь все.
— Вот именно. Отдохни, к нему никто не пройдет, даю слово отца и мужа. Его безопасность — мой главный приоритет.
Смотрю на маму, потом на Макса. На него дольше, мне ведь все равно очень сложно решиться, но я чувствую, как ускользаю. Мои силы на исходе, а еще есть Август…Я представляю, как ему сейчас страшно, и, пусть не хочу пугать больше своим видом, знаю — если бы я была на его месте, то хотела бы увидеть маму.
— Если с ним что-то случится, Чехов, — делаю ударение на его имени, — Я убью всех, кто тебе дорог, услышал меня? Всех, кому ты хотя бы просто руку жал. Даю свое слово.
— Слово дочери последнего самурая? Готов поспорить на что угодно, оно тверже стали.
Если бы не усталость, я непременно вникла бы в суть, уточнила, полюбопытствовала хотя бы, но сейчас я просто с ног валюсь, поэтому пропускаю его ухмылку и киваю.
Три недели спустя
Происшествий нет, но и движения тоже. Ксению до сих пор не нашли, и это меня пугает. Как она может так хорошо прятаться? Все должно было бы быть не так, а оказалось — еще хуже. Поэтому я решаюсь на то, на что не решилась бы никогда: Август должен улететь в Японию.
— Мам, я не хочу улетать.
Ему это, конечно, не нравится. Я мягко улыбаюсь, поправляя его кучерявые волосы, а потом тихо прошу.
— Малыш, вы с бабушкой Марией будете много гулять. Узнаете…
— Мам, я ничего не хочу делать без вас с папой.
— Я знаю. Я тоже когда-то не хотела, но так нужно. С дедой Петей на рыбалку пойдете?
Он вздыхает и смотрит на свою уточку, и тогда я подаюсь вперед, кладу свои руки на его и слегка сжимаю, чтобы он снова на меня посмотрел.
— Родной, я знаю, что ты еще такой маленький, но я уверена: ты сможешь понять. Папа пытался нас защитить и серьезно пострадал, теперь я должна защитить его, понимаешь?
— Да… я буду мешать?
— Нет, конечно не будешь, но я должна сосредоточиться на нем. Плохие люди желают нам зла, и если ты будешь рядом, они смогут навредить нашей семье. Мы должны ненадолго расстаться, чтобы потом снова быть вместе.
— Ты обещаешь?
— Да. Мы будем одной семьей, просто нужно немного потерпеть. Ты же мне доверяешь?
— Ты у меня умная. Доверяю.
— Вот и хорошо.
— Но обещай, что ты сводишь меня к нему.
— Хочешь поедем сейчас?
— Да.
Так мы грузимся в машину. Знаю, что возможно это неправильно, возможно так я его травмирую, но Август настолько решительный, собранный и смелый в эту самую секунду, что, кажется, все я делаю правильно. Забавно, но даже когда мы идем по коридору: мне страшно, а ему нет. Сын останавливается напротив двух крупных мужчин, смотрит на них снизу вверх и говорит:
— Я пришел к папе. Дайте пройти.
Я даже усмехнуться не успеваю, узнавая в нем себя, а вот охранники улыбаются и пропускают нас. Твердой походкой Август заходит в палату, но останавливается, не доходя до кровати. Я смотрю сейчас только на него — как меняется его лицо, настроение, чтобы в любой момент быть рядом, но этого не требуется. Он подходит ближе, потом забирается на мое кресло, сжимает его руку и шепчет.
— Он поправится, мам. Он у нас сильный, и он обещал, что меня не бросит. Папа будет в порядке.
Я закрываю лицо руками и снова плачу, правда лишь до момента, как не получаю строгий выговор:
— Не плачь, мам. Он сильный, ты тоже должна быть сильной.
Правда, дорогой. Я должна. Поэтому это был последний раз, когда я плакала в этой палате.
Месяц спустя
Меня будит звонок. Сон и без того нервный, совсем невесомый как будто, поэтому я вскакиваю сразу и снимаю:
— Да?!
Сердце бешено колотится. Мне кажется, что я непременно услышу что-то плохое, но вместо этого Матвей радостно говорит:
— Он пришел в себя!
Дорогу я совсем не помню, но уверена, что быстрее, чем я, в эту больницу еще никто не приезжал. Залетаю, как бешенная, в зал ожидания, и вижу там всю семью в сборе: мои родители, Арнольд, Лекса с Аленой, Матвея и пузатую Лилиану. Но смотрят они на меня как-то странно…слишком странно.
— Что случилось?!
— Эм…
— Что «эм…»?! — передразниваю Лекса, но потом отступаю на шаг и шепчу, — Нет…вы сказали…
— Так! Спокойно! — рычит отец, потом встает и подходит, чтобы передать какие-то бумаги, — Они просто мнутся и не знают, как тебе сказать. Вот.
Читаю, но смысла не улавливаю, поэтому хмурюсь сильнее. Чтобы дошло — мне требуется, наверно, долгих минут десять, а то, что я чувствую — вполне закономерно.
— Он совсем…
Злость захлёстывает жесткой волной, которая сама несет меня в сторону палаты. Я не слышу и не вижу никого, чуть ли не с ноги выношу дверь, и ору:
— Какого хрена?!
Марина украдкой стирает слезы, смотрит на Макса, а тот отворачивается.
Он реально пришел в себя, а я чувствую дикий коктейль: радость, вместе с ним злость, даже ярость. Не думала, что после всего, он выкинет что-то, что заставит меня снова хотеть его убить, но, кажется, привычки не умирают, даже если мы почти оказываемся на том свете.
